Изумруд Люцифера - Анатолий Дроздов

Вернувшись в ванную, так как только там было зеркало, Рита навела красоту, радуясь, что в дорожной передряге уцелела косметичка.

Внезапно она почувствовала зверский голод. Выйдя в гостиную, Рита увидела, что стол в центре комнаты уже сервирован. У больших белых тарелок лежали столовые приборы, рядом, свернутые кульком, стояли такого же цвета салфетки. Из полуоткрытой двери доносился аппетитный запах и шкворчание — что-то там жарилось. Рита заглянула на кухню. У плиты, повязав поверх одежды фартук, хозяйничал Кузьма.

— Проснулась?! — приветливо сказал он, увидев ее. — Очень хорошо! А то я уже собирался идти будить.

— Я долго спала?

Он бросил взгляд на часы:

— Часов восемь.

— Надо было разбудить, — сказала Рита, смутившись.

— Зачем? — пожал он плечами. — Спешить больше некуда. Иди в столовую, будем, — он снова взглянул на часы, — ужинать, наверное. По-местному уже почти шесть вечера.

В столовой Кузьма водрузил на подставку большую сковороду с яичницей, в которой многочисленными коричневыми островами выделялись ломтики ветчины. Рядом поставил тарелки с нарезанными сыром и белым, воздушным хлебом. Затем, ловко орудуя штопором, открыл бутылку красного вина и до краев наполнил бокалы.

— За вас, Маргарита Михайловна!

— За нас! — поправила Рита и выпила до дна. Вино оказалось ароматным, чуть сладким и слегка терпким.

Кузьма вывалил ей в тарелку половину яичницы, и Рита набросилась на еду.

— Вкусно! — сказала она, чувствуя неловкость за разыгравшийся аппетит.

— Голод — лучшая приправа! — философски заметил Кузьма, также быстро действуя вилкой и ножом. — Можно было и что-нибудь позатейливее сделать, да времени нет.

Рита внимательно посмотрела на Кузьму и только сейчас увидела, что его щека возле уха испачкана чем-то черным, а на руках под ногтями заметны тонкие черные полоски.

— Ты… отдохнул? — спросила.

— Некогда было, — сказал Кузьма.

— Чем занимался?

— Машину чинил.

— Какую машину?

— Бертран нам подарил, после того, как узнал, что случилось, — пояснил Кузьма, вновь наполняя бокалы. — Надо же на чем-то ездить.

— Какой Бертран? — удивилась Рита.

— Не тот, конечно, — улыбнулся Кузьма, чокаясь. — Другой. Он нас встречал, не помнишь?

Рита напрягла память и единственное, что припомнилось, так это седая голова в проеме двери микроавтобуса.

— Он… старый?

— За восемьдесят. Это его дом. Боевой дед. Был командиром роты в бронетанковой дивизии Леклерка, той самой, что брала Париж в 1944 году. Горел в танке. Все лицо в шрамах. Умница, эрудит, о катарах и Граале знает, наверное, все. Мы с ним полдня проговорили, пока ты спала.

— А где он сам?

— На службе. В церкви. Это деревня — община современных катаров, а Бертран у них что-то вроде и священника, и духовного отца. Они сейчас молятся у нашей чаши. Поэтому вокруг никого, даже еду приготовить некому.

— А как же ты мне все купил? — спросила Рита и почувствовала, что краснеет. — Кстати, спасибо.

— Пожалуйста! — улыбнулся Кузьма. — Тут поблизости город, я попросил — и съездили. Машину надо было переоформить, кое-чего для нее тоже прикупить. Подошло?

Рита кивнула.

— Вот и замечательно. А я, если не возражаешь, пойду в гараж. Эта машина лет двадцать стояла на колодках: надо все проверить, промазать, масло заменить. Ты, если хочешь, можешь погулять.

— А это не опасно?

Он засмеялся:

— У въезда в деревню, у средневекового донжона, дежурят парни с ружьями, у церкви — тоже. Не волнуйся: это французы. То, что попало им руки, не отдадут. Да и нападать, думаю, уже некому.

Рита вздрогнула, вспомнив вчерашнее, и тут же торопливо отогнала от себя эти воспоминания. Ей просто не хотелось об этом думать.

Она допила вино, затем собрала посуду и перемыла ее на кухне. Расставив в шкафчике чистые тарелки и бокалы, она вышла на улицу. Солнце уже садилось, но было еще тепло, и Рита решила не возвращаться в дом за курточкой. Она медленно пошла вверх по улице, судя по всему, единственной в этой маленькой деревне. Она даже не была заасфальтирована, а просто покрыта гравием. В конце улицы стояла старая, потемневшая от времени, но ухоженная каменная церковь в романском стиле. У дверей на низких ступеньках сидели два крепких парня в беретах и с ружьями в руках. Когда Рита подошла, они вскочили, сняли береты и заулыбались.

Рита тоже улыбнулась им и остановилась, не зная, что сказать. Из церкви доносилось стройное пение. Рите захотелось зайти в церковь, но она не решилась.

Вернувшись к дому Бертрана, Рита заглянула в раскрытые двери гаража. Кузьма в синем комбинезоне стоял у большой, черной, с блестящим хромированным радиатором машины, прикручивая ключом выкрашенные белой краской по ободам колеса. Лицо его, перепачканное черным, было сосредоточено, но при виде Риты, Кузьма улыбнулся.

— Смотри, Рита! — восторженно закричал он, показывая ей на автомобиль. — Это «хорьх», довоенного выпуска. Военный трофей Бертрана. Он рассказывал, что какого-то немецкого генерала из нее вытряхнул. Состояние — идеальное: ни пятнышка ржавчины, все узлы и агрегаты исправны и смазаны. Француз! Законсервировал в лучшем виде. Двадцать лет стояла, а я плеснул бензина в карбюратор — и сразу завелась! Во, техника! На века делали.

— Ты сможешь ее починить? — с сомнением в голосе спросила Рита.

— Я — сын колхозного механизатора! — обиделся Кузьма. — Я трактора с пятнадцати лет ремонтировал!

— И она поедет? — не отстала Рита.

— Еще как! — засмеялся Кузьма. — Понравится — за уши не вытащишь!

Рита кивнула и пошла в дом. Там она достала из кухонного шкафа недопитую за ужином бутылку вина, налила себе полный бокал и, смакуя, осушила его маленькими глотками. Затем сходила в спальню, принесла оттуда сигареты и закурила, пуская дым в беленый потолок. Никому не было до нее дела, но ей было хорошо. Вчера их чуть не убили, ее «альфа», разбитая, лежала где-то на дне ущелья, возможно, их уже искала вся полиция Франции, но ей все равно было хорошо. А чтобы стало еще лучше, она, неумело орудуя штопором, открыла еще бутылку. Когда Кузьма поздним вечером заглянул в кухню, она сидела перед двумя пустыми бутылками, откинувшись на спинку стула, и загадочно улыбалась своим мыслям.

— Устала, воробышек? — участливо наклонился он к ней. — Девочка Ита хочет баиньки?

— Хочу! — мгновенно размякнув от его слов, кивнула Рита и протянула к нему руки. — Ита хочет баиньки.

Кузьма ласково подхватил ее со стула и отнес в спальню. Там, усадив на стул, разобрал постель, а затем осторожно раздел и уложил на прохладную простыню. Когда он накрывал ее одеялом, Рита схватила его за руку: