Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо

Не веря своим глазам, пораженный Синуль включил принтер: оттуда немедленно вылез список городских собаконенавистников, тот самый, что был нужен Блоньяру, получившему вместо него концерт органной музыки. Мы-то с вами понимаем, что преступник поменял местами две дискеты, дабы запутать инспектора. Но Синуль не мог понять решительно ничего.

Вначале он подумал, что это проделки вирусов, вредных электронных букашек, которые забираются в программы, файлы, дискеты, сети, и все там путают, портят, съедают и искажают. Заветная мечта этих тварей — вызвать полную неразбериху в компьютерах Великих Мировых Держав, чтобы те по ошибке начали войну, которая уничтожит человечество и позволит вирусам властвовать на Земле безраздельно.

Опять вирус, в первую минуту подумал Синуль. Но тут же его прошиб холодный пот. Он вспомнил, что с его компьютером такого случиться не могло: у него была самая современная и дефицитная защита от вирусов, разработанная профессором Джирардзоем.

Что же произошло?

Он щелкнул мышью, вызывая антивирусную программу.

Программа исчезла!

Глава 18

Секрет Автора

Вызванный повесткой к инспектору Блоньяру, я пришел как раз вовремя, чтобы застать трех почтенных сыщиков в полном оцепенении, но слишком рано, чтобы понять причину этого. Из компьютерного терминала лилась органная музыка, и неподвижность присутствующих вполне можно было объяснить благоговением перед божественными звуками «Гексакордум Аполлинис».

Блоньяр дослушал до конца первую вариацию и выключил компьютер. Воцарилось молчание. Никто не выразил своих чувств. Никто не объяснил, почему здесь звучала музыка. По общему согласию, они решили обменяться впечатлениями позже. На то была только одна причина: будучи Автором, я не мог не знать, что здесь произошло нечто чрезвычайное, и должен был отметить их невозмутимость и хладнокровие перед лицом чрезвычайного происшествия. Блоньяр держался так, словно все шло «согласно намеченному плану», как в самом обычном, банальном расследовании. Я с готовностью явился к инспектору, потому что хотел увидеть вблизи, и в действии, только что предоставленное в его распоряжение чудо техники: компьютер с текстовым редактором «Мак Альпин» новейшей модификации и программой «Детектив». И при всем при том мне было интересно, зачем я ему понадобился.

Он сказал, что хотел бы посоветоваться со мной в этот важный для расследования момент, а главное, в важный момент для моего романа, где описываются события, которые он, Блоньяр, расследует: ибо роман дошел до середины.

Я сразу понял, что он меня подозревает. Быть может, я слегка преувеличиваю. Конкретных подозрений у него не было, но он не вполне исключал вероятность того, что мое участие в этом Деле не ограничивается ролью простого рассказчика.

Блоньяр не очень-то разбирался в литературе. Времени на чтение у него почти не оставалось, а читал он в основном писателей-классиков, рекомендованных женой, мадам Блоньяр. Поэтому современная литература вызывала у него сильнейшее недоверие. Он не понимал, что моя книга по определению не может быть нелепой и сверхавангардистской разновидностью детективного романа, в которой преступником является Автор. Бывало, что сыщик сам оказывался преступником либо жертвой, бывало, что в преступлении изобличали рассказчика, словом, были испробованы все возможные комбинации, но не написан еще такой роман, где преступником либо жертвой был бы читатель; равным образом и автора никто пока не пытался вовлечь в подобные извращенные фантазии. Во всяком случае я такого прецедента не создам. Даже если бы я, эксперимента ради, — хотя на мой взгляд, повторяю, такие вещи совершенно несовместимы с высоким призванием романиста, — на секунду представил себя убийцей Бальбастра, этот сюжет не получил бы развития. Поскольку в чужой шкуре я чувствую себя еще неуютнее, чем в собственной, я быстро отказался бы от этого замысла.

Вопросы Блоньяра подтвердили мою догадку. Начав издалека, с мнимого интереса к моему рабочему расписанию, он спросил, чем я был занят в вечер преступления, и я понял, что он хочет выяснить, есть ли у меня алиби.

Алиби у меня было.

Я был у Лори и Карлотты, куда ходил два раза в неделю смотреть телевизор. Я посмотрел сначала «Супер-Джейми», потом «Звездную дорожку» с моим любимым Мистером Споком, потом машинку Кит (которую дублирует мужской голос), потом Питера Фалька в сериале «Коломбо» (это мой любимый герой: у него в точности такой плащ, как у меня, и он задает вопросы подозреваемым в точности так, как задавал бы их я, будь я сыщиком, а не логически мыслящим и бесстрастным инопланетянином. Капитан звездолета спрашивает у меня: «Прямо перед нами — поле сил гондваниацев. Если мы сейчас проникнем туда по закону Брюстера, сколько у нас шансов пройти с помощью простой рефракции?» Я без запинки отвечаю: «Один шанс на миллион шестьсот семьдесят четыре тысячи восемнадцать». Капитан говорит: «Прорвемся». В минуту столь грозной опасности для человечества, атакуемого гондванианскими захватчиками, метод Коломбо неприменим. Но я с удовольствием испробовал бы этот метод на таких персонажах данной истории, как, например, помощник мадам Груашан, Молине Жан или Том Батлер. Увы, это невозможно: я не могу выйти из роли).

Я ответил на вопросы Блоньяра без всякого волнения. Вопроса, который я боялся услышать, он так и не задал. Когда я сказал, что посмотрел еще музыкальную передачу «Тридцать девять ступенек», его интерес уже угас. Он знал, что у меня твердое алиби. И не спросил, почему это вдруг я, романист, заинтересовался популярной музыкальной передачей. А я вовсе не жаждал, чтобы меня об этом спросили. Поскольку это имело отношение к моему плану.

Что это за план, я расскажу вам в следующей главе, первой главе второй половины книги. Но сперва я должен ознакомить вас с дальнейшими фрагментами моей переписки с Издателем: это своего рода background[11], не раскрыв которой, я не смогу рассказать, что подвигло меня на создание этого плана.

Дальнейшие фрагменты неопубликованной переписки

Автора и Издателя

насчет романа под названием «Прекрасная Гортензия»

Дорогой Издатель,

В ожидании выхода моей книги в вашем издательстве я подписался на всю французскую и иностранную периодику, чтобы не пропустить отзывов о моем Произведении, когда они появятся в печати, и иметь возможность немедленно ответить на каждый из них срочным заказным письмом с уведомлением о вручении.

Для пущей надежности я связался (за большие деньги) с агентством, которое выискивает, собирает и классифицирует критические статьи и просто упоминания в печати: мне хотелось располагать всеми публикациями, вплоть до самых крошечных.

Прошло полтора месяца. На мой адрес стали поступать первые новозеландские журналы: две из трех комнат моей квартиры у сквера Отцов-Скоромников наполнились прессой, и мне пришлось перейти в третью. Каждый день я спускаюсь на первый этаж и жду почтальона, потому что консьержка категорически отказалась приносить мне корреспонденцию. И тем не менее в большой тетради, которую я завел для вырезок, — распределенных по странам и датам, а также по степени важности так, как учат нас лучшие специалисты (согласно теории ритма отца Ризольнуса), — в этой тетради пока всего шесть вырезок, да-да, именно шесть. (Больше всего мне нравится самая первая, в «Независимом вестнике Северо-Западного Кон-Минервуа» — я вам уже ее пересказывал (кстати, «Ведомости Юго-Восточного Кон-Минервуа», очевидно, из зависти, ни единым словом не упомянули о моей книжке — как это мелко!).) Кроме того, я получил кучу посылок (и счетов) из агентства, но все присланные ими вырезки относятся к книге о выращивании гортензий, вышедшей в Монако (и уже переведенной в Андорре, в то время как Лихтенштейн и Сан-Марино еще только приобрели права), — книге, которой я не писал и которая интересует меня, как прошлогодний снег. Несложный подсчет показывает, что в общей массе мировой журналистики моей книге посвящено менее 0,00000001 процента. Я потрясен.

После долгих раздумий я пришел к выводу: надо что-то делать. Предлагаю следующее: свяжитесь с вашими знакомыми с телевидения и как можно скорее (на носу лето!) подготовьте передачу, которая пойдет в эфир по всем каналам в восемь тридцать. Это будет дискуссия на тему: являются ли ягодицы Гортензии идеальными согласно определению идеальных ягодиц, данному в моей книге возлюбленным Гортензии? В дискуссии будут участвовать (и в этом вся хитрость) не безвестные литературные критики, не напыщенные специалисты по ягодицам, а весомые личности: Раймон Барр, Франсуа Миттеран, Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер, монсиньор Фюстиже и, «last but not least»[12], мадам Горбачева.