Похоть - Шарлотта Физерстоун

— Старые друзья. А вы?

— О, мои родители и брат близко дружат с ними. На самом деле я никогда прежде не была на их приеме, я здесь в первый раз, но прекрасно знакома с тем, как проходит торжество, по письмам брата.

— Почему же раньше вам не доводилось здесь бывать? — полюбопытствовал Тейн, подходя к ней ближе.

— Мы с сестрами были довольны жизнью в Гластонбери. Это наш первый приезд в Лондон за долгое время, мы не были здесь более десяти лет.

— Довольны, — эхом повторил он, понизив голос до обольстительного мурлыканья. Этот экзотический акцент вскружил Честити голову. Она вела себя как глупая наивная девчонка, но ничего не могла с собой поделать. Этот мужчина слишком сильно волновал ее. — Это действительно так? Вы и в самом деле были довольны?

Плохо замаскированное предположение о том, что она кривит душой, рассердило Честити.

— Разумеется, — надменно ответствовала она.

— Простите, если я позволил себе лишнего. Но вы должны разрешить мне высказать свое мнение. А я уверен в том, что вы бесконечно далеки от того, чтобы быть довольной своей участью. Вы жаждете чего-то иного, совершенно другой жизни, чем та, что вы сейчас ведете.

— Я очень довольна своей жизнью, сэр.

— Очень довольны? Да неужели?

Кивнув, Честити сделала шаг назад. Но Тейн снова приблизился, и она почувствовала себя загнанной в угол. Честити боялась собственного ответа, в котором послышался бы не страх, а непреодолимое страстное желание. О, глядя на Честити, этот мужчина явно не думал о ней как о невинном ангеле! Он не стал бы возносить ее на пьедестал и поклоняться ей, будто святой. Он потребовал бы от нее большего. Заставил бы заглянуть в самую глубину своей души. И вынудил бы принять то, что Честити могла там обнаружить. Он нашел бы в себе смелость увидеть ее всю, целиком, а не только эту добродетельную обертку, которую замечали остальные.

— Почему вы здесь, в полном одиночестве?

— Я не против побыть немного в уединении.

— Вы прячетесь от самой себя.

Честити вздрогнула, ощутив, как Тейн коснулся ее кожи. Это было лишь легкое, едва заметное касание кончиков пальцев к щеке, но интимность этого жеста потрясла ее. Мгновенный отклик собственного тела невероятно изумил Честити.

— Вас никогда не касались вот так, — прошептал Тейн. И подошел к ней еще ближе.

Теперь они стояли лицом к лицу. Спина Честити все еще прижималась к стволу дуба, а высокая фигура Тейна загораживала маленький кусочек солнечного света, проникавшего сквозь листву. Кончики пальцев принца снова скользнули по щеке Честити, но на сей раз он опустил голову, чтобы тонко вдохнуть аромат, исходивший от кожи за ее ухом. Наклоняясь все ниже, он скользнул вдоль ее шеи, туда, где учащенно бился пульс. И снова вдохнул… До Честити донесся еле слышный звук поглощаемого воздуха, сопровождавшийся легким прикосновением пальцев. А потом губы Тейна побежали еще ниже, к соблазнительному месту, где сходились и вздымались над платьем ее груди. К глубокому декольте над плотно облегающим тело лифом. Тейн снова вдохнул исходивший от кожи аромат. Низкое, типично мужское урчание нарушило тишину.

— Эти духи так вам подходят! Я могу представить вас сидящей перед своим туалетным столиком и наносящей эту ароматную жидкость на свою восхитительную кожу.

О боже, неужели он мог видеть то, что происходит в ее сознании? Неужели он знает, что Честити мечтала о его прикосновениях?

— Я хочу прикасаться к вам, — тихо произнес Тейн, словно на самом деле мог услышать ее мысли. — Вы должны знать это. Должны ощущать, как сильно я этого хочу.

И Честити ощущала. И тоже желала этого. Но не могла уступить. И все же то, как дыхание Тейна ласкало ее кожу, обдавая влажным жаром, то, как его губы едва не касались ее грудей, замерев у ее кожи, лишали Честити остатков воли. Ее решимость вот-вот могла быть сломлена.

— Сэр, вы не должны… — произнесла Честити, и ее голос сорвался на хрипящий шепот, стоило Тейну провести кончиками пальцев по обнаженным выпуклостям ее грудей. Не замечая слабого протеста, принц принялся ласкать языком ее кожу, выступавшую из тесного лифа.

Честити задохнулась от волнения, еще сильнее вжавшись спиной в дерево.

— Почему не должен? — спросил Тейн. Его большие ладони покружились над ее ребрами, потом медленно вспорхнули вверх, и он крепко, собственнически сжал Честити в объятиях. — Вы хотите этого от меня. Не стоит отрицать свои желания.

Честити еще пыталась возражать, но срывавшиеся с уст стоны блаженства делали любые ее протесты просто смешными. Ничего не оставалось, как прибегнуть к другому средству донести до обольстителя свой категоричный отказ.

— Вы обещали, что оставите меня.

— Нет, — мрачно сказал он, прильнув губами к дрожащей поверхности ее груди. — Я сказал, что оставлю вас в покое. И я это сделаю.

Потянув за лиф платья, Тейн сдернул его вниз, и бледная плоть Честити показалась из корсета и тесного корсажа. Его жадный рот тут же припал к точке соединения пышных грудей, посасывая их обольстительную выпуклость. Неистовая ласка мгновенно отозвалась в сосках и лоне Честити.

Его рот исступленно упивался ее плотью, то плотоядно нападая, то жаля, то успокаивая свое неистовство медленным скольжением языка.

— Я могу почувствовать запах вашего желания. Попробовать его на вкус.

Честити покачала головой, отрицая слова Тейна, но он не уступал, дразняще покусывая плоть, заставляя резко, прерывисто дышать. Губы Честити приоткрылись, испустив тихий вздох, когда Тейн пробежал по краю лифа пальцами, а потом бесстыдно скользнул их кончиками между грудями. Теперь она чуть не задыхалась, ее бюст призывно вздымался, умоляя освободить от тесного плена платья.

Собственные груди никогда еще не доставляли Честити блаженства. Но теперь она тонко улавливала их реакцию на откровенные ласки. Знала, какими чувствительными были эти два выпуклых холмика. Как они заставляли свою обладательницу ощущать себя истинно женственной.

Словно осознавая, какую сладостную пытку переживает Честити, Тейн стянул с ее плеча рукав небесно-голубого муслинового платья, выставив скромный белый корсет. На верхушке ее груди красовался синяк, и Тейн провел по нему кончиком пальца. Его глаза потемнели почти дочерна, когда он сфокусировал взгляд на оставленной им на теле суженой метки. Крепко сжав Честити, он потянул ее к себе, пока грудь не высвободилась из корсетного плена. Будто завороженная, Честити смотрела на представшую в ярком дневном свете совершенно обнаженную белую кожу. Ее сосок, напряженный, вздернутый, словно нарочно выгнулся навстречу ненасытному мужскому рту. Тейн во все глаза смотрел на Честити, и она зажмурилась, вся сжавшись в комочек от неловкости и того, что едва ли смела признать — вожделения.