Побег из Невериона. Возвращение в Неверион - Дилэни Сэмюэл Р.

Мои спутники, без особых стараний с моей стороны, прониклись даже некоторым уважением к Белхэму и цели моего путешествия; они, как-никак, повидали его работы и не раз слышали из угла закопченного чертога, как я говорю о нем с пышно разодетой герцогиней или пузатым герцогом, чьи круглые глаза и широкие скулы походили на мои.

Сама карта, однако, претерпела не меньше перемен, чем я сам; и если я льстил себя надеждой, что изменился к лучшему, то с ней дело обстояло ровно наоборот. Это не значит, что она порвалась – пергамент лишь обтрепался слегка по краям, – но что касается ее содержания… Да, я посетил больше половины намеченных мест, но отнюдь не в намеченном порядке. Первоначальный заезд в Элламон послужил лишь намеком на последующую путаницу.

Построенные Белхэмом мост или здание, находящиеся будто бы в таком-то городе, оказывались на деле совсем в другом, в двух-трех днях пути. Карта изобиловала и собственными ошибками: деревня, стоящая будто бы на одном берегу реки, располагалась в некотором отдалении от другого. Ручей превращался в широкую реку, а мелкие, бурные, каменистые речки на пергаменте вовсе отсутствовали. Перед близким будто бы городом вырастал непроходимый горный хребет или струилась не имеющая брода река.

Поначалу я извинял себя тем, что Белхэм, будучи великим героем, без труда одолевал и горы и реки, но после вынужден был признать, что самый короткий, согласно карте, путь в действительности бывает куда длиннее.

Я, конечно, пытался усовершенствовать карту в свете новых открытий. Одна пожилая жительница Абл-Айни, в юности носившая воду рабочим Белхэма – они строили храм, позднее прославивший город, – рассказала, что неподалеку есть мост, который Белхэм построил гораздо раньше, лет двадцати с лишним. В Абл-Айни он вернулся (как сам говорил ей), когда ему уже было за пятьдесят, и построил этот храм по заказу местного барона. Выходило так, что в Колхари он работал уже после храма: женщина помнила, как он разволновался, когда к нему прибыл гонец Высокого Двора. Она была уверена, что королева тогда впервые вызвала его ко двору – так говорил не только сам Белхэм, но и много других. Он отправился в столицу прямиком из Абл-Айни, как только достроил храм.

Это совпадало с моими прежними сведениями, но на моей карте не было прямого пути из Абл-Айни в Колхари и не было отметок, что Белхэм побывал в этом городе дважды, с промежутком лет в тридцать. Сидя как-то утром в лагере у прогоревшего костра, когда другие еще не вставали, я попытался это исправить и вдруг увидел, что мой аккуратный прежде чертеж стал полнейшей неразберихой.

Еще одна трудность: я то и дело слышал имя, преследующее всякого, кто изучал работы позднего Белхэма, – Венн. Удивительно, как я раньше его не слышал. Там и сям – почти всегда в мелких селениях, где Белхэма давно позабыли и я лучше местных жителей знал о пробитой в скалах дороге или о грандиозной каменной арке – я, наряду с постройками Белхэма, то и дело натыкался на «Венн-лестницу», «Венн-камень» и «Венн-пролом». Кто-то сказал мне, что Венн была женщиной… но что же дальше? Жил с ней Белхэм, как с элламонской старухой, к которой я побоялся пойти?

Любил ее?

Ненавидел?

Все вместе?

Ни то ни другое?

Логика подсказывала, что стареющий изобретатель, встретив молодую ветреную красотку, назвал в ее честь кое-что из своих второстепенных работ. Но кто она была? Суеверная крестьянка, с которой он резвился за амбаром, куда она выносила ему кружку пива? Или шаловливая принцесса, с которой он (в очередной раз) покрыл себя позором в темном покое? Я не знал этого тогда и посейчас не знаю. Возможно, она была купчихой и снабжала его деньгами. Возможно, его другом, и он хотел увековечить память о ней. Никто из тех, с кем я говорил, не мог мне ответить. Но в Нарнисе я нашел явно рукотворный променад с вырубленными в скале ступенями, ведущий к реке, а в Альданангхе близ Макалаты – огромную искусственную пещеру с резными колоннами. Оба сооружения носили имя Венн и были грандиознее всех виденных мной работ Белхэма.

Арли, подняв глаза к высокому потолку пещеры, высказал крайне нелепое предположение: что, если она – если Венн и вправду она – сама была изобретателем и зодчим, сравнимым с Белхэмом, а то и превышавшем его? Мы с Тиреком со смеху схватились за животы, породив в пещере гулкое эхо. Но когда мы вышли на солнце, пошучивая насчет разбойников, будто бы устроивших здесь пристанище, я понял, что возразить мне на это нечего – а значит, предположение одноногого варвара столь же весомо, как рассуждения высокоученого принца. Я уже тогда начал относиться с подозрением к логическим выводам. Имя Венн, где бы я его ни встречал – это не путеводная нить, а нитка, выбившаяся из ткани, спущенной временем со своего станка.

Путешествуя теперь по зеленому югу, мы приблизились к обозначенному на моей исчерканной карте месту рождения Белхэма. Я давно уже отказался от своего первоначального плана – мой первый караванщик мог бы дать мне такой совет еще в Фальтах. Теперь же все доброжелатели как высокого, так и низкого звания говорили мне, что Белхэм, по преданию, мог родиться и в этой деревне, и в другой, и еще в нескольких. Притом каждый советчик (а в двух случаях о советчица), будь то князь или крестьянин, называл вескую причину, по которой одна предпочиталась другой.

Всего за право называться местом рождения Белхэма боролись пять деревень, расположенных, на взгляд бывалых путешественников вроде нас, сравнительно недалеко одна от другой. Погода стояла хорошая, и мы без всякой спешки могли объехать их за четыре дня. Теперь я уже не стеснялся заговаривать с деревенскими стариками и кривоногими ребятишками – а они, преодолев первые подозрения, улыбались и отвечали либо направляли меня к тому, кто мог знать что-то еще.

Однако эти пять деревень разочаровали меня по-своему не менее сильно, чем место кончины гения.

Первая попросту больше не существовала – сгорела, похоже: на ее месте остались одни руины. Пока я вслух прикидывал, когда это могло случиться, Тирек скинул копьем обгорелую доску с дохлого, кишевшего червями кота. Стало быть, огонь поглотил деревню несколько дней, от силы недель, назад.

Мы побродили там, опасаясь мародеров или работорговцев, но так больше ничего и не выяснили.

Второе варварское селение сохранилось в целости, но мы все еще видели перед собой картину пожарища – так отраженное в ручье солнце еще долго пляшет перед глазами. Тамошние желтоволосые жители подтверждали, что Белхэм родился у них, произнося его имя так, что возникали сомнения, о нем ли, собственно, речь – но я уже перестал обращать на это внимание. Хорошо, но где именно? Может быть, уцелел его родительский дом? Или живы еще родичи, могущие рассказать о его, бесспорно, примечательном детстве?

Селяне, собрашиеся поглазеть на костыль Арли, копье Тирека и на мой темный лик, отвечали на это смехом. Эта лесная деревня, как и горный городок, где умер Белхэм, тоже с тех пор переехала на новое место.

Откуда же она переехала?

Кто-то показывал в одну сторону, кто-то в другую; старушка, опираясь на палку, говорила, что старая деревня стояла там, щербатый парнишка – что сям: ему дед рассказывал.

Вот и разбери, кто тут прав – если хоть кто-то прав.

В третьей деревне, побольше и побогаче (здесь попадались каменные дома, а частично вымощенную рыночную площадь огораживал деревянный забор), тоже сказали, что Белхэм родился здесь. Родители его, правда, пришли из другой (шестой по счету) деревни, отчего она тоже вздумала присвоть себе эту честь. На вопрос, где же находился их дом, меня после долгих варварских словопрений проводили к старцу с подобием тюрбана на голове – он-де приведет куда надо.

Мы со старцем тронулись в путь, остальные на почтительном расстоянии шли за нами.

Старец долго молчал, и я боялся, что Арли с Тиреком соскучатся и начнут шутковать. При некотором уважении к моим розыскам долго удерживаться они не могли, особенно если валять дурака принимался кто-то один. Но тут старик подал голос.