Содержательное единство 2001-2006 - Сергей Кургинян

В этих условиях Кучме, с одной стороны, приходится все более сложным образом лавировать между Россией и Западом. И, с другой стороны, он не может не опереться на наиболее мощный украинский клан, альтернативный "днепропетровцам" и "западенцам", – на "донецких". И в конце 2002г. он назначает премьером – и якобы своим преемником – Виктора Януковича.

Вот так появились в украинской политике эти две ключевые фигуры.

В 2002 – 2004гг. идет "раскрутка" Януковича частью российской элиты и окружения Кучмы. При этом с самого начала понятно, что "консенсуса" по поводу Януковича даже в ближайшем окружении Кучмы нет. Это видно хотя бы по тому, что Кучма, публично поддерживая Януковича, одновременно оказывает "знаки внимания" (в смысле преемнических перспектив) и главе АП В.Медведчуку, и даже Ющенко. Чем, отметим, окончательно запутывает и восстанавливает против себя и Москву, и Запад, и собственную украинскую элиту.

Кланово-корпоративная конфигурация в развитии политической ситуации в республике, как уже видно из изложенного, имеет весьма большое значение. А мифов вокруг нее сейчас в прессе гуляет множество. Потому я считаю полезным кратко ее охарактеризовать так, как мы ее сейчас видим и понимаем и как она двигалась в политике.

Корни кланово-корпоративной структуры на Украине, как и везде, находятся в советской эпохе. Но лишь в постсоветское время украинские кланы окончательно структурировались, в основном обособились друг от друга, и стали важнейшим экономическим и политическим фактором. При этом главным свойством клановой структуры на Украине по причинам, о которых я уже говорил, является ее подчеркнуто территориальный характер.

Основные клановые образования, сложившиеся на постсоветской Украине, следующие:

Донецкий клан, главным ресурсом которого всегда являлась угледобыча и часть связанного с ней коксохимического и металлургического (первые переделы) производства;

Днепропетровский клан, опирающийся, прежде всего, на тяжелое машиностроение, энергетику, нефтехимию и предприятия ВПК;

Харьковский клан, главным ресурсом которого являются предприятия тяжелого и высокотехнологичного ВПК;

Южноукраинский клан, опирающийся в основном на портово-перевалочное хозяйство и отчасти нефтепереработку;

Киевско-полтавский клан, базой которого являются часть высокотехнологичного ВПК, машиностроения и сельскохозяйственного производства (в т.ч. сахар и спирт);

Галицийский клан, опирающийся на сельхозпроизводство (хлеб, плодоовощная продукция) и отчасти на легкую промышленность;

Закарпатский клан, живущий сельским хозяйством (в особенности виноделием) и товарным транзитом из Румынии, Венгрии и Словакии.

Особняком в этом раскладе стоит Крымский клан. В советское время Крым контролировался, несмотря на его давнюю, еще в 1954 году, передачу Украине, преимущественно из Москвы. Поэтому его главные ресурсы – комплекс санаторно-курортных объектов и портов – стали предметом реального элитно-корпоративного дележа только в постсоветское время, то есть при новой "незалежной Украине".

В отношении "большой политики" указанные кланы, в большинстве случаев, позиционируются по схеме "Восток-Центр-Запад", которую я приводил ранее. Но при этом, в силу описанной выше специфики истории появления "незалежной Украины", а также из-за отсутствия у всех сегментов украинской элиты внятной стратегии, достаточно регулярно отмечаются случаи тактического союзничества и вполне парадоксальных клановых конфигураций, когда, допустим, "галичане" пытаются договариваться с частью "донецких элит". Это известно. То есть на Украине все далеко не так просто и однозначно.

Схематическая "клановая распайка" Украины приведена на рис. 2.

На западе страны – "галицийские" и "волынские", а также "закарпатские" клановые группы. "Галицийцы" и "волынцы" – это такие "западенцы-самостийники", радикальные антироссийские украинские националисты (особенно Галиция, Волынь – в меньшей степени).

Центр – это преимущественно "киевско-полтавские" и "кировоградско-криворожские" элитные клановые группы.

Восток республики – это в основном "днепропетровские", "донецкие", "южноукраинские" и "харьковские" элитные клановые группы.

Особняком стоят "закарпатские" (которые, в принципе, находятся на Западе, но тяготеют прежде всего к "восточным" и чаще всего политически с ними консолидируются, поскольку находятся под достаточно сильным конфессиональным, политическим и иным давлением "галичан"), и "крымские" (которые играют в свою игру на противостояние между "Центром" и "Востоком").

Однако сразу следует подчеркнуть, что это лишь грубая схема, не отражающая важных деталей ситуации. Так, например, в "донецком" клане существуют по крайней мере три далеко не дружественные группы, которые консолидируются и согласуют свои действия лишь тогда, когда развитие событий остро угрожает их общим интересам.

А Кучма (вроде бы представитель "днепропетровского" клана) оказывается, в силу своего происхождения из как бы "чужеродного" региону Военно-промышленного комплекса, далеко не однозначным союзником "группы Лазаренко".

В "самостийную" эпоху происходила определенная клановая переструктуризация Украины, связанная, прежде всего, с попытками тандема Киева и Галичины узурпировать власть. Эти попытки, как я уже сказал, привели к еще более плотному клановому блокированию по принципу "Восток и Юг против Запада", причем "Восток" на первом этапе возглавил наиболее мощный на то время Донецк.

Основными центрами, определяющими курс и притязания Востока, являются Донецк, Луганск, Днепропетровск, Запорожье, отчасти Одесса. До 1993г. абсолютно доминирующую роль играл Донбасс и конкретно Донецк, но позже центр тяжести начал смещаться в сторону Запорожья и особенно Днепропетровска, как регионов, менее зависимых от Киева (менее отягощенных дотируемым добывающим углекомплексом и относительно самодостаточных по внутренним ресурсам сельхозпродукции и электроэнергии).

С приходом во власть Кучмы и Лазаренко этот процесс резко усилился. В то же время, по крайней мере с 1995г., регулярно просматриваются также и заявки Харькова – как бывшей столицы республики (с 1919 до 1934 года) и центра науки и высокотехнологических производств – на ведущее положение в сравнении со "столицами тяжелой промышленности", Донецком и Днепропетровском.

При этом главные экономические интересы элит Востока, представленных, в первую очередь, директоратом и собственниками крупных и сверхкрупных предприятий, ориентированы на Россию (как на источник сырья и комплектующих и как на рынок сбыта). А также на банковско-промышленные корпорации Западной Европы (считается, прежде всего, Германии), с которыми у них еще с советских времен имелись устойчивые связи.

Традиционно сильное положение элит Востока на общесоюзной (теперь – российской) политической сцене также стимулирует их пророссийские ориентации. Преимущественно русскоязычное население восточных регионов, имеющее тесные, в том числе родственные, связи в соседних областях России, является достаточно мощным и устойчивым электоратом этих элит.

Несколько особняком и в определенной мере "над схваткой" пытаются встать элиты Юга. Одесса и Николаев, по сути, обеспечили себе режим "порто-франко" (и соответствующие доходы) и потому настороженно относятся к любым попыткам Запада и Востока сломать сложившееся равновесие политических и экономических сил. Однако они жестко дистанцируются от попыток Запада продвинуть на юг практику "тотальной украинизации" и неизменно солидаризуются с Востоком при любых поползновениях Киева ущемить права регионов.

Старая часть элит Крыма весьма болезненно переживает потерю полуостровом статуса "общесоюзной здравницы", пользовавшейся повышенным вниманием московской номенклатуры и имевшей, в силу этого внимания, особые права и преференции (например, возможность напрямую общаться с отдыхающими в Крыму членами Политбюро ЦК и правительства). Положение провинциальных задворков Украины эти элиты явно не устраивает. Кроме того, их крайне беспокоит разыгрывание сегодняшним Киевом в антироссийских целях крымско-татарской карты.

Элиты Закарпатской (Русинской) Украины ведут себя в этом раскладе достаточно осторожно. Они блокируют перехват власти в регионе "западенцами" и украинскими националистами, и регулярно выдвигают разного рода автономистские требования: "Хотим Закарпатской автономии! Хотим Русинской автономии!"

При этом Восток и на уровне элит, и на уровне массового сознания в очень небольшой части готов оседлать радикально-националистичес-кую антироссийскую лексику, символику и идеологию. А Запад и на массовом, и тем более на элитном уровне в очень небольшой части готов от них отказаться. Центр находится в перманентном расколе между этими позициями, хотя все более последовательно сдвигается к "антимоскальскому национализму".