Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии. - Жак Рубо

План Кманороигса прост. Убив Бальбастра (это, бесспорно, его рук дело), подставить князя Горманского, добиться его ареста, а самому вернуться в Польдевию и стать Правящим Князем. И последнее: князья исповедуют разные религии. Князь Кманороигс — компьютеропоклонник. Он выдающийся программист.

Глава 11

Размышления о браке

К утру, когда стало известно об убийстве, дела вовсе не наладились, а наоборот, усложнились.

Последняя фраза четвертой главы повторяется для того, чтобы облегчить нам возвращение к Гортензии после долгих странствий, когда мы переносились:

— из «Гудула-бара» в квартиру Лори и Карлотты, вслед за Автором.

— из четвертого подъезда дома 53 по улице Вольных Граждан в скрытый от посторонних глаз сарайчик позади Польдевской капеллы.

— из сарайчика в Святую Гудулу, чтобы познакомиться с инспектором Шер. Хол.

И вот мы снова в «Гудула-баре», собственности мадам Ивонн, где недавно появился новый официант, Красивый Молодой Человек. Мы остаемся в рамках места действия, указанного на плане, который продается вместе с книгой (см. рис. 2 гл. 21).

Мы в «Гудула-баре», Лори пьет вторую чашку кофе и закуривает сигарету «джек-плиз». Гортензия ест тартинку, щедро намазанную маслом: с недавних пор мадам Ивонн находит, что Гортензия худовата-бледновата. Затем вытирает губы салфеткой: это очень воспитанная молодая женщина.

— Ты права, — говорит она, — он ревнует. Другого объяснения быть не может. Что мне делать?

— Ревность поддается лечению, — отвечает Лори. — Но у меня нет времени на разговоры, и вообще я еще не проснулась.

Утром она чуть не упала с постели от звонка отца Синуля, и день начался не так, как обычно, а в обратном порядке: она вышла из дому, не успев проснуться, выпить чаю и принять душ, и теперь вот выпила кофе натощак, без чая. Все сбилось в кучу. Она посмотрела в окно, увидела часы на колокольне Святой Гудулы и ужаснулась: «Как, уже десять? Не может быть! Я опоздала!» У нее была назначена встреча в сквере с Джимом Уэддерберном, человеком пунктуальным и любившим рано вставать. К счастью, он не перевел часы на местное время, а по Гринвичу было еще только девять.

— Ну, пока, — сказала Лори, — я тебе вечером позвоню.

И она ушла.

Лори и Гортензия встретились в магазине; Лори покупала некий предмет туалета, весьма облегченный и мандаринового цвета (много воды утекло с тех пор, подумала она, вспомнив, как они впервые обменялись улыбками), а Гортензия покупала точно такой же предмет, только небесно-голубого цвета. Они улыбнулись друг другу, вместе вышли из магазина, вместе свернули за угол, вместе зашли выпить кофе, потом решили встретиться снова, потом нашли, что по очень многим вопросам их мнения полностью совпадают; Лори посоветовала Гортензии посмотреть несколько хороших фильмов, Гортензия дала Лори почитать несколько книг, а Лори, в свою очередь, тоже дала ей книги. Гортензия повела Лори на лекцию Агамбена, который рассказывал о седьмом письме Платона с такой проницательностью и такой убежденностью, что на минуту им даже показалось, будто они что-то поняли, и это доставило им огромное удовольствие; затем они заговорили на менее отвлеченные темы и выпили пива во второй штаб-квартире Лори (помимо ближней штаб-квартиры — «Гудула-бара», где она пила утренний кофе, у нее была еще главная штаб-квартира, ближе к центру города, где она пила послеобеденное пиво, — кафе «Императорская развилка»). Гортензия пригласила Лори поужинать, но ее муж испортил им вечер. Тогда Гортензию пригласили на ужин в третий подъезд дома 53. Кроме хозяек, там были еще Арманс и ее приятель Пиб, который денно и нощно трудился над усовершенствованием компьютерных игр шестого поколения; они пили смородиновку, ели кальмаров в пряном соусе с сыром и огурцами. Гортензия была на седьмом небе. Но когда она спустилась оттуда, то, что было внизу, показалось ей еще безотраднее, чем раньше. Она погляделась в зеркало своей жизни, и собственное отражение ей не понравилось.

Лори ушла, а Гортензия застряла на половине тартинки. Не поймите меня буквально: я вовсе не хочу сказать, будто она шла по тартинке и вдруг встала как вкопанная, нет, она просто приостановила процесс поглощения хлеба с маслом и сидела в задумчивости с недоеденной тартинкой в руке.

Она не смогла бы толком объяснить, почему вдруг с нежностью и сожалением вспомнила благословенные времена, когда она просыпалась одна в большой квартире, которая еще принадлежала ей и только ей. Это было после ухода ее любовника Моргана (его настоящее имя было князь Горманской, вы имеете право это знать). Это было до того, как Морган, кажется, разочаровал и обманул ее; да, верно, он разочаровал и обманул ее; он был взломщиком — но его сделали таким не пренебрежение к морали и не материальные затруднения, а природная склонность, обусловленная в генетическом и культурном плане его происхождением. Он родился в далекой стране, где все не такое, как у нас, другая история, другая география, верно, верно, по эту сторону Пиренеев, нет, по ту, а может, это вообще Альпы…

(как вы понимаете, мы вступили в особое пространство романа, называемое «внутренним монологом». Мы как бы уменьшились до микроскопических размеров, сделались невещественными и неощутимыми и в таком виде проникли в левое ухо Гортензии, маленькую мочку которого так приятно покусывать во время любовных забав, и теперь мы путешествуем по ее мозговым извилинам (совершенно очаровательным, как и все у Гортензии; боюсь, от цензурных ножниц господ Правонезнайского и Квипрокво могут пострадать не только детали ее внешности, но также ее мозг и ее мысли). Мы подбираем обрывки мыслей, обуревающих ее в то время, когда она сидит в задумчивости с недоеденной тартинкой в руке, опираясь локтями на столик кафе, пока еще прохладным утром жаркого весеннего дня. Мы подбираем ее мысли и воспроизводим их в стиле «внятного внутреннего монолога», то есть не пытаемся передать несвязности, неточности и отступления от темы в размышлениях Гортензии. Конец пояснения).

Моргана, думалось ей, нельзя назвать просто взломщиком, а каким чудесным любовником он был (ее охватило сладостное тепло воспоминаний), правда, с его стороны нехорошо было красть у нее, да еще ничем не рискуя, пользуясь ее абсолютным, неограниченным доверием и непростительной наивностью, а главное нехорошо, некрасиво было красть у нее туфли правильно она сделала что не простила его и разлюбила когда узнала правду но так или иначе теперь поздно об этом жалеть, она никогда больше его не увидит никогда какое страшное слово она влипла в этот брак а как иначе это назвать именно влипла вот значит какой он брак? вот почему о нем так мало говорится а она попалась в эту ловушку какая тоска муж ревнует да еще без всяких к тому оснований что же мне теперь делать с моей жизнью пропала жизнь, подумала Гортензия и на глаза ей навернулись слезы (обратите внимание, как убывает пунктуация при внутреннем монологе) надо что-то делать надо с кем-то поговорить у нее есть только Лори но Лори утром занята и вообще от Лори можно чего-то добиться не раньше пяти часов вечера надо еще чтобы она поняла в чем дело хотя зачем морочить голову подруге к подругам не пристают со всякой ерундой типа любви брака и пропащей жизни но с другой стороны она должна выговориться она не может больше держать это в себе поворот судьбы сожаления пропащая жизнь сплошные строгости это правда он не должен был уводить у нее туфли и платья ее платья и драгоценности тоже а потом продавать о Морган ты не должен был о Морган ты меня покинул и предал и вот что теперь со мной сталось я замужем за ревнивцем!.. Ее мысли стали двигаться по кругу, от чего у нас самих, исследователей очаровательного тумана, царящего в мозгах Гортензии, начинается головокружение друг мой Читатель скажите мне если мысли Гортензии движутся по кругу значит ли это что след от них будет непременно представлять собою окружность быть может он окажется эллипсом или винтовой линией быть может быть может даже какой-нибудь более сложной кривой всякое может быть извините это у меня теперь начался внутренний монолог в то время как я нахожусь внутри очаровательного мозга Гортензии но вам вовсе незачем заглядывать в мой совсем не очаровательный…

Слезы уже текли ручьем из прекрасных серых глаз Гортензии, они падали на тартинку и в остывшее молоко.

— Ну-ну, Гортензия, — сказала мадам Ивонн, — стоит ли плакать из-за такого пустяка, вы еще увидитесь с вашим возлюбленным.

Гортензия высморкалась в бумажный носовой платок, вытерла прекрасные серые глаза, полные слез, поблагодарила мадам Ивонн и ушла. Она поняла, что ей надо сделать: поговорить с отцом Синулем.

Глава 12

Подготовка к введению в биэранализ