Шопоголик и сестра - Кинселла Софи

Джесс мне не сестра. Не моя кровь и плоть. Просто… чужая девушка.

Я стою и глазею на девушку, которую совсем не знаю и которой вдобавок совсем не нравлюсь.

И вдруг мне хочется сбежать отсюда, и поскорее.

— Ладно, — произношу я, собираясь с духом. — Пожалуй… мне пора. Всем до свидания. Удачи вам с протестом.

Мне не отвечают. Никто еще не успел оправиться от потрясения. Трясущимися руками подхватываю сумочку и отодвигаю стул. По пути к двери замечаю чей-то сочувственный взгляд. Замедляю шаг, проходя мимо Джима, — он почти так же расстроен, как я.

— Спасибо за все, Джим. — Улыбка у меня вымученная.

Он дружески жмет мне руку.

— До свидания, детка. Было приятно познакомиться.

— И мне тоже. Передайте привет Келли. Уже у самой двери я оборачиваюсь и нахожу глазами Джесс.

— Тогда пока, — бормочу я. — Всего тебе хорошего.

— Пока, Бекки, — отзывается она, и я впервые замечаю проблеск сочувствия — у нее в глазах. — Надеюсь, вы с Люком помиритесь.

— Спасибо. — Я киваю, не зная, что еще добавить. И выбегаю за дверь, в темноту.

20

От горя я окоченела. У меня нет сестры. А я так надеялась.

Целый час я просидела на кровати в пансионе, глядя в окно на далекие холмы. Вот и все. Конец моим дурацким мечтам о том, как мы с любимой сестрой будем болтать, смеяться, бродить по магазинам, объедаться мятной помадкой…

Тем более что Джесс не желала ни ходить со мной по магазинам, ни жевать помадку. Даже смеяться не хотела.

Но поболтать-то мы могли. Получше узнать друг друга. Поделиться тайнами, спросить совета.

Тяжко вздыхаю и подтягиваю колени к груди. Да уж, такой концовки в шоу «Разлученные сестры. Обретенная любовь» никогда не увидишь.

Нет, что— то там похожее было. Те две сестрички, которым сделали пересадку почки, а потом анализ ДНК показал, что никакие они не сестры. Но общего у них было столько, что даже почка прижилась. И они заявили, что навсегда останутся родственными душами (и родственными почками, само собой).

А главное — они любили друг друга.

Одинокая слеза медленно катится по моей щеке, я сердито смахиваю ее. Нечего без толку лить слезы. Я всю жизнь была единственным ребенком в семье… мне не привыкать. Про сестру я узнала несколько недель назад. Тоже мне срок. Даже привязаться не успеешь… или еще что.

Вообще— то… я даже рада, что так вышло. Кому нужна такая сестра, как Джесс? Не мне, это точно. Нет уж, спасибо. А она, между прочим, права: у нас абсолютно ничего общего. Будто говорим на разных языках. Сразу надо было сообразить, что никакой дружбы не получится.

Внезапно я вскакиваю, открываю чемодан и начинаю швырять в него вещи. Переночую здесь, а утром первым же поездом вернусь в Лондон. Хватит торчать в деревне и зря тратить время. У меня своя жизнь. Я замужем, в конце концов.

Была. Совсем недавно.

Перед глазами встает Люк, каким я видела его перед отъездом, и в глубине живота возникает тянущая пустота. Наверное, он до сих пор злится. Мается на Кипре и проклинает меня. Я замираю со свитером в руках, но тут же упрямо задираю нос и ловко швыряю свитер в чемодан. Ну повздорили чуток, и что с того? Сохранить свою семью я сумею и безо всяких там сестер. Сама справлюсь. Книжку какую-нибудь куплю. Должна же быть на свете книжка «Как сохранить брак. Руководство для семей со стажем меньше года».

Запихиваю в зеленый чемодан все сувениры, которые накупила у Джима, сажусь сверху, чтобы вещи хорошенько утрамбовались, и застегиваю крышку. Вот и все. Кончено.

В дверь стучат, я поднимаю голову.

— Входите!

В комнату заглядывает Эди.

— К тебе гости, — сообщает она. — Ждут внизу.

В душе пробуждается слабая надежда. Я вскакиваю.

— Правда? Уже бегу!

— На всякий случай напоминаю правила пансиона, — нудит мне в спину Эди, пока я несусь к лестнице. — Никаких посетителей после одиннадцати вечера. В случае нарушения мне придется вызвать по…

Перепрыгиваю через последние ступеньки и вбегаю в тесную гостиную.

— Привет! Ой… — Я словно на стену налетела.

Джесс в комнате нет.

Зато есть Робин. И Джим. И еще пара местных, которых я видела на собрании. Переглянувшись, они дружно смотрят на меня.

— Привет, Бекки. — Робин делает шаг навстречу. — Как ты?

— Я?… Ничего, спасибо.

О господи, визит вежливости! Небось испугались, как бы я себе вены не вскрыла. Пока Робин собирается с мыслями, я объявляю:

— Послушайте, не надо за меня волноваться. Спасибо вам, конечно, но со мной ничего не случится. Просто лягу спать, завтра утром уеду домой, и… ну вот, собственно, и все.

Тишина.

— Видишь ли… мы по другому поводу, — говорит Робин и смущенно ерошит шевелюру. — Собирались кое о чем тебя попросить.

Этого я не ожидала.

— Да? Пожалуйста.

— Мы только хотели узнать… ты не поможешь нам с акцией протеста? — Он оглядывается, будто ожидает поддержки, и все согласно кивают.

— Помочь? — удивляюсь я. — Но… я же в этом не спец. Джесс правильно сказала. — От стыда я готова сквозь землю провалиться. — Я все выдумала. И про ежей тоже.

— Ну и что? — возражает Робин. — Зато у тебя полно идей — как раз то, что нам нужно. Верно ты говорила — нам нужны реальные действия. А Джиму понравилось предложение насчет вечеринки — правда, Джим?

— Само собой! Разве плохо заманить народ в магазин до четырех часов вечера? — И Джим мне подмигивает.

— Сразу видно, что у вас в таких делах есть опыт, — вносит свою лепту седой старик. — Вы в своей стихии, а мы нет.

— Когда ты ушла, мы по-быстрому провели голосование, — объясняет Робин, — и почти единогласно решили пригласить тебя в комитет. Остальные остались ждать в зале. Хотят узнать, согласишься ты или нет.

Все смотрят на меня так дружески, что у меня опять наворачиваются слезы. Я отвожу взгляд.

— Не могу. Простите, не могу. В Скалли мне больше нечего делать. Пора возвращаться в Лондон.

— Это еще зачем? — спрашивает Джим.

— Ну… дела зовут, — мямлю я. — Обязательства… понимаете?

— Какие еще обязательства? — удивляется Джим. — Ты не работаешь. Муж за границей. Квартира пуста.

Ясно: выкладывать о себе всю правду людям, с которыми только что познакомилась, противопоказано. Несколько минут я молчу, разглядывая розово-лиловые разводы на ковре Эди, и пытаюсь собраться с мыслями. Потом поднимаю голову.

— А что говорит Джесс?

Все молчат. Робин смотрит куда-то в сторону. Старик изучает потолок. На лице Джима — знакомое скорбное выражение.

— Ручаюсь, она единственная проголосовала против меня. — Пробую улыбнуться, но голос дрожит.

— У Джесс… свое мнение, — уклончиво говорит Робин. — Но оно не играет никакой роли…

— Играет! Еще как играет! Ведь я из-за Джесс сюда приехала! — Опять чуть не ляпаю лишнее, но вовремя беру себя в руки. — Послушайте, вы меня извините, но работать в вашем комитете я не смогу. Надеюсь, вы справитесь… а мне пора домой.

Робин набирает воздуха, готовясь что-то возразить.

~ Не могу, — повторяю я и смотрю в упор на Джима. — Постарайтесь понять. Не могу — и все.

И по глазам Джима я вижу: он меня понимает.

— Логично, — наконец говорит он. — Попытка — не пытка. — И кивает остальным, словно показывая, что разговор окончен.

Гости смущенно прощаются, желают мне удачи и гуськом выходят из гостиной. Хлопает входная дверь, я остаюсь одна. Так мне еще никогда не льстили.

На следующее утро за окном хмурое небо и низкие отяжелевшие тучи. Эди опять приготовила мне полноценный английский завтрак с кровяной колбасой, но меня хватает только на чашку чая. Поднимаюсь за чемоданами. Далекие холмы исчезли за пеленой тумана.

Наверное, эти холмы я больше не увижу. И сюда никогда не вернусь.

И слава богу, раздраженно думаю я. Ненавижу деревню. Не понимаю, зачем вообще сюда прикатила.

Засовываю остатки вещей в красный чемодан, потом решаю переобуться в бирюзовые босоножки на каблучках, со стразами на ремешках. Под пальцами перекатывается что-то маленькое и гладкое. Озадаченно сую в босоножку руку, вынимаю какую-то маленькую штучку и вдруг вспоминаю, что это такое.