Я все скажу - Анна и Сергей Литвиновы

– Перестаньте клеветать на ребенка! Что вы творите! Да я вам голову оторву, изжарю на медленном огне!

Но поэт, невзирая на вопли Колонковой, обращался только к девочке:

– Признайтесь во всем, и вам сразу станет легче. Все пройдет. И никто вас не накажет. Ни бабушка, ни кто другой.

– Я не могу больше! – выкрикнула девочка-подросток, оторвав руки от своего лица, а потом, захлебываясь в слезах, прокричала: – Да, это я, это была я!

Бабушка кинулась к ней, стала обнимать и целовать залитое слезами лицо.

– Да что ты, мое сердынько. Да не убивайся ты. Дядя просто шутит! – А между утешениями бросалась на хозяина: – Что за бред вы тут несете! Как можно пугать ребенка! Да вы просто сумасшедший. Вас надо в смирительный дом отдать!

Душераздирающая сцена продолжалось еще несколько минут.

Но девочка, сквозь слезы и всхлипывания, бормотала:

– И ничего он не сумасшедший! Это я, я во всем виновата. Я их обоих убила! Андрея, а потом маму!

Наконец истерика закончилась. Колонкова-старшая напоила девочку валерианой, а потом увела в спальню Богоявленского. Долго с ней сидела, они о чем-то шептались.

Потом Лиза-младшая наконец уснула, а Елизавета-старшая – потрясенная, подавленная – вышла наконец в гостиную.

– Вы жестокий человек! – отчитала она его. – Негодяй! Вы не должны были говорить ей это! Прямо в лицо! Она же ребенок!

Поэту хотелось возразить, что этот ребенок совершил два хладнокровных убийства, в которых сознался, – но оставил свое мнение при себе.

– Давайте, рассказывайте. Что вам от меня надо? Деньги? Вы же понимаете, что я никогда не позволю, чтобы мою Лизочку хоть в чем-то официально обвинили. И я заткну вам рот тем или иным способом, так и знайте!

– Я бы попросил мне не угрожать. Лучше б сказали спасибо, что я к вам постучался, а не прямиком к следователю Поджарову.

– Ладно, к делу. Цена вопроса?

– Никакой особой цены. Я надеюсь только, что, когда вам вернут после следствия вещи вашего покойного зятя, вы подарите мне тот самый перстень, который сняли с его пальца и подложили в мои вещи.

– И это все?

– Да, это все.

– Хорошо же. Если все пойдет благополучно, вы его получите.

– Договорились.

– А теперь поведайте мне, откуда взялись ваши подозрения? С чего вы вдруг решили, что девочка замешана?

Богоявленский подумал, что миллионерша проявляет интерес не просто так. «Она понимает: коль догадался я, могут и другие. И она не желает, чтобы кто-то повторил мой путь. Планирует уничтожить все возможные улики и замести любые следы. Хорошо же. Я не против. Тоже не готов, чтобы двенадцатилетнюю девочку карали и распинали».

И он начал:

– Я думаю, все началось год, полтора назад. Старшая внучка ваша – девочка милая, кокетливая, хорошенькая. Они проводили много времени с вашим зятем. Даже на съемки вместе ездили, так ведь? Она им восхищалась… В итоге, если бы ваш зять давал показания в суде, я думаю, он бы сказал, что девочка сама его соблазнила… А как там было на самом деле – полагаю, с ней предстоит серьезно поработать детским психологам… А вам уж точно не надо выяснять у нее никаких подробностей… Я же особые между ними отношения заметил в тот самый вечер на дне рождения Грузинцева. Ваша внучка, думая, что никто не видит, однажды взглянула на своего отчима – и в одном взгляде перемешалось многое: и боль, и ненависть, и затаенная злоба, и горечь, и своеобразная любовь. Просто на отчима так не смотрят.

– Ну, взгляд к делу не пришьешь, – с удовлетворением заметила Колонкова.

– Ваша внучка очень талантливая и образованная девочка. Я не знаю, она ли надоумила вашего зятя приобрести пушкинский перстень (или вашу дочь, чтобы она потом зятю его подарила). Но факт тот, что Лизонька – единственная, наверное, из всей вашей семьи, кто знал, что это за печатка и какова ее судьба. Во всяком случае, она прочла мою статью, посвященную кольцу, в глянцевом журнале. И когда я появился у вас на горизонте, решила связать меня с тем кольцом и в итоге подставить.

– Тоже недоказуемо.

Богоявленский не стал говорить, но тот самый журнал «Аристократ» с его давней статьей о перстне, валявшийся в будуаре Влады, многое ему рассказал.

Как и переписка в вотсапе между Елизаветой-старшей, ее дочерью и Лизой-младшей, которую он мельком увидел в компе в день убийства вдовы. По тем диалогам явно было заметно: с Лизонькой что-то не в порядке.

Он продолжил о другом:

– Лизонька – единственная из всех присутствовавших на дне рождения Грузинцева, кому не делали, в поисках следов яда, смывы с кистей. Эту информацию мой адвокат подтвердил. Как говорится, надо исключать невозможное. Значит, аконит в чашку отчима попал именно из Лизиных рук.

– Не провели следаки экспертизу с Лизой, значит, упустили, – довольно заметила Елизавета Васильевна. – Поезд ушел, фарш не провернешь назад.

Поэт развел руками: «Мол, не могу не согласиться», – и продолжил:

– Кстати, свет в момент покушения гас потому, что особняк вашего зятя оборудован системой «умный дом», а внучка ваша, как и все современные подростки, прекрасно с гаджетами умеет управляться… Затем в наступившей темноте она сняла с пальца бездыханного отчима перстень, взбежала на второй этаж, вошла в мою комнату и засунула печатку в сумку, желая меня подставить…

– Откуда девочка достала яд?

– Я думаю, вы сами догадываетесь, Елизавета Васильевна. Ваша мама, Нина Ивановна, живет на Камчатке. Этим летом Лиза долго у нее гостила. Там, на вашей родине, огромное количество аконита произрастает. Я не знаю, сознательно или несознательно ваша мама научила внучку готовить отраву или просто рассказала ей о смертельных свойствах миленького цветочка с голубыми лепестками. Я уверен, именно оттуда Лизонька привезла отраву.

– Тоже лажа. Мама моя против правнучки свидетельствовать никогда не станет.

– Я не против… В итоге с Грузинцевым у девочки практически все получилось: и отчима убить, и меня подставить… Но, видимо, ее ненависть к вашему зятю была так велика, что она решила уничтожить его не только физически, но и, посмертно, морально. Она отыскала в его компьютере файлы, компрометирующие его же самого – в основном сексуального характера, – и отправила их всем возможным знакомым. И в желтую прессу тоже.

Колонкова вздохнула и заметила раздумчиво:

– Тут на Лизоньку можно, конечно, выйти – если захотеть, да только в данном деянии никакого состава преступления нет.

– Согласен с вами.

– А зачем, по-вашему, Лизе дочь мою – свою маму! – убивать?

– Я ведь могу только догадываться об их взаимоотношениях. Мне кажется, ваша Влада знала о порочной связи мужа и дочери. Знала – и молчала. Знала – и, возможно, поощряла. Знала – и говорила девочке: «Потерпи». Потому