Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отмена крепостного права – деяние достаточно загадочное. Ни о каких «мощных антипомещичьих выступлениях», с которыми не справилась бы армия, не могло быть и речи. Рабочие руки для развивающейся промышленности? Она их не получила. Даже «освобожденный» крестьянин был приписан к «миру» – общине. Для ухода из деревни в город требовались разрешительные бумаги… Вспомним, что мероприятия по отмене крепостного права проходят в России одновременно с войной Северных и Южных штатов за отмену рабства негров… Ликвидируя крепостное право, Россия повышала свой престиж в Европе… Но все эти мероприятия, идущие как бы «по нарастающей» и ведущие естественным образом к нивелировке сословий, уже начали пугать и российскую аристократию. Она чувствует, что время ее культуры, ее общества, ее время, идет к концу. И, наконец, подрываются сами материальные основы ее существования. Единственный источник существования – доход от «хозяйства». И что без этого дохода тот же Л. Н. Толстой – недоучившийся студент, «невыслужившийся» военный? Напуганный слухами о готовящейся реформе, он заранее предлагает яснополянским крестьянам выкупить, купить у него землю. Но крестьяне надеются получить землю «бесплатно» по царскому указу и отказываются от графского предложения. Толстой записывает в дневнике, что крестьяне «не хотят своей свободы». Действительно, своей свободы на его условиях они не хотели. В конце концов крестьяне были освобождены «без земли»; земельные наделы они должны были «выкупать» (общинами) у помещиков и государства. Запутанная выкупная система ставила в некое «ложное положение» и помещиков и крестьян. Это очень отчетливо выражается психологически в оформлении «комплекса вины перед народом», распространившегося от дворянских интеллектуалов и на внесословных интеллектуалов империи. «Комплекс вины», в свою очередь, формирует представление о «народе» как о стихийном носителе «высших истин», которому и не требуется «обычное» образование по европейским образцам. В сказке Салтыкова-Щедрина конь-пустопляс глубокомысленно замечает о «трудящемся» коняге, что тот понимает «дух жизни и жизнь духа»…
Между тем, «российское революционное недовольство» переливается в самые разнообразные формы, находит для себя сферы действия. Многие российские революционеры принимают участие в Парижской коммуне… Александр II осознает зависимость своих действий от мнения Европы. Сложилось такое положение, когда любые резкие радикальные внутригосударственные меры создают империи репутацию «жандарма». Российская империя превращается в некоего «козла отпущения» для европейского либерализма. От нее словно бы и ждут уже резких мер, чтобы немедленно осудить ее, возмутиться ее внутренней политикой… На предложение графа Шувалова, шефа Третьего отделения (потомка той самой Мавры Егоровны Шепелевой, наперсницы Елизаветы), запретить издание «Современника» Александр II вынужден ответить: «Милый друг Петр Андреевич! Вы, конечно, правы. Но пришли новые времена…»
Во внутренней культурной политике и практике усиливается деятельность направления «славянофилов». Хомяков, братья Киреевские, братья Аксаковы, Гильфердинг… Интенсивно изучается и собирается русский фольклор, активизируется изучение истории Древней Руси. Романовская историческая концепция все более начинает разделять «допетровскую» и послепетровскую, «европеизированную» Русь. Формируется представление о «правильном» допетровском течении истории и «неправильном» курсе петровской европеизации России. Для Романовых, имевших еще с патриарха Филарета европейскую ориентацию, подобная интерпретация истории, несомненно, гибельна. Однако они принуждены идти на уступки и жертвуют Костомарову и Семевскому фигуру Петра I.
Новые историки подвизаются в новых изданиях: «Русская старина», «Русский архив», «Русская быль»…
«Кремлевские стены покрываются трупами, московские площади обливаются кровью стрельцов, восставших против «иноземческого» царя, против бояр да князей, против немцев и немецких нововведений; почти все стрельцы героями умирали за старую Русь, погребаемую Петром, недаром же и доселе народ поет про стрелецкие казни…» – пишет М. И. Семевский.
«…члены царствующего рода стали вступать в супружество с лицами из царственных домов иностранных государств и между царскими подданными не могло быть уже законной родни. Последний брак русских царей с подданными был брак царя Петра с Евдокиею Лопухиною, брак, имевший такие печальные последствия. Вся родня царицы Евдокии не только не пользовалась при царе Петре Первом почетом и влиянием, но подвергалась гонениям», – вторит ему Н. И. Костомаров…
И вот, на подобном фоне происходит занятная попытка российской аристократии объединить «самодержавие» с «народностью» в смысле национальной доктрины более радикально. В сущности, перед нами попытка как бы «реформировать» династию Романовых, теснее связать ее с русскими аристократическими корнями. Вспомним, что в России Николая I и Александра II продолжают существовать потомки знатнейших русских родов – и Рюриковичи, и Гедиминовичи. Активизация изучения истории чревата для Романовых выставлением «на люди» двух их основных свойств: худородства и узурпации…
Но покамест задумывается некое «мирное» и оригинальное «решение вопроса». Александру II усиленно подсовывают… новую императрицу! Интрига носит отчасти «малороссийский» характер. Но это неудивительно; ведь именно в Малороссии находятся богатейшие помещичьи резиденции, на черноземных землях работают тысячи крепостных. Здесь помещики особенно много имели и особенно много теряют в связи с реформой… Интересно, что вторую половину царствования Александра II историки часто связывают с наметившимся антилиберальным курсом, продолженным его сыном, Александром III. Но мало кто при этом обращает внимание на перемены в личной, интимной жизни императора.
Немолодого уже Александра II, отца многочисленного семейства, знакомят с девочкой, совсем юной красоткой. Это Екатерина Михайловна Долгорукова, по отцу она – Рюриковна; мать ее, Вера Вишневская – богатейшая украинская помещица. Как мы помним, одна Екатерина Долгорукова уже чуть не вскарабкалась на императорский всероссийский трон…
Катю и ее сестру Марию помещают в аристократическое девичье учебное заведение: Смольный институт. Заботливые родственники и друзья семьи буквально толкают юную девушку в объятия немолодого императора, устраивают «тайные» встречи и свидания. Долгорукова – любовница Александра II. Они отправляются в «свадебную поездку» в Париж, где на Александра было совершено покушение неизвестным. По возвращении роман продолжается. Екатерина Долгорукова (при живой императрице) – фактическая супруга императора. Она именно не фаворитка, а как бы «вторая законная жена». В новой семье один за другим рождаются дети. В 1880 году умирает императрица. И, не дождавшись окончания установленного траурного срока, Александр II венчается с Долгоруковой. По официальному указу она получает имя Юрьевской и титул светлейшей княгини. Это имя-прозвание «Юрьевская» должно напоминать и об одном из предков Романовых, о боярине начала XVI века Юрии Захарьине, и об основателе Москвы, Рюриковиче, Юрии Долгоруком. Умножаются слухи. Князь Голицын якобы получил секретное поручение – подобрать соответственное обоснование для того, чтобы новая супруга императора была провозглашена императрицей. Уверяют, будто царь возлагает особые надежды на сына от второго брака, Георгия; передают фразу царя, сказанную об этом мальчике: «Это настоящий русский, в нем, по крайней мере, течет только русская кровь». Фраза, хотя и не соответствующая истине, но многозначительная, поскольку подразумевает, что в жилах законных наследников императора кровь не столь русская. Законные наследники имели основания волноваться. Одновременно развертывается достаточно сложная ситуация на Балканах, где Россия и Европа добивают слабеющий Османский султанат. Вопрос идет о дележе сфер влияния. Российская армия в очередной раз была направлена против армии османской. Идеологическим обоснованием на этот раз служит панславистская доктрина (любопытно, что со второй половины XIX века упор делается не на вероисповедническую, но именно на этническую общность). Впрочем, добивая свою соперницу, балканскую империю, Российская империя лишает себя прецедентного факта существования аналогичного государства и остается «наедине» с европейскими государствами, в общем-то враждебными Российской империи прежде всего идеологически. Недаром барон Бруннов, старший советник при министерстве иностранных дел при Николае I, пытался внушить будущему императору Александру: «Задача нашей политики должна быть в поддержании существования и целости Оттоманской империи…» И вот Российская империя не может воспользоваться плодами своих побед на Балканах. «Новые» балканские государства – и Греция, и Болгария – естественно стремятся к сближению с Европой, политически ориентированы на европейскую политику. Кроме того, российские политики столкнулись с такой крупной политической фигурой, как Бисмарк. Становится все более ясно: Российская империя может не рассчитывать на то, что Балканский полуостров окажется в сфере ее влияния. И лишь почти сто лет спустя, в середине сороковых годов XX уже века Балканский полуостров почти целиком войдет в сферу влияния модифицированной Российской империи – СССР, и это влияние сохранится на полстолетия…
