Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

Дайони понизила голос.

— Что ты узнал? Пожалуйста, ну пожалуйста, скажи, что ты что-то выяснил, потому что я здесь ничего не добилась.

Под ее глазами лежали фиолетовые тени. Вилл знал, что она изводит себя раскаянием и беспокойством, и на мгновение подумал, не сказать ли ей какую-нибудь успокоительную полуправду. Но сдержался. Она была сама виновата в том, что натворила, и кто, если не она сама, должен за это отвечать?

— Ни звука, ни намека, — сказал он, покачав головой. — Я думал, что хоть твои бриллианты удастся найти, уж я бы выжал побольше из того мерзавца, что их перепродал, — но они, похоже, исчезли так же бесследно, как и Машина Хаоса. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Честное слово, учитывая, сколько денег я предлагал и кому, я должен был услышать хоть что-нибудь. Даже воронам не удалось уловить обрывка хоть какого-нибудь разговора, который пролил бы свет на это дело.

Через ее плечо он оглядел комнату, взглянул на посла, который поднялся было, когда встала королева, но сейчас тихо вернулся на место и задумчиво подбирал со стола раскрашенные пластинки из слоновой кости и веером выстраивал их в руке.

— Похоже, ему не по себе, а это на него не похоже. Я не знаю человека более опытного в придворных интригах. И он наблюдает за нами, хоть и притворяется, что просто подсчитывает свои очки.

И верно, пристальное внимание лорда Волта выходило за границы обычного любопытства. Во взглядах, которые он бросал искоса, сквозила тревога.

Дайони вздохнула.

— Он сегодня очень плохо играл. И когда я сказала, что меня ограбили…— она остановилась и уставилась на Вилла. — Боже, это кровь?

— Да, но не моя. Не обращай внимания. Ты собиралась сказать?..

— Я хотела сказать…— но она опять остановилась. — Вилл, у тебя губы побелели! Что ты с собой сделал?

— Это часть превосходной маскировки, — он опять сделал нетерпеливый жест. — Ты говорила, что когда ты сказала лорду Волту о том, что тебя ограбили…

— Да, они все так подробно расспрашивают. Все послы. Но они ведь заботятся только о своей безопасности, их пугает, что толстопяты так осмелели.

Вилровану стало не по себе. Что-то неладное творится в Хоксбридже: воры ничего не знают, а послы, наоборот, очень уж интересуются ограблением.

— Я вот думаю, а хорошо ли идут дела в Шенебуа, Нордфджолле, Винтерскаре и других местах? Только ли у Родарика пропало нечто бесценное?

Дайони посмотрела на него в ужасе.

— Пожалуйста, не говори так, я спать не буду. У короля везде люди, если что-то действительно не так, уж мы бы получили от них какие-нибудь вести.

— Возможно. Да, наверное. Ведь они-то все знают, что у нас происходит что-то не то, хоть и не понимают, что именно.

Когда Вилл открыл дверь своей холодной мансарды, он с удивлением увидел, что кто-то уже заходил и зажег свечи. Он остановился в коридоре, пытаясь уловить в воздухе запах духов. Существовала некая Летиция Стирпайк, самая беззастенчивая и настойчивая из фрейлин Дайони, которая полюбила являться к нему незваной гостьей, несмотря на холодный прием, который он ей всегда оказывал. В воздухе действительно витал слабый аромат, но пахло скорее цветами апельсинового дерева, чем жасмином. Когда Вилл вошел в комнату, человек, облаченный в роскошный бархат цвета сливы и серебряные кружева, медленно поднялся со стула и одарил его долгим тяжелым взглядом сквозь драгоценный монокль.

— Я уже начал считать тебя погибшим. Но, я вижу, ты силен и духом и телом, пострадала только твоя память.

Вилл робко ухмыльнулся.

— Ты, несомненно, собираешься мне сказать, что я забыл о каком-то обещании. Прости меня, пожалуйста, Блэз, но что бы это ни было, оно совсем вылетело у меня из головы.

Трефаллон отмахнулся от этих извинений жестом холеной белой руки.

— Мы договорились нанять экипаж и навестить мою семью в Кроусмеаре. Но не беспокойся, прошу тебя. Какие бы встречи ни задержали тебя в борделе, они, несомненно, были более важными.

Вилл со стоном сбросил шляпу на пол и упал в кресло.

— И ты потратил весь вечер, ожидая меня здесь, чтобы выслушать мои объяснения.

Самое отвратительное в этой секретности было то, что Виллу не разрешалось рассказать Блэзу о пропавшем Сокровище.

«Ничего не имею против вашего Трефаллона, — сказал король, — но не понимаю, как он может нам пригодиться в возвращении Машины Хаоса».

Так что объяснить Вилл ничего не мог, и ему страшно было представить, что его друг думает о его нынешнем поведении.

— Чем ругать тебя, Вилрован, я лучше тебя накормлю. Не знаю уж, чем ты там занимался, но вид у тебя худой и изможденный, что меня несколько удручает. Пойдем-ка со мной в «Беса и бутылку», и я угощу тебя ужином.

Вилл обдумал это предложение. Не меньше, чем голод, его мучила усталость. И хотя ужин в таком трактире, как «Бес» — знаменитом своим элем и огромными многослойными пирогами с сельдью, пикшей, треской, семгой, осетриной и миногами, — это в сто раз лучше, чем все, что можно найти в казармах, вряд ли он мог там появиться в таком виде.

— Ну хорошо, — решил Вилрован наконец, — я позову Своллоу и постараюсь тебя сильно не задерживать.

Он пересек комнату и сильно дернул бархатный шнурок звонка, потом снял пальто и бросил его на стул. Когда он обернулся к Блэзу, то обнаружил, что тот пристально за ним наблюдает с озабоченным лицом.

— Что еще?

— У тебя кровь идет. Вилл, черт тебя побери, ты что, даже не заметил?

Вилл посмотрел на свой правый рукав, который он перевязал лоскутом грязного муслина часов двенадцать назад. Там было свежее красное пятно.

— А… Опять, что ли, началось? Я-то думал, уже перестала, это была пустяковая царапина. Прошлой ночью ножом пырнули.

— Ты… ты дрался… на ножах? — По виду Трефаллона было видно, что он не верит ни единому слову. — Дорогой мой Блэкхарт, с каких это пор ты носишь с собой нож?

— С сегодняшнего дня буду. Мне пришлось одолжить кое у кого, и он оказался чертовски неудобным. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Это было на спор, так что никто сильно не пострадал. — Ему не хотелось упоминать о стычке в переулке, из-за которой рана и начала опять кровоточить. Если Блэз узнает, он, скорее всего, согласится с Ником и вызовет какого-нибудь дурацкого коновала.

Усевшись обратно в кресло, Вилл все еще возился со своими высокими сапогами, когда Блэз поднял со стола какое-то письмо и внимательно рассмотрел в монокль.

— Что это? Похоже, что-то довольно важное.

Вилл протянул руку за бумагой, взял ее и перевернул, чтобы рассмотреть печать. На красном сургуче была выдавлена монограмма Родарика.

— Интересно, и давно оно здесь? — Он сломал печать, развернул плотный лист тисненой бумаги и без особого энтузиазма прочел содержимое.