Чужой 1917 год - August Flieger

Я долго маялся, размышляя, как мне отблагодарить этого замечательного человека за все то, что он для меня сделал и продолжает делать до сих пор. Когда же возникла необходимость сделать подарочную трость для Генриха, то решение пришло само собой — наградное оружие с гравировкой.

В кобуре был тот самый 'Наган' сорокового калибра, что я разглядывал в первые дни пребывания в этом теле. Теперь револьвер был украшен гравировкой: 'Ефрейтору Мышкину С.К. за спасение командира. 16 iюня 1917 г.'

Глава IX

2 декабря 1917 года было воскресенье.

Вчера у меня было ночное дежурство по батальону, так что сегодня до полудня — выходной. Поскольку я, ничтоже сумняшеся, выдрыхся 'на работе', собственно в процессе самого дежурства, то мы с Савкой отправились к краснодеревщику забирать подарок для Генриха.

Мастер не подвел: шафт трости был выполнен из ореха, серебряная Т-образная рукоять с насечкой удобно ложилась в руку. На ладонь ниже ручки — серебряное кольцо с дарственной надписью: 'Генриху Литусу на добрую память.1917 г.'.

Расплатившись, я забрал презент, упакованный в особый картонный тубус, и вышел на улицу, где меня ожидал Савка с нанятым извозчиком. Москва уже покрылась пушистым снежным ковром и теперь основным транспортным средством стали санки.

На перекрестке метался мальчишка-газетчик в облезлом малахае:

- 'Русское слово'! 'Русское слово'! Ежедневная газета 'Русское слово'! Последние новости с фронта. Вооруженные беспорядки в Берлине. Мятеж германских матросов в Киле! 'Русское слово'! Свежайший выпуск!

— Чего? — вслух пробормотал я. — Какой, нафиг, мятеж? Еще год как минимум… — И, чуть опомнившись, закричал газетчику. — Эй, ну-ка, поди сюда!

— Свежие новости, ваше благородие! 'Русское слово'! — мальчик сунул мне свернутую газету и, получив свою монетку, побежал дальше, выкрикивая, — 'Русское слово'! 'Русское слово'!

— Гони в Грузинский на Земляном Валу, — буркнул я вознице и, торопливо развернув газетный лист, впился глазами в передовицу.

Так-с. Что ту у нас? На Западном фронте без перемен. Экстренное заседание правительства. Всякая хрень. Ага! Вот оно: 'Как сообщает 'Таймс' в Киле произошел вооруженный мятеж нижних чинов кайзеровского флота. Есть убитые и раненые. В Берлине беспорядки среди рабочих. Происходят столкновения с полицией и военными. Погромы на складах продовольствия'.

Ух, ты! Ну, прям февраль 1917 года в той, другой России.

Не то, чтобы я был сильно удивлен, ведь беспорядки, забастовки и акции открытого неповиновения в разных регионах Германии происходили еще с 15-го года. Голод, увеличение налогов, ограничение прав и свобод, рабская эксплуатация в условиях военной экономики, чудовищные жертвы на фронтах — все это привело к социальному взрыву в ноябре 1918 года. Хотя, историки всегда считали, что основное влияние оказала успешная социалистическая революция в России.

Теперь же, если верить газете, события ускорились, причем явно не без помощи извне. Я в свое время немножко читал про эту самую 'Ноябрьскую революцию 1918 года'. Странная она была. По-немецки аккуратная и дисциплинированная. Никакой тебе 'дубины народного гнева' — все чинно, хотя и не без эксцессов. Создали советы, усилили профсоюзы и решили жить дальше по-новому.

К тому же, сама 'матросская буза' в Киле произошла из-за того, что Кайзеровский флот получил приказ идти на 'последнюю битву'. Пускай все погибнут, но нанесут англичанам максимальный урон, дабы потом был повод торговаться на мирных переговорах. Естественно, что выполнять столь идиотский приказ отказались даже дисциплинированные немцы.

А здесь мы имеем искусственно спровоцированный и организованный мятеж.

Главный вопрос теперь: А дальше-то что?

* * *

Дальше было 'временное' перемирие.

Сначала с немцами, потом с австрийцами, а еще через неделю с турками. Боевые действия на всех фронтах прекратились. Возможно, союзники и хотели бы продолжать свое давление на западе, но ни сил, ни средств, для этого у них не имелось. Британские войска были сильно истощены, а французские, кроме всего прочего, находились на грани открытого неповиновения командованию — все же 'Бойня Нивеля' обошлась им слишком дорого.

В то же время разборки в Германии продолжались, но по сценарию отличному оттого, что был известен мне. Вспыхнуло еще несколько восстаний в различных регионах страны.

Начались волнения в Австро-Венгрии. Там ситуация была еще более запутанной — как известно 'двуединость' монархии была весьма зависима от личности самого монарха. А уж когда император Франц-Иосиф, прозванный 'Стариком Прогулкиным' помер от банального запора, в стране начался разброд и шатание, ибо за последние четверть века у 'дедушки' сменилось аж четверо наследников, как и в моем мире. Вот только Франца-Фердинанда в Сараево никто не стрелял — его тихо отравили еще за полгода до начала Мировой Войны. Точнее, непопулярный наследник двуединой монархии умер естественной смертью — ведь при отравлении мышьяком такой исход куда как естественен. Что касаемо ставшего императором Карла I, то это был не тот человек, вокруг которого могла объединиться держава, а жесткое подавление любых выступлений только ускорило развал страны.

Австро-Венгрия вспыхнула, словно старый дом, подожженный со всех сторон одновременно. Поджигателей было много: венгры, чехи, хорваты и прочие, прочие, прочие…

Так что прогнозировать дальнейшие события мне было весьма сложно, ибо я все же не историк-специалист и о европейской политике начала ХХ века знаю маловато.

Хотя, если учитывать мое 'послезнание' о том, как все это происходило в нашем мире, вероятность того, что боевые действия возобновятся — крайне невелика.

Кайзер в Германии пока от престола не отрекся, но потенциальный распад Австро-Венгрии уже не за горами.

Будем посмотреть…

Ждать пришлось недолго: как-то разом полыхнул Будапешт, и Венгрия провозгласила республику и объявила о разрыве унии с Австрией.

На третий день после событий в Будапеште, все офицеры батальона были собраны в штабной комнате. Даже подполковник почтил нас своим присутствием. Поручик Юванен довел до нас приказ по гарнизону о переходе на казарменное положение и усилении патрулей за счет учебных частей. Кроме того, был обнародован новый распорядок по батальону: отныне офицеры ночуют в казармах, роты участвуют в патрулировании через три дня на четвертый.

Кстати, на этом 'марлезонский балет' не закончился — всех командиров рот поочередно вызвали в жандармскую команду, что квартировала при Павловских казармах, где занудный ротмистр прочитал каждому краткую лекцию о возможных случаях неповиновения среди подчиненных и недопущению коллективного бунта. Кроме того, была отмечена высокая вероятность беспорядков в городе, из-за чего собственно и вводилось усиление.

После прочувственной речи гебешника, я задумался о том, кто может стать источником проблем в роте. Таковых, при внимательном подсчете, оказалось шестеро. Однако, для полноты картины, я решил посоветоваться со своим фельдфебелем.

Дырдин, внимательно меня выслушал, почесал в затылке и попросил разрешения закурить. Раскочегарив свою трубку-носогрейку, он перебрал предложенные мной кандидатуры, отметя по ходу половину, по причине 'неавторитетности' и добавив к списку потенциальных 'зачинщиков' еще пару фамилий.

В конечном итоге, мы пришли к выводу, что открытого неповиновения опасаться не стоит, потому что в казарме все под присмотром, а возможное 'выступление' можно достаточно быстро пресечь.

Положительной новостью можно было считать, что наша очередь идти в патрули наступит через три дня, а к этому времени обстановка прояснится.

Обстановка действительно прояснилась, вот только ясность эта была безрадостной. В Москве начались беспорядки. Увлеченный примером наших военных противников, народ решился устроить свою Революцию.

Как я ошибался, рассуждая о ленинских признаках революционной ситуации — сказывалось мое 'попаданчество' и ограниченный круг общения. Предпосылки к выступлению как трудящихся, так и не шибко трудящихся масс, несомненно, были, вот только моему неискушенному глазу не удалось заметить ничего подобного.

Начало было традиционным: стачки, забастовки, демонстрации. Далее по плану, следовало ожидать погромов и попыток вооруженного выступления.

* * *

Мое первое дежурство в городе пришлось на 'собачью вахту' с ноля часов и до восьми утра, но обошлось без происшествий, ибо рота была направлена на охрану Курского вокзала и прилегающих к нему товарных складов от Колокольникова переулка до Яузы.

Было холодно, половину ночи мела сильная метель и посты приходилось сменять каждые два часа, чтобы люди не замерзали. Караульные жгли костры, пританцовывали на морозе, натянув башлыки до самых глаз.