Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

- Ну, Зиг, - спросил он, - вы, разумеется, ничего не знаете?

- Да, штурмбанфюрер. Я недавно приехал...

- Ваш отец просто наивный либерал. Из него еще не выветрился этот дух. А Мейер пользовался его добротой.

- Мейер?.. Простите, штурмбанфюрер. Я вспомнил, что Мейер когда-то был ассистентом отца. Да, теперь я вспомнил...

- Отлично, Зиг, - штурмбанфюрер посмотрел на унтерштурмфюрера и кивнул ему. - В честности фронтовика я не сомневался. Мы хорошо знали, где прячется этот Мейер. Только ваш наивный отец думал иное. Каждый человек и мысли его у нас под увеличительным стеклом... Ну хорошо. Не беспокойтесь за отца. Мы караем, но и воспитываем. Подержим его до утра, чтобы мозги встали на то место, где им следует быть. Он замечательный специалист, а специалисты нужны рейху. Вы свободны, унтер-офицер. Хочется ведь немного развлечься, а?

На улицу вышел Густав с таким чувством, будто вылез из какой-то холодной, вязкой ямы.

"Ну и денек! Выпустят ли еще утром отца? - размышлял он. - И что я могу сделать? Что такое право вообще? Каждый человек и мысли его под увеличительным стеклом, говорит штурмбанфюрер. А есть отец, противящийся жестокости, и Мейер с наивной верой в человека, и обер-лейтенант Винер, думающий о смысле борьбы, и Тимме, ни в чем не сомневающийся. Какой-то сумбур... И завтра мне ехать на фронт".

Он стоял перед цветным плакатом, который изображал довольную семью. "Фюрер заботится о нас", - гласила броская надпись.

XXV

Где-то далеко едва слышно погромыхивал фронт.

Измученные маршем по лесному бездорожью курсанты тащили на себе раненых.

"Все устали, - думал Андрей. - Придется остановиться..."

Солодяжников шагал рядом. Лицо его было угрюмоспокойным, как у человека, осознавшего неумолимость хода событий, где он сам ничего не может изменить.

Младший лейтенант Крошка нес тяжелый немецкий пулемет, а свободной рукой держал угол плащ-палатки, на которой тащили раненного в грудь курсанта.

- Ты не стони, Ламочкин, - хрипловатым ровным голосом внушал он. - Это еще ничего. Хуже, когда в голову или в живот.

Лютиков негромко рассказывал курсантам о том, как недавно ходили по вражеским тылам. В его пересказе это было очень героично и весело, а обстановка вырисовывалась гораздо хуже, чем сейчас.

- ..."Мессеры" чуть зад не брили, танки кругом, а у нас деликатес в мешке: коньяк, что Наполеон лакал ср своими графами, цыпленки под соусом... И гауптмана живьем волокем. Во что было!..

- А потом вышли? - спросил Осинский.

- Что мы, дураки пешком ходить?.. С нами и радисточка была. Одолжили у Гитлера броневик...

- Так он и дал? - усомнился кто-то.

- Еще бы не дал! - сказал Лютиков. - Под ажур еще десяток машин запалили.

Андрей подумал, что, наверное, все рассказанное про войну очевидцами также мало будет похожим на действительность, хотя нельзя и упрекнуть во лжи.

- Возможно, и наши танки пробились, - сказал Осинский.

- Кабы! - вздохнул минометчик из Тамбова. - Ихних-то штук пятьдесят было. Где тут пробиться?

- Загнули, дядя. Я только двадцать насчитал.

- А и двадцать супротив шести... Где ж пробиться?

Открасовались, знать, хлопцы! Э-эх, гармонист был удалой!

- Даже если они погибли, - запальчиво повысил голос Осинский, - такая смерть прекрасна!

- Чего смерть хвалить? - рассудительно возразил минометчик. - Пробовал ты ее? Нужда им вышла. Каждый свое дело сполняет.

Неожиданно где-то в лесу замычала корова, и звук этот, мирный, тихий, заставил Андрея вздрогнуть.

- Деревня! - обрадовался Звягин. Гимнастерка его вылезла из-под ремня, и волосы торчали, как у мальчишки, побывавшего в драке. - Если деревня, зайдем туда?

- Вначале узнаем, что там... Лютиков, давай! - тихо сказал Андрей.

Солодяжников присел на замшелый гнилой пенек.

Он развернул карту, подергал свой нос и, точно учитель, на минутку выходивший из класса, сказал:

- Итак, до станции отсюда еще восемь километров.

Атаковать лучше ночью...

Даже невозмутимый Крошка был озадачен. Звягин же просто открыл рот, словно этот маленький, с редкими, топорщившимися на острой макушке волосиками, человек показал вдруг удивительный фокус.

- И без танков?

- Эшелонами займутся саперы, - ни на кого нэ глядя, проговорил Солодяжников. - Но вначале установим, какой гарнизон. Действовать без фантазии!..

- А раненые? - спросил Звягин. - Куда их?

Солодяжников не ответил, только хмуро взглянул на него. Из кустов появился Лютиков.

- Две бабы там, - сообщил он, - и ребятишки на повозке.

- Гм... надо познакомиться, - решил Солодяжников. - Идемте, лейтенант.

Бричка, завешанная рваными одеялами, стояла на поляне. Несколько босоногих мальчуганов сражались деревянными мечами. А чуть поодаль женщина доила корову. Мальчишки заметили подходивших командиров, и битва сразу окончилась.

Воспользовавшись этим, из-под брички выбралась крохотная девочка в одной рубашонке и, семеня короткими ножками, помчалась к матери.

- Не хоцу с малыпишками, - зашепелявила она, растирая ладошкой слезы. Хоцу иглать в куклы.

- А, чтоб вас! - женщина оглянулась, увидела военных и замолчала.

- Добрый день, - козырнул ей Солодяжников.

- Здравствуйте! - проговорила женщина.

- Вы не здешние?

- Да почти, - женщина вопросительно глядела на них, стараясь понять, кто они такие. - Почти здешние. Недалеко жили.

Она была еще молодая, плотная. Холщовая юбка и простенькая старая кофта как бы подчеркивали грубоватую, дерзкую красоту ее лица.

- В селе? - поинтересовался Солодяжников.

- На станции. Было ушли, а теперь возвращаемся Дома хоть картошка есть... Откуда ж вы?

- А тоже ходим, бродим, - усмехнулся Солодяжников. - К станции лесом можно пройти?

- Лесом не пройдете... Да зачем вам на станцию? Вам идти в другую сторону. Все-то к Днепру шли...

Горе...

- Отчего горе? Мы солдаты, - бодро произнес Солодяжников.

- И-и! - Молодуха уперла кулак в резко обозначавшуюся талию, отчего колыхнулись высокие груди под кофтой, будто она хотела накрыть ими щуплого ротного вместе с оружием, шпорами и полевой сумкой. - Что солдаты? Из другого теста разве слеплены? - И с какой-то немного стыдливой гордостью добавила: - Я уж семерых родила. Шесть парней, только седьмая девочка... Иль вас под лопухом нашли?

В ее больших синих глазах засветилось дерзкое лукавство, и косо выгнулась черная широкая бровь. Андрей подумал, что ротный смутится, но он глядел на нее с явным удовольствием, подобрав живот, и в лице и в фигуре появилось что-то задиристое, петушиное.

- Бойка! - заговорил он, явно подлаживаясь к строю ее речи. - Аж семерых успела родить? Это когда ж?

- А что? - она усмехнулась, открывая белые ровные зубы, кончиком языка провела по толстой, сочной губе. - Обмужилась рано, в шестнадцать лет.