Изумруд Люцифера - Анатолий Дроздов

— И вновь привезли ее сюда мы! — спросила Рита, чувствуя, как ее распирает гордость. — А что, если бы у нас это не вышло? Если бы ее отобрали? Те?

Кузьма внимательно посмотрел на нее.

— Ты слышала такое слово «Армагеддон»?

Она кивнула.

— Вот тогда бы и увидела.

Рита вздрогнула: Кузьма сказал это так, что ему нельзя было не поверить. Но ей не хотелось думать о страшном.

— Все-таки здорово, что Грааль привезли именно мы! — с гордостью заключила она. — Подумай, это ж надо было так случиться, что какая-то девушка Рита и мужчина по имени Кузьма вдруг встретились, подружились, потом обрели Грааль и, преодолевая препятствия, доставили его куда следовало. Средневековый роман! Рыцарь Парцифаль и его возлюбленная…

— Ты по-прежнему считаешь, что все произошло случайно? — улыбнулся Кузьма. — Ошибаешься. Согласно преданию, утраченный Грааль должны были вернуть Пчела и Голубь.

— Ладно, я — Голубь! — задорно тряхнула головой Рита. — Но ты-то — Телюк! Где Пчела?

— Мой прадед Кузьма, — начал было он, но Рита замахала руками. Кузьма не выдержал и рассмеялся. — Ладно, в последний раз. Короче, фамилия прадеда была Абей. Эту фамилию он унаследовал от своего прадеда, наполеоновского солдата, попавшего в плен в 1812 году и оставшегося в России. Их много тогда осталось, солдат, не захотевших возвращаться на родину, где вновь воцарились Бурбоны. В России их принимали в подданство, наделяли землей и даже освобождали на десять лет от налогов — я сам видел бумаги Пьера-Роже Абея, своего предка. Так что на одну шестнадцатую я француз. Возможно, даже окситанец.

— И? — напряглась Рита, уже понимая, что он хочет сказать.

— Абей — по-французски Пчела. Я говорил с Бертраном, и он считает, что Пьер-Роже Абей, несмотря на французскую фамилию, был местным уроженцем, потомком немого катара Абея, который вместе с товарищами после падения Монсегюра ночью вынес Грааль из замка, а затем схоронил его в одном из гротов Сарбатеза.

— А почему именно Пчела и Голубь?

— Это были любимые символы катаров. Голубь…

— Про Голубя я знаю, — прервала его Рита. — Сама видела.

— Пчела считалась у катаров символом непорочного зачатия.

— Ну, у нас с тобой так не получится! — неожиданно для себя воскликнула Рита, и вдруг увидела, как он по-детски смутился. Даже покраснел. — Значит, все было предопределено?

— Ну не совсем все, наверное, — с иронией сказал он, подмигивая, и теперь пришел ее черед смущаться.

— Да ну тебя!

— Идем! — он ласково обнял ее за плечи. — А то проститься с Бертраном не успеем.

Они спустились с горы и попрощались с жителями деревушки. Риту вновь всю зацеловали и заобнимали, заставив прослезиться, причем, как заметила она, молодые катары обнимали ее как-то особенно горячо. Кузьма несколько раз бросал в ее сторону недовольный взгляд, и Рита втайне радовалась этому. Последним к ней подошел Бертран, ласково взял ее лицо своими широкими ладонями и снова поцеловал в лоб. Затем крепко обнял Кузьму и пошел к микроавтобусу. В «хорьх» они сели вдвоем. В этот раз они ехали в конце колонны, и Рита, взволнованная всем происшедшим, не обращала внимания на природные красоты. Перед выездом на шоссе колонна катаров остановилась, пропуская их вперед, и они проехали вдоль нее, провожаемые гудками и гортанными возгласами. Рита, опустив стекло на двери, махала рукой.

— И что теперь? — спросила она, когда они выкатились на автомагистраль.

— Домой! — весело отозвался Кузьма.

— Через всю Европу, на этом монстре?

— Это было бы интересно! — заулыбался Кузьма. — Такая машина! Нам бы каждый второй водитель завидовал! Но едет она не быстро, а бензина ест прорву. У нас мало времени и денег, — он вздохнул. — Придется продать «хорьх» и лететь самолетом.

— А на билеты хватит? — иронично сощурилась она.

— Ничего ты не понимаешь в автомобилях! — обиделся Кузьма. — Это же раритет, коллекционный экземпляр! Когда мы с Бертраном переоформляли машину, директор магазина, не видя ее, сходу предложил мне десять тысяч евро. Думал, что я лопух и ничего не понимаю. Нашел дурака! В Марселе за «хорьх» дадут минимум в два раза больше. Но мы не поедем в Марсель. Из Ниццы к нам улететь проще, и в Ницце тоже любят старинные машины. Так что, — обернулся он к ней, — я обещал тебе машину, лучше, чем твоя «альфа», и слово сдержу. И мне на колеса останется.

— Может, махнем сначала в Германию? — заторопилась Рита, как только сказанное Кузьмой осело в сознании. — Снимем хороший номер в отеле, раз мы теперь богатые, проедем по автохаусам, выберем, не спеша. Я — себе, ты — себе. Можем, и одну на двоих, — с потаенной мыслью предложила Рита. — А?

— Сказка! — мечтательно выдохнул он. — Ну, ты и искусительница! — он протянул руку, чтобы погладить ее по голове, но она сама потерлась о нее щекой. — Знаешь, чем взять бедного Кузьму.

— Тоже мне бедный! — фыркнула Рита, отбрасывая его руку.

— Может и не бедный, — задумчиво сказал он, не отрывая взгляда от дороги. — Боюсь только, что вкусы у нас разные. Ты наверняка снова выберешь себе машину красивую и маленькую. Мечту…

— А ты? — перебила она.

— Я уже старый, — вздохнул он. — У меня устоялись и образ жизни, и вкус. Сейчас бы я купил себе солидную машину, вроде «бээмвэ», пятерки. Тройка для меня уже — автомобиль юности. Я из этого возраста вышел.

— Кокетничаешь? — съязвила Рита. — Напрашиваешься на комплимент?

— Где там! — возразил он. — Но дело не только в возрасте. У нас нет времени на машины. Послезавтра из Кельна прилетают мои, и я должен обязательно их встретить. Я ведь сменил дверь в квартире, без меня они даже в дом не войдут. Зрелость тем и отличается от юности, что у человека становится мало свободы и много обязательств. Вот так…

Рита не ответила. Это его «мои» так сильно укололо ее, что она насупилась и отвернулась к окну. Глаза ее повлажнели.

«Что-то я часто стала плакать в последнее время, — сердито подумала она, — слишком часто. Из-за чего? Я ведь по-прежнему Маргарита Голуб, первое перо популярной газеты, и сейчас я везу домой репортаж о событии, о котором до меня не писал никто и никогда. Его перепечатают многие издания, в том числе и заграничные. Я буду давать интервью телеканалам и своим лопухастым коллегам, которым такое даже не снилось. Паша обязательно назначит меня своим заместителем, и пусть только попробует не назначить! Тогда это сделает другая газета. У меня будет новая машина, гораздо лучше прежней, и я, наконец, верну папе долг. Такой удачи я ждала много лет, почему же я должна плакать? Я и не буду…»