Токсичные тени - Тим Каррэн

- Боже, как долго эти чокнутые смогут так держаться? Они вызывают у меня мурашки.

- Было бы не так уж плохо, если бы они просто вышли и представились.

- Может быть, - мрачно сказал Лу, - когда будут готовы.

- Боюсь, этого может и не случиться.

Лиза сидела в кресле у камина, окутанная тенью. Джонни сел напротив неё. Они смотрели друг на друга почти десять минут. Не говоря, не двигаясь, просто глядя. У неё было тревожное ощущение, что вот-вот будет сказано что-то важное, что-то уместное, что-то откровенное.

Воздух между ними был тихим, но наэлектризованным, как атмосфера перед важной президентской пресс-конференцией.

- Ну? - наконец сказала она. - Скажи это.

- Сказать что?

- Ты знаешь. Что ты думаешь по этому поводу?

Она видела, как его лицо расплылось в улыбке.

- Довольно проницательно, не так ли?

- Это про меня. За меня проголосовали в номинации Мисс Проницательность в старшей школе. Между прочим, Кат-Ривер-Хай. Там же, где ты, вероятно, учился... в каменном веке.

Он всё ещё улыбался.

- Тебя также избрали Мисс Стерва-и-Сучка?

- За меня голосовали так много и в разных номинациях, я не могу вспомнить их все. Проблема была в том, что я всё время была на заднем дворе школы, обкуривалась и так и не появлялась на этих чёртовых церемониях награждения.

- У тебя хорошая задница, - сказал он.

- Прости?

- Я сказал, что у тебя хорошая задница.

- Да, я слышала тебя. Я просто не могла в это поверить.

- Я высказываю своё мнение.

- Напомни мне, чтобы я впечатлилась.

- Я сделаю заметку.

Игривый обмен закончился, снова воцарилась тишина. Так полно и основательно, как будто на них упала невидимая простыня. Но всё ещё было то, Лиза знала, что нужно было сказать.

Что это было?

Вопрос? Признание?

Она закурила. В отблесках пламени лицо Джонни было покрыто морщинами, костлявыми выступами и движущимися тенями, его глаза сияли металлическим блеском. Это было жёсткое лицо, опасное лицо, но интригующее лицо. В некотором роде даже красивое.

Вот парень, - подумала она, - живёт такой жизнью, которую я видела только по телевизору или про которую читала в книгах.

Она задавалась вопросом, что все эти жестокие, бесчеловечные тренировки сделали с людьми? Что случилось с чьей-то душой, когда они убивали людей, чтобы заработать на жизнь, когда они слишком долго пробирались через кровь и кишки, плащ и кинжал бюрократической ерунды? Что случилось, когда они увидели то, чего не должны были видеть, когда их вырвали из этого механизма и вернули в общество, которое не имело для них практической пользы?

Но она знала, что с ними случилось: они стали Джонни Дэвисом.

Они стали разочарованными, ненавистными, параноидальными и злыми. Такой же, какой она собиралась быть после этого маленького вальса, когда правительство начнёт всё отрицать, и она начнёт выглядеть дурой. Как долго вы могли бы смотреть прямо сквозь стены общества и видеть ползучих тварей, которые крутили колёса, прежде чем вы сгнили внутри?

- Должно быть, неплохая жизнь, - сказал Джонни, почёсывая лысый мясистый череп. - Живи так, как живёшь.

- Ты имеешь в виду рок-н-ролл?

- Конечно. "Электрическая ведьма", говоришь? Броско. Мне это нравится, - он посмотрел в пол. - До войны мы слушали Who, The Animals, Hendrix, Beatles, Stones - все большие группы. Немного сумасшедшего, громкого дерьма - Blue Cheer, MC5, Sir Lord Baltimore. Во Вьетнаме мы много слушали CCR и Motown. Много Country Joe and the Fish, Дженис Джоплин, The Doors. Когда я вернулся, было много тяжёлого дерьма. Но другого. Тогда это называли кислотным роком. Black Sabbath, Led Zepplin, Uriah Heep, Lucifer’s Friend и всё такое.

Лиза была приятно удивлена.

- Я никогда не представляла тебя меломаном.

- Я был когда-то.

Она выдохнула облако дыма.

- Ты загадка. Когда я говорила о том, что играю в группе, о хитах, больших турах... ты, похоже, не был впечатлён. На самом деле, тебе было всё равно.

- Меня не так легко впечатлить. Вещи, которые люди говорят, что они сделали или хотят сделать, ни хрена для меня не значат.

- Я не хвасталась, - сказала она, чувствуя, как краснеют её щёки.

- Нет, не хвастаешься. Вот почему я знал, что с тобой всё в порядке.

- Ааа...

Он снова улыбался.

- Каково это играть перед тысячами людей?

- Чертовски нервно, если хочешь знать правду. Когда ты начинаешь, ты играешь перед зеркалом. Потом перед друзьями. Потом перед другой группой поддержки. Достаточно скоро, если ты чего-то стоишь, ты будешь участвовать в группе. Затем ты играешь перед дюжиной человек. В первый раз хочется обмочиться в штаны.

- Но становится легче?

Она откинула густые тёмные волосы с глаз.

- Да. Через какое-то время два, три десятка уже ничего. Потом играешь перед сотней и снова становится плохо. Потом перед тысячей.

- Сколько у вас сейчас?

- Четверть миллиона в прошлом июне. Мы были хедлайнерами готического фестиваля в Огайо. Так много людей... это страшно. Ты видишь их там и знаешь, что они заплатили хорошие деньги, чтобы увидеть тебя, что они ожидают, что их деньги того стоят, и твои колени подгибаются. Нашу барабанщицу Сэнди тошнило за кулисами. Нам пришлось накачать её в первую же ночь.

Джонни кивал.

- Секс, наркотики и рок-н-ролл, да? Должно быть, было много вечеринок. Должно быть, это как один большой кайф.

Лизе было трудно смотреть на него сейчас. Разговор шёл в том направлении, в котором она не хотела участвовать.

- Конечно, но это не всё развлечения и игры. Это изнурительная, веришь или