Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

Но все же Юля рассказала вкратце Йохану о том, что с мужем больше не живет и что у нее есть дочь. Она ничего, тем не менее, не поведала ему о болезни Кати, как не упомянула и о том, что они сами скоро приедут в Москву, да надолго. Он же сказал, что не был женат, потому как слишком долго учился, затем стажировался; у него были недолгие отношения, но ничего серьезного из них не вышло.

Когда они расстались в Шереметьево и Катя пошла на свой следующий рейс, она с тоской посмотрела на Йохана, уверенная, что теперь она точно не увидит его больше. Одна мысль ей не давала покоя: как кому-то невероятно повезет, если Йохан когда-нибудь все же создаст семью. Есть такие счастливые женщины в мире, кто связывает свою жизнь с такими порядочными и умными мужчинами, верно, есть, но ей никогда не бывать в их рядах.

Вот и настал самый долгожданный день за последние полгода. Рано утром Юля с Катей отправились в Москву, собрав как можно больше вещей с собой: книги, учебники, компьютер, одежду, продукты. Когда сели в машину и уже начали отъезжать, Юля остановилась и вновь перепроверила списки анализов, убедилась, что она все документы взяла.

Огромная очередь в приемной больницы шла невероятно долго, и все это время они провели в холле. Маленькие дети носились по холлу, изнывая от скуки двухчасового ожидания, которая побуждала их пытаться что-то сломать или отломить: будь то панели радиаторов, или игровой домик рядом с окном, или стулья, или плинтусы у стен. В очереди было два таких же полных ребенка, как Катя, и Юля подумала, что, верно, они тоже поступят в их отделение, с тем же заболеванием.

Со всех сторон доносился детский кашель, и Юля почти сразу начала нервничать. Катя, словно ничего не замечая вокруг, читала книгу, изредка постанывая, что она умирает с голоду.

– Я только что тебя кормила, – отвечала Юля, словно молитву говорила, – потерпи немного, зайдем в палату, там поедим.

В большой палате все койки были заняты, и им досталась последняя. К их удивлению, детям и родителям давали одну кровать на двоих. Но она была намного шире, чем в их городской больнице, да и матрас был намного лучше, настоящий медицинский. Катя стала требовать еду немедленно. Весь этот день дочь от тоски больничной обстановки ела еще больше, чем обычно. Юля чувствовала, что из-за накатывающейся волны стресса у нее нет сил настаивать на соблюдении диеты, и она даже разрешила дочери есть хлеб из столовой.

В отделении было много детей, заболевших ОРВИ или гриппом, но поскольку в больнице не было инфекционного отделения, то перевести пациентов было некуда, в итоге в зимние месяцы было тяжело не заразиться вирусом. Юля недоумевала, зачем они получали справки об отсутствии инфекций.

Соседки по палате постоянно открывали окно или дверь. Неизвестно, что было хуже – простыть из-за окна или подцепить инфекцию от ходящих по коридору пациентов с кашлем. Юля, ввиду своего очень безответного характера, пыталась вежливо просить остальных матерей не открывать так часто окна или двери, но на все свои просьбы встречала доводы против:

– В духоте, наоборот, заболеем!

– Для сердца плохо!

В коридор Катя выходила только в маске, а остальные дети из их палаты выбегали без масок. «Если они в коридоре подхватят инфекцию, то мы об этом узнаем только через два-три дня. За это время и нас заразят. Так и начинаются эпидемии». Юля почувствовала, как у нее вновь начало покалывать пальцы рук.

На второй день они стали сдавать анализы. Сначала это были обязательные для всех отделений обследования, такие как кардиограмма, общий анализ крови. Далее должны были следовать уже специализированные назначения: УЗИ почек, мочевого пузыря и брюшной полости, рентген кистей рук и ног, биохимический анализ крови, суточные анализы мочи, общий анализ мочи.

Лечением их занималась другая врач, не та, к которой Юля попала на прием. Но последняя тщательно контролировала их ситуацию, обсуждала Катину историю вместе с другими научными сотрудниками на ученом совете. Юля и дочь часто встречали ее в коридоре, и она, к их радости, каждый раз узнавала их и здоровалась.

Юля изо всех сил старалась забыть об опасности инфекции, не думала об этом: читала книгу, смотрела мультики вместе с дочерью, разговаривала с соседками по палате. Однако тревога не оставляла ее, и теперь она по два раза в день делала тест-полоски Кате, чтобы убедиться, что их бледно-зеленый цвет не становился ярче.

Всякий раз, когда Катя приносила ей баночку, Юля чувствовала, что внутри нее все замирает, а в животе начинается невыносимое бурление. В сознании билась одна мысль: «А если сейчас будет ярко-зеленой? Что тогда? Только бы не зеленая!» Дрожащими руками она быстро опускала тест-полоску в баночку и тут же доставала, будто от того, что она пробудет там на мгновение дольше, она может стать зеленее. Но пока что все было более-менее чисто.

– Зачем вы делаете тест-полоски? – спросила одна из соседок по палате. – Все равно ведь постоянно суточные сдаем и общий анализ мочи.

– Для успокоения, – ответила сухо Юля.

Как она могла объяснить им, что боялась, что их безответственные действия приведут к тому, что Катя заболеет и у нее начнется обострение? От Юли не скрылось то, что остальные смотрели на нее с неодобрением, словно она была той еще чудачкой. И поздно вечером у Юли случился нервный срыв: она начала кричать на соседок по палате, обвиняя их в том, что они оставляют дверь на ночь открытой, и из противоположной палаты к ним может занестись инфекция. Те в ответ обозвали ее истеричкой, решившей измучить их духотой.

Сцена вышла крайне неприятная. Юля кричала все больше и больше. Женщины оказались острыми на язычок и не давали ей спуска, распаляя ее еще больше. Она чувствовала свое бессилие против них, потому что была в меньшинстве и потому что они были наглее.

Одновременно Юля понимала, что вышла за все рамки приличия, тем более в детской больнице. Но она не могла остановиться, ей самой казалось, что она обезумела, что она больше никогда не будет разумной, как прежде. Лишь мягкий, исключительно вежливый голос медсестры, подскочившей в темноте к ней, вернул ее в сознательное состояние, и она начала успокаиваться.

– Мы уезжаем, это невозможно, у вас здесь все болеют, что это за больница такая?

– Куда вы сейчас поедете ночью? – говорила медсестра.

– У меня машина во дворах припаркована, – отвечала охрипшим голосом