Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо

Вот почему отец Синуль, собравшись поработать, должен был преодолевать расстояние в сорок девять метров, отделявшее его от помещения, где стоял его компьютер.

Глава 14

Рождение транснациональной компании

В сквере Отцов-Скоромников со стороны Святой Гудулы стоят три скамейки. Каждую осеняют ветви дерева. Ту, что ближе к улице Отцов-Скоромников, — ветви каштана, ту, что посредине, — ветви липы, ту, что напротив Польдевской капеллы, — ветви иудина дерева. Время близилось к полудню; визгливые детские орды исчезли в соседних домах, чтобы подкрепиться (гамбургерами и прочим), перед тем, как возобновить штурм песочницы и ушей окружающих. Остался только один четырехлетний мальчик, который наполнил ведерко землей, смочил ее в фонтане и торжественно выложил в виде кучи у ног Лори, сидевшей на средней скамейке, под благоухающей липой.

Солнце поднималось все выше, но как-то нерешительно, словно внезапно наступившая тишина сбила его с толку. Оно не хотело уходить слишком далеко от Лори, которая прикрыла глаза и казалась умиротворенной и довольной в омывавшем ее потоке света и тепла.

На этой скамейке, занимавшей центральное положение в сквере, а следовательно, и во всем квартале, несколько лет назад инспектор Блоньяр, переодетый клошаром, в замасленном берете, старом халате и резиновых сапогах провел долгие часы, выслеживая дерзкого преступника, которого прозвали Грозой Москательщиков. Со скамейки были видны все окна дома 53 по улице Вольных Граждан, а также окна домов по улице Отцов-Скоромников, по крайней мере, до «Гудула-бара». Когда облака, выплыв из-за плеча Святой Гудулы, оказывались над сквером, они застывали на месте, так не хотелось им покидать этот тихий, уютный уголок; но ветер подгонял их, и они против воли уносились в Лотарингию, проливаясь дождем и проклиная свою кочевую жизнь. Но сейчас небо было голубым, чистым, прозрачным. Сквозь полуприкрытые веки, слегка отягощенные сиянием весеннего солнца, Лори видела, как наверху, в большой комнате, ее дочь Карлотта выделывает сальто-мортале, избывая таким образом небольшую часть переполнявшей ее животной энергии.

Послышался какой-то шум: это за мальчиком с красным ведерком пришел его старший брат. Уходя, он крикнул Лори: «Мадемуазель, мадемуазель, возьмите меня в женихи, я холостой».

И сквер опустел.

Войдя в «Гудула-бар», Лори увидела на экране телевизора молодого человека, шагавшего по песчаному пляжу. Он подошел к синему-синему морю, снял джинсы и остался в очень узеньких плавках. Как и в предыдущий раз, загоравшие на пляже девушки приподнялись, чтобы посмотреть на него, ибо это был Красивый Молодой Человек. А он не удостоил их взглядом, он повернулся и посмотрел на собаку, бегущую к нему издалека. Джинсы молодой человек держал в руке, и, когда камера надвинулась на него, чтобы показать марку джинсов, Лори показалось, что она видит у него на ягодице татуировку, выглядывающую из-под трусов; но картинка вдруг исчезла, потому что мадам Ивонн переключила канал.

Официант улыбнулся ей. Она заказала кофе и стакан воды.

Лори выглядела задумчивой, и не столько от того, что она не выспалась и разомлела на солнышке в сквере, сколько от разговора с ее другом и компаньоном Джимом Уэддерберном. Слово «компаньон» наводит на мысль о деловой инициативе. И мы не ошиблись. Речь идет о процветающем деле, которым владеют на паях Лори и Джим Уэддерберн. И процветание дела достигло таких масштабов, что это уже создавало проблемы, вызывавшие беспокойство у Лори. Сейчас мы кратко объясним, в чем суть.

Джим Уэддерберн был англичанином по матери (он взял ее фамилию) и польдевцем по отцу, которого, по его уверению, он не помнил. Он жил в Лондоне, в полуподвале «мьюз», расположенной в дальнем конце Королевского Предместья Кенсингтон и Челси. Там он писал романы, а кормился, продавая польдевские ценные бумаги, завещанные отцом и позволявшие ему вести скромную, но сносную жизнь. Я сказал, что он писал романы: английские романы. Не романы на английском языке, а именно английские романы: бывают английские романы, написанные на другом языке, и бывают совершенно не-английские романы, написанные по-английски. Джим Уэддерберн писал по-английски английские романы. (Как распознать английский роман? По особому, не поддающемуся определению истинно английскому аромату, который никогда не обманет.) Самый первый назывался «Finite corpse»[10]. Пять его романов преспокойно канули в забвение, а шестой, к величайшему изумлению автора и издателя, стал бестселлером. Следует признать, что этот роман несколько отличался от остальных пяти, быть может, он был менее английским. Назывался он «Lady Bovaryʼs Lover».

Джим Уэддерберн уже видел себя на пороге благополучия, которое позволило бы ему долгие годы заниматься сочинением преспокойно забытых романов и не заботиться о завтрашнем дне. А главное, он приближался к осуществлению мечты своей жизни: объехать весь свет и посетить все на свете книжные магазины. Книжные магазины были его единственной, ненасытной страстью. Но тут разразилась катастрофа. Представьте себе, в Техасе жила одна дама по фамилии Бовари, вдова скромного нефтяника, который оставил ей скромные средства; слишком скромные, с ее точки зрения. Как только «Любовник леди Бовари» перестал фигурировать в списке американских бестселлеров (он продержался в нем тридцать семь недель), к издателю Джима Уэддерберна пожаловали господа Смоллбоун и Петтигрю, адвокаты из Бостона. Они прилетели на «Конкорде». Они сообщили издателю, что от имени своей клиентки миссис Бовари, Париж, Техас, собираются взыскать с него 1 миллион 178 тысяч долларов за «вторжение в частную жизнь».

Издатель Джима Уэддерберна вежливо улыбнулся.

— Джентльмены, — сказал он с изысканной любезностью, — роман мистера Уэддерберна — своего рода литературная мистификация, под которой вполне бы могла стоять подпись Ди. Эйч Флоуберт. Леди Бовари, — сказал он, — персонаж вымышленный, и ее сходство с какой бы то ни было реальной Бовари в прошлом, настоящем или, возможно, будущем времени абсолютно исключается.

— This we know very well (Это мы и сами знаем), — ответили господа Смоллбоун и Петтигрю, получившие образование в Гарварде. — We dont think you get the point (Как нам кажется, вы не совсем поняли, в чем дело).

Разумеется, миссис Бовари из Парижа, Техас, готова была признать (их устами), что леди Бовари (героиня романа) не имела с ней ничего общего. Но именно в этом и заключалась ее претензия: две Бовари были так непохожи, что это могло нанести серьезный ущерб клиентке, которая оказалась в незавидном положении (вызывающем бессонницу). Ей приходится объяснять подругам и знакомым по Клубу вдов в Париже, Техас, что она не является точной копией героини романа, рекомендованного журналом «Ковбойское обозрение» и продержавшегося тридцать семь недель в списке бестселлеров.

Тут издатель взял истинно британский ледяной тон. Он отказался от переговоров, выступил в качестве ответчика в окружном суде штата Массачусетс и —

проиграл процесс.

Потому что американское законодательство и правоведение недвусмысленно говорят: всякая вымышленная история есть чья-то биография. Это первая аксиома. Вторая состоит в том, что всякая биография есть «вторжение в частную жизнь». Как объяснил в своем решении судья Никсон, если в вымышленной истории имеются несовпадения с явными или скрытыми фактами биографии истицы, это наносит тяжелый урон ее частной жизни: показывая ее не такой, какая она на самом деле, книга вызывает у друзей и знакомых сомнения в ее прямоте, чистосердечии, и правильности жизненного пути. То, что автор поступил так совершенно неумышленно, является отягчающим обстоятельством: незнание реальной жизни персонажей не освобождает от ответственности. Надо было навести справки.

Издатель тут же вчинил иск Джиму Уэддерберну и разорил его.

Теперь Джиму надо было зарабатывать на жизнь. Но как? Однажды, когда он уныло тратил последние фунты стерлингов в парижских книжных магазинах, он познакомился с Лори.

Они только что купили одну и ту же книгу, альбом фотографий Жана-Ива Куссо. Лори положила свой альбом в пластиковую сумочку, которую привезла с острова Ре, Джим Уэддерберн положил свой в сумочку, которую ему дали в книжном магазине на острове Мэн. Каждый посмотрел на сумку другого. Лори подумала, что хорошо было бы иметь дома пластиковую сумку с острова Мэн, где говорят на особом диалекте и живет особая, нигде больше не встречающаяся порода кошек. А Джим Уэддерберн подумал: «Ах, если бы у меня была пластиковая сумка из книжного магазина на острове Ре, где португальские иммигранты добывают соль и поют такие чудесные фадо». И тут у них возникла потрясающая идея: они обменялись сумками и пошли к Лори, чтобы отпраздновать удачную сделку бутылочкой сен-жозефа и устрицами. Так родилось их малое предприятие: они ездили по свету, посещали все книжные магазины и привозили оттуда пластиковые сумки, которые затем продавали за баснословную цену либо отдавали заказчикам. Это давало им возможность: