Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

С того самого времени, когда миллеровское состояние как ветром сдуло, у Агаты сохранился страх нищеты. Ее пугало даже воспоминание о том, как деньги, словно песок, просыпались у отца сквозь пальцы. Впоследствии в ее жизни тоже будут финансовые проблемы, к которым она постарается относиться свысока, но которые на самом деле приводили ее в неописуемый ужас; разница лишь в том, что у нее они возникали не по ее вине. Хотя Агата и любила тратить, но к деньгам всегда относилась с безоговорочным уважением.

И именно деньги изменили ее отношение к работе. Она больше не писала только потому, что ей это нравилось. Она стала профессионалом. И вот как это произошло. В начале 1924 года Агата подписала с издательством «Коллинз» договор натри книги, в соответствии с которым получила аванс по двести фунтов за каждую; благодаря Эдмунду Корку была повышена и ставка ее гонорара. Однако ей оставалось представить еще одну книгу «Бодли хед». Этой книгой была «Тайна замка Чимниз», вышедшая в 1925 году. Джон Лейн понимал (о чем говорил Корку), что Агата предпочла «Коллинз», поскольку там ей были готовы платить куда более существенные деньги. Нов «Бодли хед» тоже не хотели терять такого автора, как Агата, поэтому и они предложили ей новый контракт, однако Агата не считала себя ничем обязанной им, памятуя, как они воспользовались ее неопытностью. Она тоже не была лишена снисходительного величия Мэдж, которая появлялась на репетициях своей пьесы «Претендент» в уэст-эндском театре с видом герцогини («Вы весьма темпераментны, миссис Уоттс!»). Обе они, в конце концов, были леди с непоколебимым чувством собственного достоинства. С самого начала во всем, что касалось ее работы, Агата была абсолютно уверена в себе. Она презирала «Бодли хед», она «твердо — хотя и деликатно — направляла все действия Эдмунда Корка»[172] и всегда настаивала на своем во всем, что касалось аннотаций и обложек ее книг (в 1922 году у нее случился конфликт с издателями из-за обложки «Убийства на поле для гольфа», на которой жертва была изображена похожей «на человека в эпилептическом припадке, а поскольку мой герой никогда в жизни эпилепсией не страдал, это показалось мне… Они устроили страшную шумиху по этому поводу»[173]).

В 1924 году Агата на собственные деньги издала книгу своих стихов «Дорогой снов» под импринтом «Джеффри Блес». Раскупалась книга ничтожно, но Агате хотелось увидеть эти стихи напечатанными. Она наслаждалась успехом; ощущение было новым и волшебным — словно тепло неожиданно появившегося весеннего солнца. В 1924–1926 годах Агата писала рассказы — не только для «Скетч», но и для других журналов, в том числе таких как «Гранд», «Новел», «Флиннз уикпи» и «Ройял». Впоследствии эти рассказы составили сборники «Пуаро ведет следствие», «Таинственный мистер Кин» и «Тайна Листердейла». Даже ее первый рассказ, «Дом красоты», который она сочинила, когда еще подростком лежала в постели, оправляясь после болезни, был напечатан в 1926 году. Что бы она ни написала, включая созданное давным-давно, похоже, было теперь востребовано.

На деньги, полученные за «Человека в коричневом костюме», Агата купила серый «моррис-каули». Ее восторг от этого приобретения невозможно осознать в полной мере теперь, когда путешествовать стало легко; тогда же Агата никак не могла поверить, что свободно может ездить в места, куда невозможно добраться пешком или на автобусе. Много лет спустя, в «Автобиографии», она с неугасающим энтузиазмом вспоминала восхищение, которое вызвало у нее обладание тем первым автомобилем (она могла сравнить его лишь с волнением, которое испытала позднее, будучи приглашенной в Букингемский дворец на ужин самой королевой).

«Моррис» был ее машиной. Уязвляло ли это Арчи? Ничуть. Более того, именно ему принадлежала идея ее покупки и именно он учил Агату водить. С чего бы ему чувствовать себя уязвленным? Предполагалось,[174] что он должен был испытывать раздражение, потому что его якобы все больше беспокоил профессиональный успех Агаты и независимый доход, который он ей приносил, а также растущий интерес к ее персоне. Но его собственная карьера тоже была в то время на подъеме. Друг, работавший в Сити, некто Клайв Белью, пригласил его на работу в свою австралийскую фирму «Острал девелопмент лимитед», что сделало Арчи «сразу же невероятно и совершенно счастливым», как писала Агата. Теперь он занял достойное место в финансовом мире, к которому определенно тяготел. Все стало хорошо. Деньги больше не были проблемой. Агата получала хоть и нерегулярные, но значительные суммы; Арчи зарабатывал около двух тысяч в год, и, разумеется, даже Клару это должно было удовлетворять.

Но радость Арчи приносила не только новая служба. Он пристрастился к гольфу. Агата сама приобщила его к этому занятию после войны, когда они проводили выходные в Восточном Кройдоне, и с начала двадцатых на всю оставшуюся жизнь гольф стал для него образом жизни. Он играл каждые выходные, используя малейшую возможность, на любом ближайшем поле, а после того как класс его игры вырос, перебрался в Саннингдейл. «Я мало-помалу… превращалась в то, что называют „гольфной вдовой“», — сухо заметила Агата в «Автобиографии». А в «Неоконченном портрете» она не может скрыть чувства утраты: «Раньше мы всегда проводили выходные вместе, ты и я». Он в ответ лишь терпеливо успокаивает ее:

«— Это вовсе не значит, что я тебя не люблю. Я люблю тебя так же, как прежде. Но мужчине нужно иметь какое-то занятие, общее с другими мужчинами. И ему необходимы физические упражнения. Если бы я хотел проводить время с другими женщинами, тогда тебе было бы на что жаловаться. Но я никогда не хотел, чтобы меня беспокоила какая бы то ни было женщина, кроме тебя. Я ненавижу женщин. Я всего лишь хочу играть в почтенную игру с другими мужчинами. Думаю, ты ведешь себя неблагоразумно».

Да, возможно, она была неблагоразумна…

Проявилось это и в том, что Агата согласилась жить в Саннингдейле. Ей хотелось на время покинуть Лондон, но Арчи согласился бы переехать только в такое место, где есть хорошее поле для гольфа. Как и Энн Беддингфелд из «Человека в коричневом костюме», Агата сдалась ради собственного душевного спокойствия: «Ничто не доставляет женщине большего наслаждения, чем делать то, что она не любит, ради того, кого любит». Конечно, темные леса на границе Суррея и Беркшира не были в ее представлении идеалом природного ландшафта. Ей, выросшей в Девоне, привыкшей по утрам видеть золотисто-розовые холмы и сияние моря, Саннингдейл казался тесным и фальшивым. Но Арчи был воспитан совершенно иначе. Он никогда не жил на просторе, в обстановке спокойной величавости, и ему нравилась комфортабельная атмосфера графств, окружающих Лондон. Он прекрасно ладил с тамошней публикой — служащими из Сити, одним из которых и сам теперь стал. А для Агаты они были чужими, опасливо сходящимися друг с другом людьми, с какими ей прежде не доводилось общаться. Как же они отличались от тех семей, которые она знавала в Торки, — устраивавших веселые сборища на лужайках возле своих вилл с облупившейся краской и старой доброй мебелью!