Когда пируют львы - Уилбур Смит

– А это что?

Он увидел пятна на коричневой бумаге, и рот его заполнился слюной.

– Отличная говядина. Сегодня никакой кукурузной каши на завтрак, – улыбнулся ему Дафф.

– Мясо. – Шон произнес это слово с нежностью. – Слегка поджаренное; когда кусаешь, немного крови; немного чеснока и в меру соли.

– И мы с тобой разделим его в этой глуши, – согласился Дафф. – Кончай с поэзией, поджигай фитили и пошли есть.

Час спустя они шли по дну своего шурфа, Мбежане и остальные зулусы толпились сзади. Шон рыгнул.

– Приятное воспоминание. Больше никогда не смогу смотреть на кукурузную кашу.

Они дошли до конца шурфа, где лежали груды земли и камней. Шон чувствовал, как начинают дрожать руки, напрягаются нервы, становится трудно дышать. Пальцы Даффа впились ему в плечо – Шон чувствовал их дрожь.

Похоже на змею, толстого жирного питона; выходит из одной стены шурфа и исчезает под грудой свободной земли у другой стены.

Дафф подошел первым, наклонился, поднял кусок камня – большой серый пятнистый кусок – и поцеловал его.

– Это он, Дафф? Главарь?

– Это конец радуги.

– Больше никакой кукурузы, – негромко сказал Шон, и Дафф рассмеялся. Оба торжествующе закричали – дико, безумно.

Глава 13

– Дай подержать, – попросил Шон.

Дафф протянул ему слиток.

– Дьявольщина, какой тяжелый!

– Тяжелее не бывает, – согласился Дафф. – Фунтов пятьдесят, не меньше.

Шон обеими руками держал слиток величиной с коробку сигар.

– Больше. Мы за два дня работы покрыли все потери.

– И кое-что заработали сверх, я бы сказал.

Шон положил золотой брусок на стол между ними. В свете лампы золото улыбалось легкой желтой улыбкой, и Дафф наклонился и погладил его – поверхность, неровную от грубой заливки.

– Не могу оторвать от него руки, – застенчиво признался он.

– Я тоже, – сказал Шон и коснулся бруска. – Недели за две сможем заплатить Канди за участки.

Дафф вздрогнул.

– Что ты сказал?

– Что мы сможем заплатить Канди.

– А мне показалось, у меня что-то со слухом. – Дафф снисходительно потрепал Шона по руке. – Слушай, приятель, я попробую объяснить все просто. На какой срок у нас права на участки?

– На три года.

– Верно, теперь следующий вопрос. Сколько людей на этих полях располагают деньгами?

Шон удивился.

– Ну, теперь мы и…

– И больше никто, пока не вернется Градски, – закончил за него Дафф.

– А как же братья Хейнс?

– Они добрались до Главаря, верно, но это им ничего не даст, пока не придет оборудование из Англии.

– Продолжай!

Шон не вполне понимал, к чему клонит Дафф.

– Вместо того чтобы платить Канди, мы с его помощью, – он похлопал по бруску, – и с помощью его младших братьев купим все участки, на какие только сможем наложить лапы. Для начала – участки дока Сатерленда между нами и Джеком и Уистлом. Закажем две большие дробильни по десять дробилок каждая, и, пока все остальные тратят золото, будем скупать землю, финансировать строительство, возводить фабрики, создавать транспортные компании и тому подобное. Я тебе уже говорил, есть много способов заработать золото, не выкапывая.

Шон молча смотрел на него.

– Не боишься высоты? – спросил Дафф.

Шон мотнул головой.

– Хорошо, потому что мы идем вверх, туда, где летают орлы; ты будешь участвовать в самой крупной финансовой операции, какую видела эта страна.

Шон раскурил одну из сигар Канди, его рука чуть дрожала.

– А тебе не кажется, что лучше… ну… не спешить? Послушай, Дафф, мы разрабатываем Главаря всего два дня…

– И заработали тысячу фунтов, – перебил Дафф. – Слушай меня, Шон: всю жизнь я жду именно такой возможности. Мы первые на этом поле, оно раскинулось перед нами широко, как ноги шлюхи. Пойдем и возьмем ее.

На следующее утро Даффу повезло – он отыскал дока Сатерленда еще трезвым. Через час было бы поздно. Тем не менее док осушил свой стакан и упал со стула раньше, чем подписал договор о передаче всех своих двадцати пяти заявок Шону и Даффу. Чернила на договоре еще не успели просохнуть, а Дафф уже отправился верхом в лагерь Ферейры в поисках Теда Рейнеке, которому принадлежали участки по другую сторону «Кузины Джока».

Шон на «Глубокой Канди» присматривал за дробильней и кусал пальцы. За семь дней Дафф купил больше ста участков и влез в долги на сорок тысяч фунтов.

– Дафф, ты сходишь с ума, – умолял его Шон. – Мы снова все потеряем.

– Сколько мы пока заработали на «Глубокой Канди»?

– Четыре тысячи.

– Десять процентов нашего долга за две недели, с помощью жалкой дробильни с четырьмя дробилками! Держись за шляпу, приятель, завтра я подпишу договор еще на сорок участков по ту сторону Джека и Уистла. Я получил бы их сегодня, но проклятый грек требует по тысяче фунтов за каждый. Пожалуй, придется согласиться.

Шон сжал виски.

– Дафф, пожалуйста, мы и так по уши в долгах!

– Отойди, приятель, и смотри, как работает волшебник!

– Пойду-ка я спать. Кажется, мне и завтра придется взять на себя твою смену, если ты и утром намерен дальше разорять нас.

– Это не обязательно, я нанял янки – Кертиса. Помнишь, твой спарринг-партнер? Оказалось, он шахтер и согласен работать за тридцать фунтов в месяц. Можешь поехать со мной в город и смотреть, как я делаю тебя богатым. Я встречаюсь с греком в гостинице Канди в девять утра.

Глава 14

Говорил Дафф, а Шон молча сидел на краю стула; в десять грек еще не пришел, Дафф был угрюм, а Шон от облегчения стал болтлив. В одиннадцать Шон решил вернуться на дробильню.

– Это знамение, Дафф – Бог посмотрел вниз и увидел, как мы сидим здесь, собираясь совершить ужасную ошибку. «Нет, – сказал он, – я этого не допущу; придется сломать греку ногу; нельзя, чтобы с этими отличными парнями случилось такое».

– Почему бы тебе не поступить в монастырь траппистов? – Дафф взглянул на часы. – Вставай, пошли!

– Да, сэр! – Шон стремительно вскочил. – У нас еще есть время до ланча очистить столы.

– Мы идем не домой, мы идем искать грека.

– Послушай, Дафф…

– Послушаю потом, пошли.

Они поехали к «Светлым ангелам», оставили лошадей снаружи и вместе вошли в бар. Внутри после яркого солнца было темно, но и в полутьме они сразу заметили компанию за одним столиком.

Грек сидел к ним спиной; его густые черные волосы словно разделили пополам линейкой и белым мелом. Шон перевел взгляд на двоих за столом напротив. Оба евреи, несомненно, но на этом сходство заканчивалось. Младший худой, смуглая оливковая кожа плотно обтягивает скулы; губы очень красные, а глаза с длинными девичьими ресницами карие и блестящие. В соседнем кресле сидел человек, чье тело было будто сделано из воска, слишком долго провисевшего над огнем. Круглые, почти бесформенные плечи свисали на персикообразный живот и с трудом удерживали большую куполообразную голову – Тадж-Махал. Прическа по образцу брата Тука[19] – волосы только у ушей. Но вот в глазах – блестящих, желтых – не было ничего комического.