Апозиопезис - Анджей Савицкий

Она кивнула в паре мужчин чиновного вида, после чего повела Генриетту к столу и усалила рядом с собой. Начались речи, которые объявлял Аполлинарий Контский, директор Музыкального Института и распорядитель сегодняшнего вечера. Затем, уже по-русски, ораторствовал генерал-президент, после него, теперь уже по-немецки, князь Хотек. Его выступление мало кто понял, а жаль, поскольку посол оказался оратором веселым, как и соответствовало характеру чеха, который глядит на самого себя да и на весь свет чуточку со стороны.

Генриетта сидела как на иголках, разглядываясь во все стороны. Речи закончились, гостям подали закуски в виде холодного копченого мяса, сыра и крутых яиц, а к ним подали вино. Пока официанты разносили блюда, на импровизированной сцене разместили фортепиано и стулья. Оказалось, что четырем ученикам Института была оказана честь украсить вечер концертом. Не ожидая особого приглашения, молодые люди вышли на сцену, поклонились и начали исполнять квартет Моцарта для фортепиано, виолончели и двух скрипок.

Стоящие за спинами официальных лиц жандармы начали нервничать. Генриетта высмотрела и переодетых в гражданское платье полицейских, инстинктивно потянувшихся к спрятанному в складках костюмов оружию. Все разглядывались по сторонам, ожидая признаков появления демона. Тем временем, молодые музыканты энергично играли танцевальную мелодию, под которую улыбающийся князь Хотек начал выбивать ритм ладонью о стол. Произведение близилось к коде все быстрее и быстрее, очень скоро прозвучит апогей и финал.

«Лишь бы только не кровавый», — мелькнуло в мыслях Генриетты.

Она до сих пор не могла высмотреть женщину, похожую на нее саму, среди более двух сотен гостей просто невозможно было выследить графиню Калергис — великую любовь Игнация. Быть может, женщина и не приехала, так что демону не за кем было приходить? Или же Игнаций уже познал успокоение и покинул мечты о мести своему убийце? И он отправился в рай музыкантов или куда там уходят композиторы и исполнители после своей кончины…

— А вы знаете госпожу Калергис? — шепотом спросила Генриетта у Чверчакевичевой.

— Естественно. А кто же ее не знает? — пожала дама плечами. — Вон она сидит!

И она указала на соседний, длинный стол, буквально в паре шагов от них. Среди всех там сидящих находилась дама в инвалидной коляске. Худая, сильно измученная долгой болезнью, с сильно поседевшими волосами и в черном платье. Не удивительно, что Геня и не обратила на нее внимания. Мария Калергис выглядела старой, незаметной мышкой. Только лишь хорошенько приглядевшись, пруссачка заметила в ее лице отзвуки давней красоты. Аристократическая поза, высокий лоб и идеально симметричная форма лица свидетельствовали об истинно благородном происхождении. И действительно, нос и овал лица были знакомы Генриетте по собственному отражению в зеркале, равно как черные, блестящие глаза. Они были похожи одна на другую, как мать и дочка.

Тем временем, смычки скользили по струнам все скорее и резче, клавиши фортепиано, казалось, играли все одновременно. Произведение закончилось еще до того, как Геня в этом сориентировалась. Все начали аплодировать, изможденное лицо графини Калергис осветилось печальной улыбкой.

«Апозиопезиса не было», — подумала Генриетта. — «Демон не пришел!»

Раздался шум разговоров, официанты начали разносить основное блюдо, а молодые музыканты в сиянии почета и славы спустились со сцены. Люди вставали от своих мест и кружили между столами. Генриетта попросила пани Чверчакевичеву представить ее графине. К сожалению, та уже была окружена кольцом обожателей и просителей. Пруссачке показалось, что среди них мелькнуло знакомое лицо.

«Ах, да! Это же полковник Муханов, советник и неформальный адъютант графа Берга», — с ужасом подумала она. — «Господи, еще узнает меня и прикажет отвезти в госпиталь!»

Но ретироваться было уже поздно. Пани Чверчакевичева тянула ее за руку, без стеснения отпихивая офицеров и музыкантов.

— Пани Калергис, позвольте? — загудела она прямо в ухо достойной дамы. — Мне хотелось бы вам представить эту робкую девочку. Она желает познакомиться с вами. Майор Генриетта фон Кирххайм.

Графиня с любопытством поглядела на воительницу и подала ей слабую кисть, ладонь вниз, словно для поцелуя. Девушка же крепко, по-мужски, пожала ее и щелкнула каблуками.

— Ведь вы же не танцовщица и не певица, правда? — усмехнулась графиня Калергис. — Вы не станете выпытывать у меня про Шопена, Гейне и Вагнера[84]?

— Вы их знали? — была изумлена Генриетта.

— Я была ученицей первого из них, остальные посвящали мне поэмы и произведения.

— Интересно, — отрезала Геня.

Прислушивающиеся к беседе джентльмены рассмеялись, указывая тем самым на невежество пруссачки, кто-то попробовал ввернуть какой-то шутливый комментарий, но графиня остановила его жестом руки.

— О чем вы хотели спросить меня, пани майор?

— Об Игнации Кржижановском, — не увиливая, ответила девушка. — Ведь он любил вас, правда? Потому его и убили. Женщина в одно мгновение побледнела, она поглубже втиснулась в свою коляску, съежившись там. По группе окружавших мужчин пробежал гул возмущенных голосов.

— Да как вы смеете! — гневно воскликнул кто-то.

— Убили? — шепнула графиня. — Из-за меня? Да что ты говоришь, дитя? Игнаций пропал без вести несколько лет назад, никто его не убивал.

Между Генриеттой и графиней Калергис втиснулся полковник Муханов. Лицо одетого в черный фрак мужчины побагровело от гнева. Он стискивал зубы, глаза горели бешенством. Он схватил девушку под руку и оттащил от круга беседующих.

— Что вы, черт подери, здесь делаете? — прошипел он.

— Выслеживаю убийцу.

— Прошу вас немедленно уйти отсюда! Сесть в поезд и больше никогда уже не показываться в Варшаве.

— Никуда я не пойду, пока графиня не ответит мне, кто выигрывал от смерти Игнация! Кто был его конкурентом! Муханов сильно толкнул пруссачку и потянул ее за руку к выходу. Он оказался неожиданно сильным, почти поднял Геню на руки. При этом он придвинул свое лицо к ее щеке и шепнул прямо на ухо:

— Конкурентом он сам был ее покойному мужу, упокой Господь его душу, да паре сотне воздыхателей. Каждый из этой толпы истекающих по ней слюной жеребцов мог убрать настырного музыкантишку. А тебе, гусыня ты прусская, Мария больше ничего не скажет. Ничего больше ты от нее не узнаешь. Теперь же убирайся к чертовой матери!

И он выпихнул Генриетту в объятия двух рослых жандармов. Не успела Генриетта начать протестовать, как ее вывели наружу и запихнули в черную карету.

Данил уселся на нарах и глянул на торчащего в углу Триста Второго. Автомат уже не следил внимательно за заключенным и даже позволил себе некое соответствие дремоты, после чего переключился в режим ограниченного бодрствования. Глаза его едва-едва светились, жестяная голова упала на плечо. От него исходило тихое булькание из котла, нечто вроде похрапывания. Инженер сорвался со своего места и потряс рукой машины.

— Чего? Да чтоб тот пар, что из котла по трубкам к поршням… — пробормотал не пришедший в себя автомат.

— Вставайте, — прошипел Данил. — Можете подключиться к канцеляристу из Архива Кадастровых Актов?

— Что? Где? В такое время? Неудобно ведь…

— Побыстрее, от этого может зависеть жизнь моей люб… моей знакомой!

Автомат потряс головой и, гневно поблескивая глазами, начал стучать пальцем по лбу. По проводам тут же потекли заряды с зашифрованной информацией.

— И что я, собственно, должен узнать?

— Все, что только можно, о доме на Краковском Предместье, в котором находился Склад Струн и Инструментов. От кого его купили турки? Мне нужны имена владельцев, арендаторов, посредников. Все! — Данил сложил руки за спиной и начал прохаживаться по камере. — И как я только раньше об этом не подумал? Достаточно узнать, кому принадлежал дом в начале шестидесятых годов, и мы узнаем фамилию того лица, которое было непосредственно замешано в убийство музыканта. Это же настолько очевидно, что нечего и говорить.

Автомат молчал, раз за разом постукивая себя по лбу. В тишине он яростно дискутировал с канцеляристом и, похоже, убеждал его, чтобы тот занялся работой в свободное время. Собеседник не горел желанием помочь, что явно раздражало механического жандарма. Об этом могли свидетельствовать клубы пара и дыма, вылетавшие из выхлопной трубы Триста Второго.

— Посольство Османской Империи купила дом в начале текущего года, — доложил Триста Второй через добрые полтора десятка минут. — Ранее он принадлежал члену правящей семьи.

— К-ком-му? — от изумления Данил даже начал заикаться.

— Великому князю Константину Николаевичу Романову, брату милостиво правящего нами царя Александра.