Прежде чем я усну - С. Уотсон

Я здесь с мужем. Я приехала сюда, чтобы окончательно с ним помириться. С Беном я в безопасности.

Я включаю свет.

Обычная комната, ничего особенного. Совсем не страшная. Коричневато-серый ковер, обои и занавески в цветочек, но совершенно не подходящие друг другу. Комод с тремя зеркалами и намалеванной над ними птичкой; картинка успела изрядно выцвести; плетеное кресло, также обитое тканью в цветочек, на кровати — оранжевое покрывало с рисунком в виде ромбов.

Я уверена, при виде такого унылого номера любой гость ощутил бы разочарование, но, хотя Бен заказал его специально, я испытываю совсем другие чувства. Страх перерос в самый настоящий ужас.

Закрыв дверь, я пытаюсь успокоиться. Веду себя, как дура, истеричка. Надо отвлечься и чем-нибудь себя занять.

В комнате прохладно, занавески колышутся от сквозняка. Оказывается, окно было открыто, и я решаю его закрыть. Заодно выглядываю наружу. Мы довольно высоко над землей — уличные фонари, кажется, далеко внизу, на них неподвижно сидят чайки. Я оглядываю крыши домов, вижу луну — она льет с неба свой холодный свет, — а вдалеке море. Различаю пристань, спиральную горку и сверкающие огни.

И вдруг я вижу слова, написанные на табличке у входа на пристань:

«Брайтонская пристань».

Несмотря на холод и охватившую меня дрожь, на лбу у меня выступает пот. Теперь все проясняется. Бен привез меня сюда, в Брайтон, на место моей трагедии. Но зачем? Неужели он думает, что я быстрее вспомню, что со мной случилось, если вернусь в город, где меня хотели убить? Пойму, кому это понадобилось?

Я вспомнила, как однажды доктор Нэш предлагал мне приехать сюда и я решительно отказалась.

С лестницы слышны шаги и голоса. Должно быть, долговязый портье ведет Бена сюда, в нашу комнату. Оба несут чемоданы, поднимаясь по лестнице через мудрено расположенные площадки. Скоро он будет наверху.

И что я ему скажу? Что он ошибается и это не поможет? Что я хочу домой?

Иду к двери. Помогу им поднять сумки. Потом буду их разбирать, потом мы ляжем спать, а уж завтра…

И тут до меня доходит. Завтра я снова все забуду. Так вот что лежит в Беновом рюкзачке: фотографии и альбом для вырезок из газет. Ему придется показывать мне их снова, чтобы объяснить, кто он и где мы находимся.

Интересно, а дневник я взяла? И тут же вспоминаю, что да, положила в сумочку. Пытаюсь успокоиться. Суну его под подушку на ночь, завтра найду и прочту. Все будет в порядке.

На лестнице слышится голос Бена. Он дает нашему портье распоряжения насчет завтрака. «Я бы хотел, чтобы еду принесли в номер», — говорит он. На улице вдруг кричит чайка, и я вздрагиваю от неожиданности.

Подхожу к двери и вдруг справа вижу туалетную комнату. Ванна, унитаз, раковина. Но взгляд мой прикован к полу. Он выложен черно-белой плиткой, расположенной по диагонали в виде хаотичного рисунка. Меня охватывает ужас.

Дрожит челюсть, по коже бегут мурашки. Кажется, я даже вскрикиваю.

Я понимаю, что уже видела этот рисунок.

Значит, я помню не Брайтон.

Я уже была здесь. В этой самой комнате.

Открывается дверь. Я молча смотрю, как Бен входит в номер, но в голове у меня полный хаос. Значит, в этом самом номере на меня напали? Почему он не сказал мне, что мы едем сюда? И вообще как так можно — сначала скрывать, что на меня напали, а потом привезти в то самое место, где это случилось?

Я вижу портье — он стоит за дверью, я хочу позвать его, попросить остаться, но он уже повернулся, чтобы уйти, и Бен закрывает за ним дверь. Мы остаемся вдвоем.

Он смотрит на меня.

— Все хорошо, любовь моя?

Я киваю и отвечаю «да», но это «да» точно вырвано из меня силой. Где-то внутри меня шевельнулась ненависть.

Он берет мою руку. И сжимает ее — чуть сильнее, чем нужно. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но с каким-то нехорошим намеком.

— Точно?

— Точно, — повторяю я. Зачем он это делает? Ведь наверняка знает, где мы и что все это значит. Он спланировал это с самого начала. — Да, все в порядке. Просто немного устала.

И тут меня осеняет. Доктор Нэш! Наверняка он в этом замешан. Иначе зачем Бену — после стольких лет, в течение которых он мог бы, но не делал этого — привозить меня сюда?

Наверное, они общались. Может, Бен позвонил ему, когда узнал, что мы видимся. И в последнюю неделю, о которой я вообще ничего не знаю, у них созрел план?

— Может, тебе прилечь? — предлагает Бен.

Я слышу свой голос:

— Да, пожалуй.

И направляюсь к кровати. А может, они все это время общались? Что если доктор Нэш солгал и об этом? Я представила, как он, попрощавшись со мной, сразу же звонит Бену и рассказывает, какие у меня успехи.

— Вот и умница, — говорит Бен. — Я схожу за шампанским. Тут, кажется, есть магазин недалеко. — Он улыбается. — А потом присоединюсь к тебе.

Я поворачиваюсь к нему, и он меня целует. На сей раз долгим поцелуем; касается моих губ, гладит волосы, спину. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вырваться. Рука его спускается ниже и замирает на моей ягодице. У меня перехватывает дыхание.

Значит, нельзя доверять никому? Даже собственному мужу. Человеку, который утверждал, что хочет мне помочь. Они сделали это вместе: выбрали день — не спросив меня! — когда, по их мнению, я буду готова вспомнить главный кошмар своего прошлого.

Как они могли? Как они могли?!

— Давай. — Я слегка поворачиваю голову и легонько толкаю его, чтобы он отпустил меня.

Он поворачивается и уходит. «Только запру дверь, — говорит он, затворяя ее за собой. — Мало ли что…» Я слышу, как снаружи в замке поворачивается ключ, и начинаю паниковать. Он правда собрался за шампанским? Или пошел встречать доктора Нэша? Не могу поверить, что он привез меня в этот номер, не спросив моего согласия. Снова ложь — будто ее было мало.

Я сажусь на краешек кровати, сцепив руки. Мне никак не удается успокоиться и сосредоточиться на какой-то одной мысли. Они носятся на бешеной скорости, точно в лишенном памяти уме для каждой остается слишком много свободного места, чтобы нормально расти и двигаться, сталкиваясь с остальными, высекая снопы искр, и лететь дальше.

Я встаю. Чувствую, как во мне кипит гнев. Становится тошно от мысли: вот сейчас он придет, мы выпьем шампанского, ляжем в постель. Мерзко даже представить, как его кожа касается моей, как его руки ищут в ночи мое тело, гладят, сжимают, обнимают… Как я могу ему отдаться, если той меня совсем не осталось?

«Я могу вынести все, — думаю я. — Все. Но не это».

Не могу оставаться здесь, в этой комнате, где погибли все мои надежды на будущее, где меня хотели лишить самого главного. Я пытаюсь рассчитать, сколько у меня времени. Десять минут? Пять? Подхожу к чемодану Бена и открываю его. Не знаю, не думаю, зачем мне это, что и как я собираюсь делать, но мне надо что-то придумать, пока Бен не вернулся и все снова не превратилось в пыль. Должно быть, я хотела найти ключи от машины, выбить дверь и бежать на улицу, под дождь, в машину. Не зная толком, смогу ли я водить, я просто хотела убраться отсюда как можно быстрее, прочь, прочь.

Или я полезла туда в поисках фотографий Адама? Я знаю, что они там, возьму всего одну и убегу из этого номера. Буду бежать, бежать, бежать, а когда бежать не останется больше сил, позвоню Клэр или кому-нибудь еще, и скажу, что больше так не могу. И попрошу помощи.

Сунув руку поглубже, нащупываю что-то, сделанное из металла и пластика. Что-то мягкое. И конверт. Достаю его с мыслью, что там фотографии, что это тот самый конверт, который я находила дома, у него в кабинете. Должно быть, я сама запихнула его в сумку мужа, когда ее складывала. Переворачиваю конверт лицевой стороной к себе и читаю: «Конфиденциально». Не думая, разрываю его, достаю содержимое.

Бумага. Много-много страниц. Они мне знакомы. В тонкую голубую линейку, с красными полями. Такие же страницы в моем дневнике — в книге, которую я сейчас пишу.

И тут я узнаю собственный почерк и начинаю догадываться.

Я прочла не всю свою историю. Она длиннее. Во много раз.

Открыв собственную сумку, извлекаю из нее дневник. Я как-то раньше не заметила, но после последней исписанной страницы не хватает целого блока. Страницы были аккуратно вырезаны скальпелем или лезвием бритвы, близко-близко к корешку.

Их вырезал Бен.

Я сижу на полу, странички из дневника разложены вокруг. Это и есть пропавшая неделя моей жизни.

На первой странице дата: «23 ноября, пятница». Тот самый день, когда я встречалась с Клэр. Должно быть, я написала это в тот же вечер, когда поговорила с Беном. Наверное, мы поговорили, как я и хотела.

Я сижу здесь, — читала я, — на полу в ванной комнате, в доме, в котором вроде бы я просыпаюсь уже много лет подряд. Передо мной — дневник, в руке у меня ручка. И я пишу, потому что это единственное, что я сейчас могу делать.