Бьётся сердце - Софрон Данилов

Так что же всё-таки происходит с нашим другом Аласовым? Или секретарь райкома недостаточно категорически заявил ему о переводе?

Ах, Наденька-Надюшка! Живёшь ты спокойно за широкой спиной мужа, даёшь ему всяческие боевые задания, а даже представить себе не можешь, сколько барьеров приходится одолевать, чтобы эти задания выполнить! Чего греха таить — заставила ты меня, Надюшка, поволноваться. От многих лет супружеской жизни, как известно, у жён любовного пыла к мужьям не прибавляется — закон природы. К тому же она в самой поре, а он уже по другую сторону перевала. С появлением Аласова Тимир Иванович и вовсе пал духом — этого ему только не хватало!

Однако ошибся, пронесло грозу. Такой ласковой, страстной, заботливой, как в последние недели, он давненько жену не знал. Вот тебе и «охладела»…

Какой прекрасной может быть наша жизнь, если Аласова сплавим. Ему тут не жить, это ясно, но чует сердце, ещё хлебнём мы с ним неприятностей! Сегодня же по приезде надо позвонить Кириллу Сантаевичу, между делом лишний раз напомнить — чего тянуть, пусть издаёт приказ. Нужно действовать решительно и без промедления!

Впереди показались дымы, устремлённые в небо. Вот и Арылах.

Неожиданно из-за увала, едва не угодив под колёса, бросился машине наперерез какой-то сумасшедший лыжник — в расстёгнутой шубейке, в шапке, нелепо сбитой на ухо.

Аласов!

Разглядеть как следует не успел, но конечно же это Аласов. Проскочил, нырнул с дороги куда-то вниз. Шофёр бормотал сквозь зубы проклятия — перепугался парень страшно, даже нажать на тормоз не успел.

— Видала? — изумлённый Пестряков обернулся к жене. — Ты знаешь, кто это был?

— Знаю, — ответила она коротко.

Пестряков понял всё по металлическому блеску её глаз.

Аласов

А он гнал и гнал, не разбирая пути. Ветер, казалось, сдирал кожу со скул. Проще всего было бы сейчас сломать голову на валунах, и делу конец! Но как он ни бросал себя то вверх, то вниз, тренированное тело само себя защищало.

Почему она сказала «нет», когда должна была сказать «да»? Он шёл к ней за одним, ничего иного не мог себе представить, а она сказала — нет.

Когда он думал об этом там, в Летяжьем, он даже на минуту не мог вообразить, что будет, если она ответит — нет. Особенно после того, как он сознанием преодолел последнюю преграду — Сеню, когда понял: он ведь никогда и не был преградой. Сеня всегда был за них!

Как она закричала страшно: «Уходи!»

Почему?

Впрочем, что теперь все эти зачем и почему?!

Вернулся от неё, мать испуганно поглядела: что ещё? Потыкался из угла в угол, не зная, куда деть себя, вспомнил про лыжи, и — в стужу, в снега, через увалы, к чёрту в зубы!

Дурачина: отправиться к ней не раньше и не позже, а сегодня, когда нужно решать совсем другую головоломку, когда над тобой висит Бордуолах и тебе как никогда требуется душевная прочность!

Впрочем, это тоже из серии дурацких почему. Задним умом мужик крепок. Потому и пошёл именно сегодня, что не мог иначе. Должен был пойти и сказать — напрямую. И получил ответ — тоже прямой.

Был уже тебе однажды от ворот поворот, только ты не захотел тогда понять, не поверил горькой правде. Что ж, дождался. «Уходи!» — яснее не бывает.

Даже хорошо, что произошло это именно сегодня: всё одним разом. Никаких иллюзий.

Её он не винит ни в чём. Наверно, для Майи это и в самом деле невозможно. Когда для человека невозможно — о чём же говорить.

Из-за горизонта встала огромная медно-красная луна.

Прощай, Майка!

XXX. Большая удача Акима Кылбанова

Как и когда приходит к человеку удача? Золотое яблочко вдруг падает в руки, а откуда и как — никакой Ньютон не объяснит.

Началась новая четверть, и Кылбанов налёг на задачки: во-первых, сразу возрастает число оценок — откройте журнал и увидите, что физик не ест хлеб даром; во-вторых, выпускные экзамены. Задачки на выпускных год от года сложнее. Если этих сорванцов не поднатаскать в году, опозорят на весь район.

Пестряков представил Кылбанова к значку «Отличник народного просвещения». Однако инспектор в роно — Кылбанов уже побывал там — чего-то мнётся: то да сё… Не подложил ли ему свинью Аласов?

Размышления об Аласове не мешали Кылбанову внимательно наблюдать за классом: не списывают ли.

Да, Аласов — штучка исключительная: являться каждый день в школу, где тебя видеть не могут! Завуч смотрит на него как на пустое место. Сосины и Марфа Белолюбская, увидев отщепенца, спешат перейти на другую сторону улицы. Что же касается его, Кылбанова, то он, напротив, не сторонится Аласова — с какой стати ему пугаться вчерашней тени! А кроме того, незачем лишать себя удовольствия: иной раз такую шпильку сунешь Аласову, что тому целый день присесть не на что… Помнишь, как ты меня трепал на педсовете? Теперь отольются тебе мои слёзы. И вот что любопытно — даже любовница Аласова, пресвятая Майя Унарова, похоже, откачнулась от него в последнее время. Что-то расстроилось, пробежала между ними чёрная кошечка. С тех пор как Аласов вернулся из района, Майя и не глядит на него. Поделом тебе, Аласов! Верно сказано про гордеца: останешься ты в рубище, без друзей и жены, и некому будет омыть твои язвы.

Внешне он ещё петушится, ещё хочет сделать вид, что всё это его мало волнует. Затеял в своём кружке следопытов встречу с участниками гражданской войны. Отрывает десятиклассников от учёбы, в самые-то ответственные дни! Понятное дело, мальчишкам интереснее вечера устраивать, чем над задачками сидеть, они за Аласовым бегают, как собачки. По его приказу терзают деревенских стариков, записывают в тетрадки их россказни. Хотят устроить музей при школе!

Кылбанов, узнав об этой затее, остроумно заметил в кругу учителей: первым экспонатом в музее будет бутылочка с надписью: «Дух, оставленный С.Э. Аласовым». Чтобы никто не сказал, будто от Аласова в школе и духа не осталось. Ха-ха-ха!..

Или Аласов надеется этими торжественными вечерами замолить грехи перед школьным начальством? Наивный человек! Ты хоть пляши перед Пестряковым и Кубаровым — тебя ни в каком виде терпеть не могут, вот ведь в чём гвоздь!

Ага, кое-кто из школяров, кажется, уже справился с контрольной. Брагин, Лирочка Пестрякова, Тегюрюкова… Но не сдают тетради, поджидают других оболтусов, которые будут мусолить задачки до самого звонка. Ох, уж эти хитрости юных созданий! Думают, что можно опытного учителя на чём-то провести. Ладно, пусть делают вид…

Последний фокус Аласова совсем уж на грани разумного. Идут в школе уроки, вдруг в учительской звонок — сам секретарь райкома партии товарищ Сокорутов. Директор бегом в класс к Аласову: телефон! А тот при школьниках чванливо так отвечает: пусть секретарь позвонит потом, я, видите ли, в настоящее время на уроке. Тут даже благодушный Фёдор Баглаевич не выдержал, вышел из себя, затопал ногами: «Имейте совесть, ведь в райкоме партии ждут!»

Делать нечего, пришлось Аласову идти к телефону: «Я слушаю». Передают, что разговаривал он с секретарём так безобразно, что поверить трудно. Секретарь, видимо, спрашивает: что же происходит, почему вы не в Бордуолахе, как прикажете это понимать? Указание райкома партии для вас есть закон или нет? А этот в ответ предерзко: «Я, товарищ Сокорутов, всегда выполнял и буду выполнять партийные законы, но вы для меня, извините, ещё не партия». И, уже совсем распоясавшись, стал в трубку читать секретарю райкома мораль: «Я бы посоветовал вам, товарищ Сокорутов, не спекулировать именем партии…»

Марфа Белолюбская, которая оказалась на тот случай в учительской, рассказывает, что от этой морали трубка вдруг так зарычала, что мороз по коже прошёл. А Аласову хоть бы что!

Между прочим, за последние дни в десятом классе снова забродили старые дрожжи, опять назревает бунт. Как же, есть предлог похулиганить: их любимого учителя хотят перевести в Бордуолах! Надо вовремя предупредить завуча.

Минуточку, чем это занялись мои прекрасные ученицы? Вера Тегюрюкова упёрлась лбом в парту, хихикает, похоже, книжка у неё. Подружка её Нина Габышева тоже тянется, хочет заглянуть…

Кылбанов, неслышно ступая, подошёл к девице, сунул руку в парту и вытащил толстую тетрадь в голубой обложке. Девчонка взвилась:

— Отдайте! Аким Григорьевич, прошу, отдайте!

И подружка её тоже вскочила, глаза отчаянные:

— Как вы смеете?

— А вот и смею, дорогие мои, — ответил Кылбанов негодницам. — Тетрадь получите после звонка.

Прикрыв тетрадь классным журналом, Кылбанов снова углубился в свои мысли. Но подружки никак не давали ему сосредоточиться — Тегюрюкова уткнулась лицом в парту, горе у неё великое! Габышева, красная как морковка, возмущённо выговаривает ей. Чем они так встревожены, что это за тетрадочка голубая?

Любопытствуя, Кылбанов отогнул обложку. Ба! «Дневник Нины Габышевой». Вон, оказывается, каким чтением забавлялись подружки…