Молодая гвардия - Александр Фадеев

Володя заговорил первый, едва Елизавета Алексеевна и Люся вышли из комнаты:

- На работу! Вы сказали - на работу!.. А мне все равно - буду ли я работать, или нет: и в том и в другом случае цель моя одна. Цель моя борьба, борьба беспощадная. Если я пойду на работу, то только для того, чтобы замаскироваться, - сказал Володя с некоторым даже вызовом.

Юношеская его смелость, наивность, горячность, едва сдерживаемая присутствием немецких солдат за дверью, вызвали в душе Филиппа Петровича не опасение за юношу, не досаду, не усмешку, нет, - улыбку. Но такой уж он был человек, что чувства его не отразились на его лице, он и бровью не повел.

- Очень хорошо, - сказал он. - Ты это каждому скажи, кто ни зайдет, вот как я. А еще лучше - выйди на улицу и каждому встречному-поперечному: "Иду, мол, на беспощадную борьбу, желаю замаскироваться, помогите!"

Володя вспыхнул.

- Вы же не встречный-поперечный, - сказал он, внезапно помрачнев.

- Я-то, может быть, и нет, но ты этого в нонешнее время знать не можешь, - сказал Лютиков.

Володя понял, что Филипп Петрович начнет сейчас учить его. И Лютиков действительно стал учить Володю:

- Доверчивость в таких делах может жизни стоить, - времена изменились. К тому же сказано: и стены имеют уши. И не думай, что они такие простаки, они хитры по-своему, - и Лютиков чуть кивнул головой в сторону двери. - Ну, на твое счастье, я человек известный, имею задание вернуть всех на работу в мастерские, за тем и пришел к тебе. Ты это и матери и сестре скажи. И этим скажи, - и он снова кивнул в сторону двери. - Мы на них поработаем... сказал он и поднял свои строгие глаза на Володю.

Володя сразу все понял, - он даже побледнел.

- Кто из своих ребят, на кого можно положиться, остался в городе? спросил Филипп Петрович.

Володя назвал тех, кого он знал лично: Толю Орлова, Жору Арутюнянца и Ваню Земнухова.

- И еще найдутся, - сказал он.

- Установи связь сначала с теми, на кого, считаешь, можно вполне положиться, да не со всеми вместе, а с каждым порознь. Если убедишься, что люди свои...

- Они свои, Филипп Петрович...

- Если убедишься, что люди свои, - продолжал Лютиков, словно не расслышав замечания Володи, - аккуратно намекни, что есть, мол, возможности, согласны ли...

- Они согласны, только каждый спросит: а что я должен делать?

- Отвечай: получишь задание. А тебе я и сейчас задание дам... - И Лютиков рассказал Володе о закопанном в парке шрифте и точно указал место. Разведай, можно ли выкопать. Нельзя - доложишь мне.

Володя задумался. Филипп Петрович не торопил его с ответом: он понимал, что Володя не колеблется, а просто обдумывает дело, как человек серьезный. Но Володя думал не о том, что предложил ему сейчас Лютиков.

- Я буду с вами совсем откровенным, - сказал Володя. - Вы сказали, что я должен поговорить с ребятами поодиночке, - это я понимаю. Но и в разговоре поодиночке я должен дать им понять, от кого говорю... Одно дело, если я буду действовать, как единоличник, другое, если я скажу, что я получил задание от человека, связанного с организацией. Имени вашего я не назову, да никто из ребят и не спросит, - разве они не понимают? - Володя сказал это, желая предупредить возражения Филиппа Петровича, но Лютиков ничего не возразил, он только слушал Володю. - Конечно, если бы я поговорил с ребятами просто как Осьмухин, они тоже поверили бы мне. Но ведь они все равно стали бы искать связей помимо меня с подпольной организацией, - ведь я им не указ, там есть ребята постарше и... - Володя хотел сказать: "поумнее меня". - Вообще среди ребят есть такие, кто больше интересуется политикой и лучше в ней разбирается. Поэтому лучше сказать ребятам, что я не сам от себя действую, а от организации. Это - раз, - сказал Володя. - Два: чтобы выполнить ваше задание насчет типографии, нужно несколько ребят. А этим и подавно надо объяснить, что это серьезное задание и откуда оно идет. И тут у меня тоже вопрос к вам. У меня есть три друга: один старый друг - Толя Орлов, других два - новых, но это ребята и раньше хорошо мне известные и в беде проверенные, им я тоже верю, как самому себе, - это Ваня Земнухов и Жора Арутюнянц. Могу я их собрать вместе, посоветоваться?

Лютиков некоторое время помолчал, глядя на свои сапоги, потом поднял глаза на Володю и чуть улыбнулся, но лицо его снова приняло строгое выражение.

- Хорошо, собери этих ребят и прямо скажи, от кого действуешь - без фамилии, конечно.

Володя, едва сдерживая волнение, овладевшее им, только головой кивнул.

- Ты очень разумно рассудил: надо дать понять каждому своему человеку, что за всеми нашими делами партия стоит, - продолжал Филипп Петрович, рассуждая уже как бы сам с собой. Умные, строгие глаза его прямо, спокойно глядели в самую душу Володи. - А потом ты правильно понял, что при нашей партийной организации хорошо иметь свою молодежную группу. Я с этим, собственно, и шел к тебе. И, если уж мы об этом договорились, один вам совет, а если хочешь, - приказ: никаких действий, не посоветовавшись со мной, не предпринимайте, - можете и себя погубить и нас подвести. Я ведь и сам единолично не действую, а советуюсь. Советуюсь и с товарищами своими и с людьми, что поставлены над нами, - есть такие люди у нас, в Ворошиловградской области. Ты это своим трем дружкам расскажи, и вы тоже советуйтесь между собой. Теперь, выходит, все, - Лютиков улыбнулся и встал. - Завтра приходи на работу.

- Тогда уж послезавтра, - с улыбкой сказал Володя. - А Толю Орлова можно с собой привести?

- Хотел одного сагитировать на немцев работать, а получил сразу двоих, - усмехнулся Лютиков. - Веди, чего же лучше!

Филипп Петрович вышел на кухню к Елизавете Алексеевне и Люсе и к немецкому солдату и еще пошутил с ними и скоро ушел. Володя понимал, что в тайну, к которой он был теперь приобщен, нельзя посвящать родных. Но ему трудно было скрыть возбуждение, овладевшее им, от любящих глаз матери и сестры.

Володя начал притворно зевать, сказал, что ему завтра рано вставать и вообще очень спать хочется. Елизавета Алексеевна ни о чем его не спросила, и это было очень дурным предзнаменованием: Володя подозревал, что мать догадывается о том, что Филипп Петрович говорил с ним не только о работе в мастерских. А Люся прямо спросила:

- О чем вы так долго?

- О чем, о чем! - рассердился Володя. - Сама знаешь о чем.

- И ты пойдешь?

- А что же делать?

- Работать на немцев!..

В голосе Люси было такое удивление и негодование, что Володя даже не нашелся, что ответить.

- Мы на них поработаем... - угрюмо сказал он словами Филиппа Петровича и, не глядя на Люсю, начал раздеваться.

Глава двадцать пятая

Жора Арутюнянц, вернувшись из неудачной эвакуации, сразу вступил в откровенные дружеские отношения с Володей и Толей Орловым. Только с Люсей Осьмухиной отношения у него сложились напряженно-официальные. Жора жил в маленьком домике на выселках, немцы не жаловали этих мест, и друзья большей частью встречались у Жоры Арутюнянца.

На другой день после того, как Володя получил от Лютикова задание разведать, в каком положении находятся шрифты, все трое сошлись у Жоры Арутюнянца, у которого была совсем крохотная, такая, что едва умещались кровать и письменный столик, но все же отдельная комнатка. И здесь их застал вернувшийся с хутора Нижне-Александровского Ваня Земнухов. Ваня еще больше похудел, одежда его износилась, он был весь в пыли, - он еще не заходил домой. Но он был в очень приподнятом, деятельном настроении.

- Есть у тебя возможность еще раз повидаться с этим человеком? спросил он Володю.

- А зачем?

- А затем, что надо попросить у него разрешения сразу же привлечь в нашу группу Олега Кошевого.

- Он сказал, что в нашу группу не надо пока что никого привлекать, а надо только подобрать ребят подходящих.

- Я и говорю, что надо спросить разрешения, - сказал Ваня. - Не мог ли бы ты встретиться с этим человеком сегодня, - скажем, до вечера?

- Не понимаю, зачем такая спешка? - сказал Володя, несколько обиженный.

- А вот зачем... Во-первых, Олег - настоящий парень, во-вторых, он мой лучший друг, - значит, парень надежный. В-третьих, он лучше Жоры знает ребят из школы Горького с седьмого по девятый, а ведь их-то больше всего осталось в городе...

Жора быстро вскинул на Володю свои черные огненные глаза и сказал:

- Вернувшись после неудачной эвакуации, я дал тебе полную характеристику Олега. Следует также учесть, что он живет возле самого парка и лучше всех сможет помочь в выполнении полученного нами задания...

Благодаря особенности Жоры облекать мысль в правильные фразы, она приобретала характер настолько официальный, что походила уже на директиву. Володя заколебался. Но все же он не мог уступить, помня, о чем предупреждал его Лютиков.

- Хорошо, - сказал Ваня, - я могу привести тебе еще один довод, но только с глазу на глаз. Вы не обидитесь? - Он с улыбкой, одновременно мужественной и застенчивой, обернулся к Жоре и Толе Орлову и поправил очки на носу.