Пепел и пыль - Анастасия Усович

Я клюю носом, пока Полина обрабатывает моё лицо. Не то, чтобы хочу спать, просто чувствую дикую усталость, физическую и моральную, словно последние несколько часов меня только и делало, что крутило в огромной центрифуге.

— Вот поэтому новичкам и не позволяют участвовать в боевых миссиях, — говорит Полина. Она отходит на шаг назад и критическим взглядом осматривает моё лицо. — Я не смогу сделать тебя красавицей к завтрашнему дню.

— Сделать меня красавицей у природы за семнадцать лет не получилось, так что не расстраивайся.

— Чувство юмора на месте — это хороший знак, — улыбается Полина.

Я не могу ответить тем же. У меня перед глазами до сих пор стоит лицо того паренька, павшего от копья. Подумать только: пойди он этим вечером в другое место или останься дома, всё закончилось бы иначе. А теперь он мёртв — безымянная ступенька, подтолкнувшая меня к действию.

Таких, как он, согласно рапорту Лены, ещё двое. Итого трое погибших и как минимум шестеро раненых физически и психически. В каком-то смысле, Даня тоже в их числе. Мы ведь с ним даже толком не успели поговорить после того, как прибыли другие стражи, чтобы забрать преступников, скрыть следы, которые могут смутить полицию, и разобраться с нейтрализованными. Включая и Снежану с Димой. Что было с ними дальше, я уже не знаю: мы исчезли в портале, как только услышали звуки приближающихся полицейских машин.

— Эй, — я чувствую чужую руку на своём плече. Перевожу взгляд с окна на Полину. — Что тебя беспокоит?

Даня просто ушёл. Он ничего не сказал, даже не попрощался. А теперь ещё и трубку не берёт. В моих исходящих уже пятнадцать звонков на его телефон, но ни один из них не закончился разговором.

Я из последних сил стараюсь себе не накручивать, и всё же от самых ужасных мыслей избавиться не удаётся.

Не хочу жить в мире, где брат меня ненавидит.

Полина в последний раз касается моей щеки, размазывая по царапинам пахнущую чем-то кислым мазь.

— Брат, — наконец признаюсь я.

— А представляешь, каково сейчас им обоим: Ване и Дане? Не знаю, что стало бы со мной, узнай я о наличии близнеца. Тут и так что ни день, то вот такие, — она машет рукой напротив моего лица, — приключения. Больше не болит?

— Нет.

Я соскальзываю со стола, на котором сидела, проигнорировав койки и стулья.

— Ты ему звонила?

— Не берёт трубку.

Подхватываю с койки куртку Лии. Накидываю на плечи. В нос забивается запах крови. Снимаю куртку и осматриваю её. На левом рукаве и боку переливаются алым пятна разного размера.

— Давай, — Полина забирает куртку у меня из рук. — Я отнесу её в чистку.

— Спасибо, — киваю я.

— А ты бы отдохнула немного. Завтра важный день.

Знаю, что она права, но не думаю, что, несмотря на усталость, смогу вздремнуть.

— Есть какие-то новости от Марка и Саши? — вспоминаю я.

Уголки губ Полины ползут вниз.

— Нет, — она качает головой. — Ещё и Дмитрию не удаётся связаться с Доуриной.

— И что это значит?

— Я верю в то, что слова и мысли материальны, поэтому не решаюсь делать никаких предположений. Мне комфортнее думать, что это всего лишь проблемы со связью. А мальчики наши в порядке.

Полина отворачивается от меня и идёт к шкафу, достаёт бумажный пакет и складывает в него мою куртку. Уверена — всё это лишь для того, чтобы скрыть от меня свои глаза; Полина не хочет, чтобы я видела, как она сама, в противовес своим словам, медленно теряет надежду.

И я тоже этого не хочу. Пусть хоть кто-то из нас верит до последнего.

Покидаю медкорпус со смешанными чувствами. Юбка путается в ногах, приходится сжать её ткань в пальцах и поднять вверх, чтобы она не мешала подниматься по ступенькам. Иду уверенно, даже слишком. Не знаю, что именно меня ведёт, но понимаю: по-другому никак. Если я хочу разобраться, то вот он — идеальный момент.

Либо сейчас, либо уже никогда.

Стучусь в дверь единожды, чтобы не показаться излишне вежливой. Не дожидаясь разрешения, кручу ручку и заглядываю в кабинет. Дмитрий сидит в кресле возле окна, читает какую-то книгу. Не знала, что он носит очки. В прямоугольной чёрной оправе, совсем как у Вани. Когда я вхожу, Дмитрий скидывает ноги с пуфика, откладывает в сторону книгу и встаёт.

— Что с твоим лицом? — спрашивает он, едва я закрываю за собой дверь.

— Прочитаете об этом в рапорте Лены, — отвечаю я. — И, опережая все вопросы, я в порядке и пришла сюда не за тем, чтобы вы пытались изобразить из себя заботливого папочку.

Дмитрий поджимает губы. Дёргается, наверное, в попытке подойти ближе, но я выставляю перед собой руку. Тогда он остаётся на том же месте.

— Сегодня ко мне подошла Татьяна, — начинает Дмитрий, — и заявила, что своими глазами видела двух Вань.

Я молчу.

— Но я был уверен, что предусмотрел все возможности их столкновения, поэтому сделал вид, что понятия не имею, о чём она. А чуть позже ко мне пришёл и сам Ваня — точно так же, как и ты, с наездом прямо с порога. Он сказал, что поймет, если я буду врать. Поэтому мне пришлось рассказать правду.

Я прикусываю щёку, предостерегая саму себя от первоначальных выводов. Пусть Дмитрий сначала договорит.

— Это будет долгая история, Слав. Не хочешь присесть?

Сам Дмитрий опускается обратно в кресло. Я качаю головой.

— Ну ладно, — выдыхает он. Откидывается на спинку кресла. — Я был стражем долгое время, за которое, разумеется, успел найти настоящих друзей. Одними из таких людей были Филоновы. Ну, точнее, Аня Терентьева и Валя Филонов. Про таких, как они, говорят: «сами небеса их благословили». Поэтому я не удивился, когда они объявили о помолвке. Именно на их свадьбе я встретил твою маму и… влюбился без памяти, как последний школьник. Ещё четыре года спустя случились сразу несколько самых замечательных в моей жизни событий: в январе мы с твоей мамой поженились, в марте у Филоновых родились двое прекрасных сынишек, один в один похожих друг на друга. Аня назвала одного в честь своего отца — Даниилом, а Валентин второго в честь своего погибшего брата — Иваном.

Дмитрий замолкает. Его губы растягиваются в улыбке, в уголках глаз образуются мелкие морщинки радости.

— А третье событие? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.

Не так уж и сложно, если вспомнить, что мы с Даней родились в одном году с разницей в девять месяцев.

— Твоё рождение в декабре, разумеется.

Словно что-то