Бьётся сердце - Софрон Данилов

Ну да ладно! Спать, спать! Завтра подняться затемно и — в Летяжье!

…Тонко повизгивая на прочном насте, лыжи несут его вперёд, сквозь сумрачную чащобу. Деревья впереди сливаются в сплошную чёрную стену, и только в одном углу неба, над макушками лиственниц, засерела промоина. В эту промоину одна за другой исчезали предутренние звёзды. Лишь искристая Венера, вызывающе яркая, долго ещё мелькая меж стволов, неслась рядом с лыжником.

Мать не ошиблась — ничего хорошего из этой поездки в райцентр он не привёз. Всё вышло на редкость нескладно. Прежде всего, ему не дали слова на учительском совещании. Сработала та нехитрая механика, когда председательствующий выбирает из списка наиболее подходящие ему фамилии, а остальных — под черту: «Товарищи, поступило предложение прекратить прения». Сомлевший от двухдневного говорения, зал охотно голосует: «Подвести черту!»

Тимир Иванович сидел в президиуме рядом с завроно, поблёскивали его очки, отражая все электричество зала. Он то и дело шептался о чём-то со своими соседями слева и справа.

Арылахскую школу вспоминали часто, и всё «во здравие». Особый фурор произвело сообщение о том, что знатный педагог, старый большевик Левин, построив дом на собственные средства, подарил его вместе с личной библиотекой деревенской молодёжи. Добрых пять минут зал стоя аплодировал старику… Понятно, что аплодисменты перепадали некоторым образом и самой школе, её руководству. Своё выступление Кубаров с того и начал: «Педагоги нашей школы, в числе которых мой старый друг и товарищ Всеволод Николаевич Левин…» — и сорвал в этом месте ещё один всплеск оваций.

Но, может быть, в «зажиме» Аласова была даже своя справедливость? Представить только, какой бомбой после этих аплодисментов оказалась бы та речь, какую он вынашивал!

Так или иначе, но речь произнесена не была, и, услышав о подведении черты, Аласов с досадой смял приготовленные листки.

Майя успокаивающе прижала его локоть тёплой ладошкой: «Выше нос, Серёжа! Сегодняшним днём жизнь не кончается…»

Он улыбнулся ей, тряхнул головой.

В перерыве Аласова разыскала какая-то девица и осведомилась о его ближайших планах.

«Если у вас будет свободное время, вас просит зайти в райком партии второй секретарь Марк Дмитриевич Сокорутов».

«Да я и сам к нему собирался…»

«Вот и хорошо, совсем удачно. Марк Дмитриевич ждёт вас».

Сокорутов эти дни сидел в президиуме, солидный такой дядя с залысинами. Раньше Аласову встречаться с ним не доводилось. «Что день грядущий мне готовит?» — чувствуя некоторый холодок в груди, подумал он и на всякий случай расправил смятые записи, пожалуй, ещё сгодятся…

Увы, бумажки эти в райкоме не сгодились. А от самой беседы с Сокорутовым только и осталось: «Учтите, товарищ Аласов, вам есть о чем серьёзно подумать!»

Сергей взмахнул палками, наддавая ходу, словно стремясь подальше убежать от того, что было. Деревья впереди поредели, обозначился алас. Вот тебе и Летяжье. Искры фейерверком бурлили над трубой маленькой юрты — то-то шуруют топку молодые кочегары!

Ещё месяц назад родилась у десятиклассников эта славная идея — на каникулах всем вместе поохотиться в тайге. В Летяжьем есть юрта с отличной печкой и всем прочим, что нужно для жизни. Летом здесь приют фермерских доярок, а зимой юртой полностью распоряжается дед Лука Бахсытов, балуется ружьишком, ставит силки. Всё сложилось как нельзя лучше: Лука Максимович обещал приготовить юрту к приходу юной компании, поводить ребят по своим охотничьим тропам. Колхоз тоже расщедрился (Кардашевский с некоторых пор в десятиклассниках души не чает), выделил лошадь и сани.

Аласов договорился с ребятами: его не ждать, сам приедет в Летяжье, как только освободится.

— Можно к вам, товарищи? Разрешите узнать — охотники здесь собрались или любители набивать брюхо? Утро уже на дворе, а они все завтракают!

В ответ раздался такой радостный вопль, что едва не погасла лампа на столе. Ребята накинулись на учителя — кто стаскивал с него заплечный мешок, кто полушубок, а иные просто гомонили в избытке чувств.

— Не надо, Сергей, не говори так о моих гостях, — заступился за школьников дед Лука. — Они не сони, а вовсе бессонными охотниками оказались. Всю ночь заставляли меня, выжившего из ума, вспоминать всякие были и небылицы. Да ещё песни кричали, да танцевали с гитарой. Такие у нас тут дела. А что они сегодня подстрелят на охоте — одному богу известно…

— Сергей Эргисович, что в районе было? — вспомнил кто-то за завтраком. — Хвалили нашу школу?

— Ещё как! И следопытов наших отметили и добровольцев-колхозников…

— Ай да молодцы мы!

— Золотой народ!

— Первое место по хвастовству.

— А как мы уезжали из Арылаха, если бы вы только видели, Сергей Эргисович! Переселение народов Северо-Восточной Азии. Вся деревня на ногах! Мамаши кричат, собаки лают, слёзы ручьями… Мы уже скарб в сани грузим, а наших девчат матери назад за полы тащат: где это слыхано, чтобы девочки на охоту? Корзину с охотприпасами едва не потеряли. Провожали как на войну…

Насытившись, охотники и охотницы во главе с Аласовым и дедом Лукой вышли на боевую тропу. План охоты был таков: три группы, у каждой свой маршрут. Самые ярые сплотились вокруг берданки деда Луки. Другую группу препоручили Киму Терентьеву — охотнику наследственному (отец его был промысловиком). Третий отряд Аласов взял на себя.

— Кто вернётся без добычи, будет спать эту ночь на снегу, под дверью юрты! — грозно предупредил Ким Терентьев. Весь он был как с картины — обвешанный петлями, перетянутый ремнями; верные его ассистенты волокли на себе капканы и несколько дюжин черканов.

Три цепочки потянулись в разные стороны от юрты, ребята ещё некоторое время продолжали перекликаться меж собой — сколько голоса доставало.

— Эгей! А вы знаете — когда Терентьев народился — вороны уже радовались.

— С чего бы?

— За таким охотником будет чем поживиться…

— Ха-ха! У нашего доброго молодца левая рука — чёрный соболь…

— Медведя добудьте, мальчики!

— Отставить! — подал голос Аласов. — Нападёте на берлогу — не трогать! Категорически запрещаю, слышите?

— Ни пу-ха!.. Добы-ычи…

— Какая уж там добыча, — только и сказал дед Лука. — Орут, на двадцать вёрст в округе всё живое распугали…

В команде Аласова девушки идут налегке, их котомки добровольно взялись тащить ребята. «Лучше мы сейчас их котомки понесём, чем потом их самих тащить», — трезво рассудил Брагин.

Гоша Кудаисов и Лира Пестрякова, оба в ватных брюках — глянешь сзади — два мальчика-подростка, и только. Лира в школе скромнее скромного, но после поездки в Чаран всё чаще слышишь в классе её голосок. Однако Гоша записался в бригаду добровольцев, а Лиры Пестряковой в этом списке нет…

Интересно, как бы реагировали Пестряковы, запишись их дочь в колхозники? Как вообще у них дома? Надо думать, ей всё известно. Интересно бы узнать, как она, их дочь, воспринимает позорное поведение папаши-завуча?

Погоди-погоди, Сергей Эргисович. Почему ты так уверен, что дочь Пестрякова считает позицию отца позорной? Ведь не кажется же она позором ни Кубарову, ни Сосиным с Кылбановым, ни Сокорутову в райкоме…

На приём к Сокорутову он шёл с надеждой: сейчас всё разъяснится. Так всегда думается человеку, когда он безусловно уверен в своей правоте, когда ослеплён ею и не даёт себе труда представить: а как дело видится иными глазами, с другой стороны?

Но пойми, подумай: так ли просто было Сокорутову разглядеть истину сквозь «факты», преподнесённые ему Пестряковым? Не просто. Но всё-таки он обязан — на то и секретарь! Как бы ни складывались обстоятельства. Чёрт их побери, эти обстоятельства!

Вблизи Сокорутов оказался много моложе, несмотря на залысины. Круглое и сонноватое лицо его не отражало никаких эмоций. Костюм на секретаре был совсем ещё новый, а рукава хозяин уже успел извозить по столу, залоснить. За разговором эти рукава то и дело отвлекали. Аласов даже разозлился на себя: привязалась чепуха, что тебе до этого!

Помня, как много нужно ему сказать, Аласов не стал затягивать «общую часть» про жизнь и здоровье. Важно было сказать о школе, обрисовать все сложности так, чтобы Сокорутов увидел картину как бы своими глазами.

Человеческая наша наивность! Ничего-то из своей обширной программы Аласов не осуществил. Дурацкое положение — чего бы он ни касался, Сокорутов тут же любезно останавливал его: «Это нам известно, товарищ Аласов. Об этом мы осведомлены». На круглом густобровом его лице ничего, кроме терпения, не отразилось в продолжение всего рассказа: «Да… да… Продолжайте, пожалуйста. Только не так подробно… Это ясно».

«Так, всё ясно», — сказал он с облегчением, когда Аласов исчерпал свои попытки «нарисовать картину». Если секретарю вопросы заранее известны, то, может, и ответы, готовы? Оказывается, были готовы не только ответы, но даже решения. Он, Сокорутов, уже успел обменяться мнениями с завроно товарищем Платоновым о положении дел в Арылахской школе, о той… э… некоторой шумихе, что там возникла… «Так что наше решение, о котором я сейчас скажу, следует понимать как согласованное».