Пепел и пыль - Анастасия Усович

— Я не приносила клятву! — восклицаю я. — Ещё… Но буду. Завтра.

— Стражи прислали новенькую? Они совсем спятили?

— Меня никто не присылал. Я здесь сама по себе.

— Тогда, возвращаясь к тому, что я говорил ранее — уходи. И как можно скорее. Ты понятия не имеешь, что здесь намечается.

Секунду мы с Виком сверлим друг друга взглядами. Затем я говорю:

— Мы уже в ловушке. Когда я шла в туалет, видела, как одна из сирен закрывала входную дверь.

Вик громко ругается и бьёт кулаком по ближайшей раковине. Вместо ожидаемой болевой агонии, которая, как я знаю на своём примере, обычно приходит после подобного выплеска эмоций, трещина идёт по кафелю раковины, а не по руке Вика.

— Ты не человек, — выдыхаю я удивлённо.

— Оборотень, — подтверждает Вик.

— Доброволец?

— Боже, упаси!

— Зачем ты тогда предупредил Женю?

Вик отмахивается, как если бы я не понимала очевидного.

— Так они придут или нет? — вместо ответа спрашивает он. — Защитники?

— Должны.

— Главное, чтобы не опоздали, — Вик усмехается, оглядывая меня. — Я смогу за себя постоять, ты — девчонка, и сирены тебя не тронут, а вот брату твоему наверняка крышка.

Я поджимаю губы. Вик, в противовес мне, изображает на лице беззаботную улыбку и возвращается в зал походкой лёгкой и непринуждённой. У меня же будто на плечах по пять килограммов песка.

Возвращаюсь к Дане, но в глаза ему не смотрю, а сказать и вовсе ничего не успеваю, потому что раздаётся страшный грохот. За ним — крик. Вздрагиваю и оборачиваюсь. Одна из сирен, видимо, не выдержав, перевернула столик, за которым сидят два пожилых человека. На глазах у всех она хватает одного из них за горло и поднимает в воздух.

— Эй! Какого чёрта? — это встаёт красавчик с татуировкой.

За своё возмущение он тут же получает точный удар палкой в руку от сирены за барной стойкой. У палки на конце — острый колышек.

Это копьё.

Едва соображая, я кидаюсь через стол и падаю вместе с Даней на пол. Накрываю его своим телом. Секунда — и это больше не бар, а настоящая преисподняя. Паника, крики, звуки бьющегося стекла, ломающейся мебели и падающих замертво тел смешиваются воедино, превращаясь в общий для всех предсмертный марш.

Бам. Один точный удар по голове.

Ба-бам. Кто-то сегодня не вернётся домой.

Не знаю точно, сколько времени проходит, но для меня оно растягивается на часы, в течение которых я замечаю каждое упавшее тело, слышу каждый, даже самый отдалённый, крик. Брат подо мной пытается пошевелиться, но я не могу позволить ему встать.

В голове звучат слова Вика: «Ты — девчонка, и сирены тебя не тронут, а вот брату твоему наверняка крышка».

Я зажмуриваюсь. Шум становится невыносимо громким, но своё имя среди него я каким-то чудом различаю:

— Слава? Ты что тут забыла?

Открываю глаза. Это Бен. Он стоит в нескольких шагах от нас и отражает атаку одной из официанток. На помощь Бену приходит мужчина, который сидел за одним столом с красавчиком и блондинкой: он со всего размаху бьёт сирену бутылкой по голове. Стекло летит во все стороны, но сирена не отключается, лишь на секунду отворачивается от Бена.

И это — её ошибка.

Бен наносит сокрушительный удар остро заточенным мачете. Голова официантки бьётся об пол лишь единожды, а затем закатывается под соседний стол. Я быстро встаю на колени и только и успеваю, что отвернуться к стене, как меня тошнит.

Всё в тумане. Я едва понимаю, кто и когда выводит меня на улицу. Вижу только, что спасена не я одна: ещё мой брат, та блондинка и пожилой мужчина.

— Почему они делают это? — спрашивает блондинка.

Я вытираю рот рукавом и, покачиваясь, подхожу ближе к брату.

— Ты в порядке?

Даня качает головой. Он весь бледный, как мел. Тяжело вздыхает, отходит в сторону. Вытаскивает из кармана ингалятор.

— Чего они добиваются? — блондинка повторяет свой вопрос.

— Не знаю, — вру я. — Как тебя зовут?

— Снежана.

— Я Слава. Ты не ранена?

— Нет, но мои брат и папа…

Красавчик с татуировкой и мужчина, который помог Бену. Я гляжу сначала на Снежану, потом на дверь. Вспоминаю, что насчитала около четырёх сирен-официанток. И чёрт знает, сколько ещё их скрывалось в кухне.

Вик не дал никакой конкретной информации, поэтому прибыли только Нина, Бен и Лиза. Они предполагали, что это будет ложная тревога и никак не ожидали попасть в самый разгар смертельного карнавала.

Вчетвером, даже если считать Вика, они могут и не справиться. Но как я могу им помочь?

Снежана срывается с места. Я едва успеваю преградить ей путь.

— Ты погибнешь!

— Плевать! Ты не понимаешь, там мой брат!

Недалеко за её спиной стоит, согнувшись, мой собственный. Упёр ладони в колени и тяжело дышит.

Снежана даже не представляет, насколько я её понимаю.

— Просто ворвёшься туда и всё? — спрашиваю я.

— У тебя есть другая идея?

Она смотрит на меня, поджав губы. Я отворачиваюсь от неё, когда слышу крик. В следующее мгновение с петель слетает металлическая дверь бара, а вместе с ней и то, что послужило толчком — тело сирены. Могу только представить, с какой силой нужно было её швырнуть. Магия, не иначе. Теперь двери нет, и я снова вижу помещение бара и некоторых из тех, кто всё ещё сражается за жизнь. Один из таких — молодой парень — выпучив глаза, еле перебирает ногами в нашем направлении. Его жёлтая футболка на боку насквозь пропитана кровью.

Будто в замедленной съёмке, его рот раскрывается. Он протягивает в мою сторону руку и просит о помощи, но едва переступает порог, как падает замертво. Копьё в его спине, застрявшее перпендикулярно полу, становится отметкой конца: его жизни и чего-то внутри меня.

Ты никогда не узнаешь, как больно падать, пока впервые не споткнёшься. Этот парень — ступенька, которую я не замечаю.

И падаю.

Бегу вперёд, хватаюсь за копьё и после нескольких рывков вытаскиваю его из бездыханного тела. Меня никто не замечает — ведь сиренам нужны только мужчины. Дочери войны не ожидают встретить отпор ни от меня, ни от Снежаны, и именно это помогает мне застать одну из них врасплох. Я знаю, что моих сил будет недостаточно, поэтому даже не пытаюсь проткнуть сильное тело насквозь, а лишь бью сирену другим концом копья по спине. Она поворачивается, и я вижу её настоящие глаза: хищные и полностью чёрные, без радужек.

— Пошла прочь! —