Время вспоминать - Злата Иволга

— А что случилось с Милагрос? ― поинтересовалась Хоакина, когда дон Пабло и Эстелла откланялись и пошли к бричке, возле которой ждала служанка.

— Не будь я уверен, что это невозможно, сказал бы, что она убивается по дяде, ― усмехнулся Хуан Мануэль, доставая сигару.

— Сынок, ну как можно. Милагрос просто простудилась, ― укоризненно сказала подошедшая донья Тереза. ― Доброе утро, сеньоры.

— Сеньор Феррейра, ― обратилась после ответных приветствий к Хуану Мануэлю Хоакина, не решаясь при донье Терезе и Фернандо называть его по имени. ― Дон Марсело и правда звонил своему поверенному перед тем, как… в вечер убийства?

Раскуривавший сигару Хуан Мануэль на миг замер, потом удивленно приподнял брови и ответил:

— Не припоминаю, сеньора. Не при мне точно.

— Господи, ― пошептала донья Тереза, поднося ладонь ко рту. ― Я же совсем… И как теперь… ― Она чуть пошатнулась.

— Мама? ― кинулся к ней Хуан Мануэль.

— Но вы разве не знали? ― взглянула она на Хоакину. ― Ох, какая я глупая, вы же все забыли.

— Да о чем ты, мама? Тебе плохо?

От стоявшей неподалеку кучки людей отделился адвокат Борхес и встревоженно глянул в их сторону.

— Мне… мне нужна вода, ― тяжело дыша, сказала донья Тереза. ― И поговорить с сеньорой де Веласко.

Хоакина встревоженно посмотрела на Фернандо, но он лишь качнул головой. Он тоже не понимал, что происходит.

Подоспевший Борхес заботливо взял донью Терезу под руку и повел в сторону церкви, видимо, надеясь, что отец Алехандро не откажет в воде и временном отдыхе. Хоакина пошла за ними, оставив мужа и Хуана Мануэля пристально смотреть им вслед.

― Наверное, вы осуждаете меня. Сначала деньги для свидетелей, а теперь и это. Но вы не представляете, что такое ребенок для матери. Единственный ребенок.

Хоакина сидела на скамье рядом с доньей Терезой и внимательно слушала. Они были совершенно одни, и эхо негромких голосов отражалось от стен нефа.

— В детстве Хуан Мануэль был слабым и часто болел. И ему не становилось легче, пока я не приходила и не сидела у его кровати. Самые заботливые няньки не помогали. А однажды у него случился такой жар, что в бреду пригрезилось, будто его обнимает гигантское яйцо, ― донья Тереза то ли всхлипнула, то ли попыталась хмыкнуть, но неудачно. ― Я так тогда испугалась, думала, не выживет. Но обошлось. А затем постоянные долги мужа и необходимость экономить. Какое будущее ждало нас с сыном после его смерти? Плохо так говорить, но страшное несчастье с семьей брата помогло нам. Я уже хотела продавать дом, когда Марсело прислал письмо с приглашением. Мы остались одни друг у друга, стоило держаться вместе. И плантацию кто-то должен был унаследовать. Я начала успокаиваться после долгих лет страха за будущее Хуана Мануэля. Вы понимаете?

Хоакина участливым кивком уверила ее, что понимает, хотя пока совершенно была в неведении, в чем собиралась признаться донья Тереза. Не в убийстве же.

— Но сын тоже стал играть, и я пыталась держать его в рамках дозволенного, чтобы он не пошел по стопам отца. А затем заподозрила, что дело не в картах. Да, я подозревала о связи с женщиной, которая тянет из него деньги. А Марсело так щепетилен в этом вопросе. Это до женитьбы он слыл дамским угодником, а после его как подменили. Я старалась выяснить, почему Хуан Мануэль так часто просит у брата денег, понимаете? Всего лишь хотела знать, чтобы предотвратить возможную беду.

То есть, чтобы дону Марсело не пришло в голову выставить неугодного племянника из дома, лишить его наследства и отправить обратно с матерью на Сан-Хосе, как бракованный товар.

— Я… не могла следить за сыном, но стала слушать телефонные разговоры, ― старательно смотря в другую сторону, сказала донья Тереза. ― У нас в доме три аппарата и один в беседке, а линия одна и повышенной дальности. Звонить можно по всему острову. Я знаю, это недостойно женщины моего происхождения и положения. Но я не видела другого выхода. И я не подслушивала. Если звонили брату, я сразу же убирала кнопку. Не позволяла себе лезть в его дела.

«А разговоры сына, значит, слушала все», ― поняла Хоакина. Однако вряд ли Кармен была так неосторожна, что позволяла себе звонить любовнику домой, иначе бы их давно разоблачили.

— И вот в тот вечер Хуан Мануэль стал собираться в город. ― Донья Тереза допила воду и теперь вертела пустой стакан в руках. ― Выходя из дома, он сказал, что возьмет дорожный фонарь и верхового ящера, но сначала зайдет к дяде. Марсело обычно работал по вечерам в кабинете в беседке. Я догадывалась, зачем сын туда пошел. И когда раздались щелчки набора цифрового кода, я как раз была одна в гостиной. Решила, что Хуан Мануэль может звонить из беседки, пока Марсело вышел. И я взяла кнопку. Но это был не сын. Брат звонил своему поверенному.

— Мендисабалю? ― уточнила Хоакина, все мысли которой о неловкости ситуации тут же улетучились.

— Да. Он умер, кажется, следующей ночью.

— Вы говорили об этом полиции?

— Ох, дорогая сеньора де Веласко, ― покачала головой донья Тереза и наконец-то повернула голову и посмотрела на нее. ― Мне стыдно было признаваться инспектору Эспиносе, что я, Тереза де ла Серда, подслушивала телефонные разговоры. Словно какая-то горничная-сплетница. От отвращения к самой себе удерживала мысль, что все это ради сына. Я рассказала только вам.

— Мне? ― изумилась Хоакина. ― Но…

— О да, ― кивнула донья Тереза. ― Мы договорились, что вы при случае донесете это до сведения полиции, очень аккуратно.

— Но я не успела и забыла, ― с постепенным пониманием происходящего сказала Хоакина.

— А я забыла, что вы забыли, ― почти жалобно произнесла донья Тереза. ― Вы мне так помогли, а я подвела вас.

Хоакина остановившимися глазами смотрела перед собой. Так вот что значил ее сон, где покойный Мендисабаль сказал о звонке, после которого его убили. Звонок дона Марсело в тот вечер, его убийство и смерть поверенного как-то связаны. И, возможно, она нашла эту связь, за что и поплатилась.

— Вы простите меня? ― спросила донья Тереза, прямо глядя ей в глаза.

Хоакина посмотрела на уставшее умело покрытое косметикой лицо с морщинками вокруг глаз, обрамленное шляпкой серо-голубого цвета в цвет красивой седине в волосах. Сестра могущественного дона Марсело просила, к чему наверняка не привыкла.

— Конечно, донья Тереза, ― мягко сказала Хоакина. ― Вы не виноваты в том, что