Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо

Если вы возьметесь за дело быстро и решительно, победа будет за нами!

С уважением

Автор

Для полноты картины привожу здесь единственное письмо, полученное от Издателя в ответ на тридцать семь писем, которые я послал ему в эти трудные месяцы до того, как пасть духом при виде равнодушия мира ко мне.

Дорогой Автор,

Меня больше не удивляет ваше удивление: я провел небольшое расследование и теперь должен признать, что вы правы: помимо вашей книги в магазинах продается и множество других! Я сам попробовал применить так называемый «метод Монте-Карло», и мне пришлось констатировать тот факт, что полки магазинов все еще заполнены книгами-паразитами. После организованного мною совместного заседания Национального профсоюза издательских работников, Общества литераторов, Союза полиграфистов и объединения Улипо при Доме писателей я могу дать рациональное объяснение этому ужасному проколу: книги, которые вы видите в магазинах, — ФАЛЬШИВКИ! Очень ловко сработанные, но фальшивки.

К сожалению, ваша книга стала жертвой одной из самых грандиозных интриг издательского мира (после выставления на продажу полного собрания сочинений Рекса Стаута в магазине на улице Карла Пятого). Всех поголовно издателей объединила общая цель: посрамить членов жюри престижных литературных премий, научно доказав, что в этом году премии достанутся фальшивке. Механика этого дела проста: каждый выпускает свои книги под чужой маркой, а чужие книги — под собственной! Просто, не правда ли? Вглядитесь внимательно в эти томики: их явно выпустил «Сей», но на них марка «Галлимара». Их явно выпустил «Грассе», но на них марка «Альбен Мишеля». Точно таким же образом кое-кто из наших собратьев воспользовался нашей маркой, чтобы выпустить свои книги; вот тогда-то вам в душу и закралось страшное подозрение: «Мой издатель выпускает не только мою, но и другие книги!»

Успокойтесь, ваша книга — единственно ПОДЛИННАЯ из всех, выпущенных в этом году. (…)

(…) Вы должны постоянно помнить о том, что все книги, продающиеся в магазинах и написанные не вами, суть ОБМАН (нередко это один переплет, внутри которого — пустота). Впрочем, если в каких-нибудь магазинах не будут продавать «Прекрасную Гортензию», вам стоит известить меня об этом: такие книготорговцы рискуют крупными НЕПРИЯТНОСТЯМИ. Из-за их оплошности вся история может выйти наружу, потому что только благодаря «Прекрасной Гортензии» люди верят в подлинность современной книжной продукции.

Вот лицемер! (Примеч. Автора)

Часть четвертая

Побег

Глава 19

Тридцать девять ступенек

Как вы догадываетесь, дорогой Читатель, мой первый роман не имел того ошеломительного успеха, на который я рассчитывал. И вместо того чтобы принести мне баснословный доход, он заставил меня раскошелиться: мне пришлось оплатить не только подписку на бесчисленные периодические издания, не только непомерно раздутые счета из агентства, но также и все книги, попорченные во время моих объяснений с некоторыми книготорговцами.

Выйдя из тяжелой депрессии, я мужественно взялся за работу. Начал писать второй роман, тот, который вы сейчас читаете, чтобы снова испытать судьбу; а еще потому, что уже втянулся в это дело.

Но в то же время я сказал себе: «Жак Рубо, не надо класть все яйца в одну корзину». И тут меня осенило, и вскоре у меня возник план.

Однажды, когда я был на уроке геометрии, слушал радио и смотрел различные телепередачи, в то время как Карлотта тренировала Мотелло (об этом я расскажу позже), показывая ему, как надо брать препятствия (стулья, линейки и кресла), я случайно увидел знаменитую музыкальную передачу «Тридцать девять ступенек».

Напомню вкратце, в чем ее суть: это ежедневный конкурс песен, предлагаемых жадному вниманию публики; остальные передачи такого типа значительно уступают ей в популярности. Рейтинг самых любимых песен составляется по современнейшей технологии социологических обследований. Участники различных групп занимают места согласно рейтингу на гигантской лестнице в тридцать девять ступенек: там можно сколько угодно их разглядывать, слушать их песни, смотреть их клипы. Самые непритязательные занимают первую ступеньку (их там может быть несколько), а победители дня — верхнюю, тридцать девятую. Казалось бы, ничего особенного, обычный конкурс. На следующий день рейтинг может измениться. Но — и в этом вся оригинальность передачи — если участникам какой-нибудь группы, согласно изменениям в рейтинге, надо уступить свое двадцать третье место тем, кто был на восемнадцатом, а самим занять четырнадцатое, они могут отказаться и защищать свое место когтями и зубами (некоторые виды оружия запрещены). В результате на экране разыгрываются целые сражения, что весьма полезно для спортивной формы певцов, которая часто заставляет желать лучшего.

Мой план умещается в немногих словах: попасть в «Тридцать девять ступенек». В тот день перед моим внутренним взором предстало ослепительное видение. Я постепенно поднимался все выше и выше по этим ступенькам, исполняя все более и более прекрасные песни, все более и более ценимые публикой, благодаря успеху и постоянной тренировке у меня вырабатывалась великолепная спортивная форма, позволявшая мне выдерживать натиск соперников и неуклонно двигаться к вершине.

Для этого было необходимо:

— сочинять песни:

— проверять их качество у знатока,

— делать гимнастику и соблюдать диету.

Такова была первая фаза моего плана.

Я взялся за дело без промедления. Первая моя песня — та, что я вложил в уста Стефана, помощника мадам Груашан: «Кекс миндальный». Вы уже ознакомились с шестью ее куплетами (а всего их семьдесят три). А вот еще три куплета, которые я пропел Карлотте — величайшему знатоку в этом деле:

Пирог с клубникойНа МартиникеБывает цвета заката,А на БрахмапутреОт перламутраСтановится белым как вата.

Пирог с мармеладомНа КолорадоБывает цвета гнедого,Но в Сан-БернардиноС добавкой хининаСтановится цвета седого.

Корзиночки с кремомОбычно в Сан-РемоВыходят цвета болотного.Но близ БухарестаС добавкой асбестаСтановятся цвета кислотного.

Я вдохновенно исполнил это на дивную, искрящуюся мелодию Моцарта. Потом замолк в ожидании приговора.

Пока я пел, Карлотта смотрела по телевизору рекламу с молодым человеком в джинсах (эта картина навсегда запечатлелась в моей памяти), но это не помешало ей внимательно выслушать все до конца.

Ее приговор был сокрушительным. Не стараясь скрыть от меня правду, она сказала просто: «Типичное Средневековье».

Сердце у меня упало. Я понял, что впереди еще долгая дорога.

Но я не утратил надежды.

Истина, моя единственная муза, побуждает меня сказать, что выступление в передаче «Тридцать девять ступенек» было только первой частью моего плана. Была и другая часть, еще более возвышенная и дерзновенная, и мне придется открыть ее вам, ибо именно она стала основой моих дружеских отношений с Джимом Уэддерберном, а иначе я знал бы его только понаслышке, чего я очень не люблю. Я люблю, когда между мной и моими героями устанавливаются прямые человеческие контакты. Все мы существуем только на бумаге или благодаря бумаге. Чего уж там.

Во второй части моего плана я, добившись успеха в «Тридцати девяти ступеньках» (под руководством Карлотты, которая уже тренировала Мотелло, успех был делом времени) и заработав колоссальные деньги, мог бы вложить их в

КИНО

Я финансировал бы производство фильма под названием:

ЖИЗНЬ ЖАКА РУБО

Я был бы продюсером фильма, но снимал бы его не я, и не я бы в нем снимался. В роли Жака Рубо я согласен был видеть только одного актера:

РОБЕРТ МИТЧЕМ

в роли Жака Рубо

Оставалось найти режиссера, который пожелал бы это снять. Лори представила меня своему компаньону Джиму Уэддерберну, Красивому Молодому Человеку.

У Джима Уэддерберна имелся некоторый опыт работы в кино. Ему пришлось быть актером: один американский кинорежиссер, пораженный его сходством с молодым Шекспиром, заключил с ним контракт на исполнение роли Шекспира во всех вестернах (роль небольшая, но играть ее приходится очень часто). Эпизод всегда примерно один и тот же. Шекспир, отвергнутый героиней фильма, которая предпочла ему Гэри Купера, Керка Дугласа или Берта Ланкастера, вскакивает в седло и мчится на берег каньона. Там он раздевается (оставаясь лишь в плавках стиля Ренессанс) и с криком «Быть или не быть» бросается в стремительный поток. Все шло замечательно до определенного момента, который Джим Уэддерберн показал мне на забракованном куске пленки из его первого и единственного вестерна: когда он боролся с потоком, в камеру, как назло, каждый раз попадала его левая ягодица, и на ней — фабричная марка в виде улитки, его врожденная отметина. Так кончилась его карьера шекспировского актера. Затем он стал режиссером и за год поставил два или три вестерна, перед тем как вернуться в свою «мьюз» и засесть за романы. Мой план ему понравился, и он начал размышлять над сценарием.