Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Вашего ученика нанял форт? — испугался Савелий. Его лицо побелело от ужаса, капли пота выступили на лбу.

— Разве я сказал про ученика?

— У вас действительно проблемы с Орденом… — подтвердил свою догадку Некрасов и вздохнул с облегчением. — Никак, Натан Валерьянович! Ждите и надейтесь, что этот человек сам вернется. Хотя бы потому, что в крепости никто никого силой не держит.

— Едва ли вернется…

— Я не специалист по Ордену. Что касается организации, которую мне доверено представлять, то мы вообще стараемся не иметь с ними дело. Мне известно одно: бесконтрольный контакт с дольменом порочен. Человек, который знает все о своей земной жизни, считается мертвецом. Иногда мертвецы, не нашедшие покоя, восстают из могил. Иногда из крепости возвращаются мертвецы. Но в нашем скудном, зависимом мире им трудно найти утешение. Человек, попавший в крепость, перестает быть человеком. О ком вы хлопочете?

— Речь идет об очень дорогом для нас человеке…

— Тем более, вы должны его пощадить.

— …и очень нужном нам человеке.

— Вот тут я вам ничем помочь не могу, потому что боюсь навредить. Скорее ваш ученик справится с этой задачей.

— Этого-то я и боюсь, — признался Боровский. — Именно того, что однажды он справится.

— Однажды будет война, дорогой мой Натан Валерьянович. Такая заварушка, что Орден Белого Огня может остаться последним местом пригодным для обитания на нашей планете. Это шлюпка тонущего авианосца для тех, кто все проиграл, но не потерял рассудок. Просить об услуге Орден — все равно, что продавать душу. На эту крайность идут, когда нечего терять. Или от большого невежества. А душа… может статься, это последнее, что победители нам дадут унести с собой с поля битвы.

— После наших бесед у меня складывается одно странное предположение, — признался Натан, — что нынешняя цивилизация… Какая по счету, вы говорили? Впрочем, неважно. Создана для какой-то суперидеи. Если верить всему, что вы говорили, мы, ныне живущие, расходный материал для какого-то нового человечества, которое зачем-то сюда придет и для чего-то продолжит жизнь.

— Именно то человечество, которое мы создадим. Мы его сделаем, а вы нам поможете. Это будет человек свободный и независимый от суперидей. И, в первую очередь, независимый от самого себя.

— Я опять не очень вас понимаю.

— Потому что давно поглядываете на часы. У сына кончается тренировка? Вы должны куда-то с ним ехать?

— У нас еще тренажерный зал и урок английского языка, который мы не хотим учить. А также мы не занимались математикой, потому что вчера устали на тренировке. Ох, Савелий, даже не спрашивайте меня про сына!

— Юноша делает успехи?

— Скромные успехи, уверяю вас. Очень скромные.

— Все молодые люди одинаково скромны успехами в глазах отцов и наставников. Могу я вас подвезти?

— Вероятно, нам скоро придется уехать в Европу. Вернемся ли мы и когда вернемся, уверенно сказать не могу.

— Не беда, — улыбнулся Некрасов. — Мне тоже, знаете ли, частенько приходится путешествовать. Встретимся, где прикажете. Если вы ничего не имеете против встреч. Честно скажу, Натан Валерьянович, мне будет не хватать общения с вами.

Весь день Натан Валерьянович обдумывал ситуацию. Он обдумывал ее, сидя на трибунах бассейна, где тренировались молодые спортсмены; думал в сквере у тренажерного зала, прикрывшись газетой. Думал за столиком кафе. Даже составляя диету молодого теннисиста в соответствии со специальной литературой, профессор не переставал анализировать ситуацию. Когда настал вечер, решение было принято окончательно и безальтернативно. Натан Валерьянович объявил компании о переезде в Россию, но поддержки не встретил. Юля сделала вид, что ее это никак не касается. Эрнест надел наушники и увеличил громкость.

Непривыкший пасовать перед трудностями, Натан взял телефон и решил заручиться поддержкой Розалии Львовны, но наткнулся на стену непонимания.

Из разговора профессор узнал, что Левушка — удивительный мальчик. Бегает, говорит на трех языках, проявляет незаурядные способности и уже умеет складывать трехзначные числа в столбик. От Левушки без ума вся родня. Определенно, в семье растет вундеркинд, но это наблюдают все, кроме родного отца, который занимается непонятно чем, непонятно где и неизвестно зачем, в то время как должен приехать домой и сдать кровь. Мальчик опять болеет, и теперь его лечит крупный специалист по дурацким детским болезням, который считает, что переливание крови — оптимальный метод. Натан узнал о том, что кровь матери ребенку не подошла. И пятеро сестер имели материнский тип крови. Вывод напрашивался сам собой: мальчик не просто пошел в отца, но и унаследовал кровь с какой-то редкостной аномалией. Левушка сам взял трубку и рассказал папе, что чувствует себя не так уж плохо, что последний раз проходил обследование в больнице, где работал дедушка, и вместо запланированного месяца его продержали неделю. Натан согласился с супругой, что мальчик развивается быстро, требует серьезного к себе отношения, а значит должен… Просто обязан учиться в хорошей школе. С этим утверждением Розалия Львовна немедленно согласилась, но вопрос, где «хорошая школа» должна находиться, имел два ответа. Тут перемирие с супругой уступило место новой кровопролитной войне.

— Никакой России! — отрезала Розалия. — У нас прекрасная школа!

— Знаю ваши прекрасные школы! — возразил Натан. — Ничему полезному там не учат. Сравни Машины тетрадки за первый класс с московскими первоклассниками. Там уже пишут слова и предложения, а вы чем занимаетесь на уроках? У Маши в тетрадках одни цветочки да бабочки. Они на уроках песни поют и хлопают в ладоши!

— Натик, ты не прав!

— Для песен и танцев есть кружки, а в школу дети ходят за знаниями. Я не хочу, чтобы мальчику морочили голову. Мой сын будет учиться, как положено. Он получит образование, которое я понимаю и которое считаю необходимым. Хватит мне одного неуча и лоботряса!

— А кто будет Левушку в Москве лечить? Что ты будешь делать, Натик, когда мальчику опять станет плохо?

— В Москве достаточно прекрасных врачей!

— Да, да, да! — злилась Розалия Львовна. — Только все они разводят руками.

— Роза, ты не права! В Израиле тоже не понимают, чем он болен.

— В Израиле его не отказываются лечить! — парировала супруга. — И лечат! И тебе, Натик, тоже пора лечь на обследование. У тебя очень уставший голос.

Розалия Львовна привела длинный перечень аргументов, и Натан махнул рукой на супругу. Он махнул рукой на Эрнеста, который слушал музыку, вместо того, чтобы заниматься. В отличие от Левушки Боровского, которого невозможно было оттащить от учебников, в лохматой голове крошки-графа не наблюдалось даже приблизительно любопытства к наукам. Как Натан не бился над его образованием, как ни убеждал в необходимости, лоботряс жил своей жизнью от тренировки до тренировки.