Время вспоминать - Злата Иволга

— Да не съем я ваших важных сеньоров, инспектор, ― неожиданно раздался раздраженный голос из камеры. ― Это вы хотите повесить на меня два убийства вместе с какими-то таблетками.

Хоакина с интересом кинула более внимательный взгляд на говорящего и заметила, что для синекожего он выглядит странно. Кожа его была заметно светлее, чем у собратьев по расе, а глаза, лениво смотрящие поочередно то на гостей, то на Эспиносу, были не цвета красного винограда, а обычные карие. Заинтригованная внешностью бокора, Хоакина повернулась к инспектору и кивнула.

— Хорошо, не будем спорить, оставайтесь, ― сказала она и услышала облегченный вздох Фернандо. ― Можно я подойду к решетке? Не хочется кричать.

— Только будь осторожнее, ― предупредил ее муж.

— Да не убивал я никого, ― устало закатил глаза Хуан Лопес. ― Инспектор с чего-то так решил.

— И зомби тоже в подвале не держал, ― покивал головой Эспиноса.

Из камеры раздался раздраженный вздох, будто заключенный был учителем, который сильно устал от тупого ученика. Хоакина вовсе не так представляла себе бокора. Хуан Лопес по манерам, пусть и простым, напоминал скорее Хуана Мануэля Феррейру, чем починщика обуви.

— А что зомби? У меня трудности с деньгами. Я не мог нанять подмастерьев. Да я уже говорил вам.

— Ладно, Лопес, ― тоже устало сказал Эспиноса и потер пальцем переносицу. ― Сеньора сейчас задаст тебе несколько вопросов.

— Он же не совсем синекожий, верно? ― тихо спросила Хоакина.

— Он метис, ― кивнул инспектор. ― Раньше они были редкими птицами, но сейчас их становится все больше. Само собой, все они не рождены в законных браках.

Хоакина вспомнила Антонио Санчеса и Санту. От таких связей и появлялись люди, похожие на Лопеса, несмотря на запрет браков белых с туземцами.

— Ну да, да, ― снова заговорил заключенный тоном, будто с несмышлеными детьми. ― Мать не прикончила меня в утробе и даже вырастила. И, как видите, не зря.

— Учитывая, где ты сейчас, я бы так не сказал, ― усмехнулся Эспиноса.

Хоакина подошла к решетке и увидела, что сапожник ко всем своим прочим странностям еще и молод. Ему вряд ли было больше тридцати лет.

— Я не знала, что метисов обучают вуду, ― заметила она.

— А какая разница? ― вызывающе спросил Лопес, без всякого почтения, свойственного слугам на плантации, смотря на нее. ― Дар есть дар. Меня учил прадед и успел доучить до пятой ступени. А не умер, так и до седьмой бы дошли.

Получается, бокор обладает примерно теми же силами, что и Роман Родригес, и вряд ли мог вызвать двойника и помешать посмертному свидетельствованию. Хоакина немного помолчала, а затем, покосившись на притихшего инспектора и Фернандо, смотрящего на заключенного теперь уже пристальным взглядом, тихо спросила:

— Ты сможешь помочь мне?

— Смотря в чем, ― вскинул подбородок Лопес.

— Повежливее с сеньорой, ― предупреждающе воскликнул инспектор.

Но Хоакину уже не смущало высокомерие сапожника, а скорее стало забавлять.

— Знаешь, ― сказала она, ― на соседней с нами плантации живет один сеньор. И я смотрю на тебя и думаю, а не родственники ли вы. Очень уж похоже задираете носы.

Судя по звуку, инспектор поперхнулся, а со стороны Фернандо спустя пару мгновений раздался смешок.

— Не, я унаследовал ремесло деда и прадеда, ― сказал Лопес уже немного другим тоном. ― Что вы хотели узнать?

Хоакина немного помолчала, а затем заговорила, осторожно подбирая слова:

— Некоторое время назад я лишилась памяти, забыла события за два года. Возможно, из-за вуду. Мог это сделать вызванный бокором двойник? Или на мне какое-то заклятие?

Заключенный фыркнул, совсем как Хоакина, чем еще раз позабавил ее.

— Память можно отбить и хорошим ударом по голове. А чтобы сказать, что с вами и как, инспектор должен отвязать меня. Но он наверняка этого не сделает.

— И не подумаю, ― отозвался Эспиносы, а в ответ на взгляд, брошенный на него Хоакиной, покачал головой. ― И в камеру к нему тоже не пущу.

— И я полностью поддерживаю инспектора, ― сказал Фернандо. — Ты, должно быть, перегрелась на солнце.

— Раз так, тогда я спрошу прямо, ― рассердилась Хоакина и снова повернулась к заключенному. ― Можешь не молчать. Я не приходила к тебе и не заказывала убийство?

Теперь поперхнулся Лопес, мотнул головой и уставился на Хоакину, как на сумасшедшую. На реакцию мужа и Эспиносы она даже смотреть на стала.

— Да не убиваю я людей за деньги, ― пришел в себя сапожник. ― Тачаю и чиню себе обувь помаленьку. А зомби ― они все точно умерли до моего вмешательства, я проверял. Нет, сеньора, я вас впервые вижу. И сеньора тоже.

— И ты не слышал от других бокоров, приходил ли кто-нибудь к ним с такой просьбой? ― продолжала Хоакина.

— Я никого не знаю. Может, только старого Суареса с Сан-Хосе. Он как-то давно к деду заглядывал. Не видел его лет десять. А что ― на Коста-Лунес и вправду заметили двойника?

В голосе Лопеса, кроме высокомерия, послышались заинтересованные нотки.

— Сеньора, ― сказал инспектор. ― Вряд ли стоит раскрывать заключенному такие подробности.

— Об этом уже сплетничают на всех плантациях острова, ― успокоила его Хоакина и пристально посмотрела на сапожника. ― Неужели ты ничего не слышал? Или не чувствовал? Среди колдунов вуду нет связи?

Лопес молчал несколько секунд, будто что-то обдумывая, а затем поглядел на инспектора.

— Сеньора может плюнуть на платок. А вы мне его передадите. Может, нарою что-нибудь.

— О господи, ― пробормотал Фернандо.

— Ты за дурака меня держишь, Лопес? ― сердито осведомился Эспиноса.

Хоакина порывисто обернулась к мужу, красноречиво взглянула на него, а затем обратилась к полицейскому.

— А почему нет? Вам же он ничего не сможет сделать.

Она и сама не знала, откуда у нее взялось столько смелости. Ведь она опасалась вуду. Не так, как Фернандо, но все же ее порождения, вроде двойника и Договора, сильно пугали. Но возможность оказаться под неведомым проклятием или, того хуже, убийцей пугали еще больше.

— Стань тогда рядом со мной, ― сказал Фернандо, подошел к ней, и она почувствовала, что он прикоснулся к ее руке.

— Спасибо, ― шепнула она, беря его ладонь в свою и послушно отходя от решетки.

— Полагаю, у меня нет выбора? ― сухо осведомился инспектор. ― Вы и отец Абель огромная заноза в теле правосудия, сеньоры.

И он протянул руку, видимо, ожидая тот самый платок.

Затем Эспиноса загремел ключами, зашел в камеру и положил его рядом с заключенным на скамью.

— Только быстрее, ― предупредил он. ― Не хватало еще,