Смена караулов - Борис Бурлак

Нечаеву не доводилось произносить речи у разверстой могилы — и ему стоило больших усилий, чтобы не осечься. Когда спазма сжимала горло, он, вскинув голову, смотрел в высокое сверкающее небо и снова трудно продолжал горестную речь. Стоявшая поодаль Римма боялась, что Ярослав не одолеет своего волнения.

Заключая гражданскую панихиду, от ветеранов войны выступил Платон.

И потекли трубные, рыдающие звуки по окрестной выжженной степи, над которой только что резвился неуемный молодняк скворцов. И ручьями хлынула земля в могилу, вслед за тугими всплесками горстей, брошенных прощальной данью Максиму Воеводину. И безутешно зарыдали женщины, повергая в безысходную печаль видавших виды фронтовиков.

Потом сделалось так тихо, что был слышен даже, казалось, неуловимый шелест листьев, до срока опадающих с юных топольков, что едва принялись на этой иссушенной суховеями, неизбалованной дождями уральской матушке-земле.

В глубоком молчании расходились люди, кончив свое тягостное дело. Нет более черных минут, чем эти первые минуты после погребения. Тут и самый равнодушный человек спросит себя в раздумье: как же ему следует жить дальше в этом сияющем, прекрасном мире?

ГЛАВА 22

А жизнь шла своей чередой.

Недавно Платон вернулся из Москвы с новостями. В министерстве наконец решили, что его трест займется в основном реконструкцией старой части города, и к нему переходят все объекты, что сооружаются по индивидуальным проектам. Остальные два треста, ведущие работы в новых жилых массивах, превращаются в домостроительные комбинаты. Была еще одна частная новость: Юрий Воеводин назначался главным инженером. Правда, тут не обошлось без колебаний.

— Молод слишком твой Юрий Максимович, — сказал начальник главка, полистав для порядка личное дело Воеводина.

— Не знал я, что существует возрастной ценз для главных инженеров, — с иронией заметил Платон.

— А ты как думал?

— Я думал, что стройки всегда держались, как правило, на молодежи.

— Но опыт, опыт, дорогой Платон Ефремович!

— Посредственности никакой опыт не поможет.

— Талант талантом, но…

Тогда Горский зашел с тыла:

— Неужели ты, Сергей Кузьмич, успел позабыть, сколько тебе самому было лет, когда ты принял Никельстрой в канун войны?

Начальник главка улыбнулся, надел роговые массивные очки, словно желая получше разглядеть своего однокашника по институту.

— Я так и знал, Платон, что ты вспомнишь о моем скоропалительном выдвижении.

— Согласись, нынешние молодые люди вступают в жизнь куда более просвещенными, чем мы тогда.

— Ну, раз настаиваешь, пусть будет по-твоему… — Начальник главка подал ему руку в знак старой дружбы, ничем не замутненной с тех времен, когда шло бурное образование индустриального материка.

Выйдя на работу после столичной командировки, Платон, не откладывая, объявил Юрию о его новом назначении. Юрий стоял перед длинным столом управляющего и молчал.

— Ты что как воды в рот набрал?

Платон вышел из-за стола, подсел к нему.

— Не бойся, дело пойдет, должно пойти. Я собирался уходить в отставку, однако поработаю еще, раз уж Двориков подвел нас с тобой.

— А я бы не остался с ним, если бы вы ушли.

— Что о том говорить?.. Кстати, твою неприязнь к Дворикову я объяснял молодой запальчивостью. Мы, старики, многое прощаем друг другу, но вы, молодые, судите о нашем брате без всяких скидок.

— Не преувеличивайте, Платон Ефремович.

— Твой отец был прав: у молодежи есть то несомненное преимущество, что она свободна от всяких там психологических перегрузок минувшего времени… Итак, поздравляю тебя с назначением!

— Спасибо, Платон Ефремович, — спохватился Юрий, чувствуя себя неловко оттого, что не поблагодарил сразу.

— Давай-ка теперь подумаем, с чего ты будешь начинать, тем более что профиль треста значительно меняется…

На следующий день Юрий уехал на площадки, чтобы на месте определить, какие еще объекты можно подогнать, подвести под крышу к концу года, отделкой же пусть занимаются новые хозяева.

К сожалению, как раз сейчас, когда трест вошел в плановый ритм, надо перестраиваться на ходу и заранее готовиться к выполнению совершенно иной программы: одно дело — собирать типовые, серийные дома из готовых панелей, другое — вести кирпичную кладку самых разных объектов, строящихся по индивидуальным проектам. Этот своеобразный возврат в прошлое озадачивал Юрия: за последние годы сильно поубавилось число каменщиков, наиболее опытные давно переквалифицировались в монтажников, а приток новичков из городских училищ заметно сократился.

В ближнем из северных микрорайонов начиналась сборка очередного девятиэтажного дома на двести с лишним квартир. Оставив машину на обочине шоссе, Юрий наблюдал со стороны, как шел монтаж «с колес».

— Что, засмотрелись, Юрий Максимович? — бойко спросил его бригадир Никитин, разбитной человек лет пятидесяти.

— Во всяком случае, есть на что посмотреть, — сдержанно ответил Юрий.

— Это наш третий дом. На первые два мы затрачивали по три месяца, а этот соберем за два с половиной.

— Много ли у вас каменщиков, Петр Зиновьевич? — поинтересовался Юрий.

— Каменщиков? — переспросил Никитин. — Что это вы, Юрий Максимович, вдруг вспомнили о них?

— Из уважения к древней профессии.

— Я сам начинал каменщиком. Отец-то печник, так он сызмала обучал меня фигурной кладке. Но нынче не только печники, каменщики и те переводятся.

— Вот вам, Петр Зиновьевич, и мастерок в руки. Поговорите со своими ребятами, как они отнесутся.

— Что-то не пойму я вас, Юрий Максимович.

— Все очень престо. Городу нужны не одни дома, нужны Дворцы культуры, публичная библиотека, кинотеатры, художественный музей.

— А кто станет доводить до ума «небоскребы»?

— Найдутся желающие. Мы тоже будем строить такие в центре города, но там их будет немного.

— Теперь ясна ситуация. — Никитин понимающе улыбнулся, довольный тем, что главный инженер откровенно поделился планами на будущее.

А Юрию вся эта ситуация, вернее, пертурбация не сулила ничего хорошего. Вместо нескольких жилых массивов, где неплохо отлажен строительный конвейер, появятся десятки площадок, стесненных со всех сторон вековыми, старинными зданиями, которые надо сохранять. И на каждой площадке — свой объект, со своими архитектурными особенностями. Ну-ка, усмотри за всеми. А ведь любое оригинальное сооружение — кинотеатр или музей, библиотека или Дворец культуры — всегда под особым прицелом городского начальства: оно охотно инспектирует подобные стройки, не очень-то вникая в их специфику, по сравнению с поточным монтажом обыкновенных жилых домов. Затаскают по совещаниям. Тут уж не до повышенных обязательств, впору вытягивать план: то мастеров не хватит, то материалов для отделочных работ. Знай крутись, изворачивайся. Вся надежда на Платона Ефремовича с его пробивной силой. Он сам напросился в генподрядчики по реконструкции города, чтобы и старину сберечь, и окраины обновить. Неугомонный человек: не жалеет ни себя, ни других. Уж он-то спросит полной мерой и с вновь испеченного главного инженера треста. Отец, бывало, говорил: «Чтобы научить собаку плавать, надо ее бросить в воду. Выплывет — молодец, не выплывет — пусть на себя пеняет». Надо выплыть, непременно выплыть.

Как раз сегодня в восточном микрорайоне видавший виды мастер Остапенко подошел к Воеводину, церемонно поздравил его с повышением и добавил:

— Везет вам, Юрий Максимович.

— Вы о чем? — насторожился тот.

— Какая погода установилась, чудо! Работа жаркая, а работать не жарко. Чего не успеешь сделать за все длинное лето, обязательно наверстаешь за это, бабье! Слыхал, что скоро уйдем отсюда в центр. Есть бог на свете! Надоело карабкаться на верхотуре. — Остапенко мотнул головой в сторону каркаса шестнадцатиэтажного дома. — Поближе к земле — оно спокойнее, — добавил мастер. — Как вы считаете, Юрий Максимович?

— Из меня верхолаз не вышел бы.

— Ой ли! — хитро усмехнулся тот. — А забрались на этакую верхотуру.

— Как бы не сорваться без привычки, — сказал Юрий, направляясь к машине.

«Лукавый мужик, — подумал он. — Не случайно по старинке называет себя десятником. Любит испытывать словом. Но впереди испытание делом».

Юрий для себя решил: снять экскаваторы и самосвалы с Восточного жилого массива и, пока не поздно, пока действительно балует строителей это ненадежное бабье лето, начать вовсю готовить котлованы под новые объекты. Преемники треста не могут пожаловаться на малый задел: тут им всего остается вдоволь — и свежих котлованов, и выведенных под крышу «коробочек».

Он приехал сегодня домой пораньше. Дома у Воеводиных было пусто без Максима. К тому еще и Злата переселилась недавно в больницу. Юрий остался вдвоем с матерью. Она неузнаваемо осунулась, постарела. Всегда подвижная, легкая на ногу, она и ходить стала с какой-то опаской, точно боялась оступиться. Куда девалась ее  в т о р а я  молодость, по поводу которой любил шутить глава семьи… Теперь главой оказался Юрий.