Молодая гвардия - Александр Фадеев

- В условиях конспирации не может и не должно быть никаких личных обид, над всем должна преобладать целесообразность, - сказал Жора и вышел из комнаты вместе с Толей Орловым.

- Я докажу, что доверяю тебе больше, чем ты мне, - сказал Ваня с улыбкой, которая утратила выражение застенчивости и была теперь только мужественной улыбкой человека решительного и смелого, каким на деле и был Ваня Земнухов. - Тебе Жора Арутюнянц рассказывал, что вместе с нами вернулся Валько?

- Рассказывал.

- А ты не сказал об этом тому товарищу?

- Нет...

- Так вот, имей в виду, что Олег связан с Валько, а Валько ищет связи с большевистским подпольем... Ты расскажи это тому товарищу. И заодно нашу просьбу передай. Скажи, что мы за Олега ручаемся...

Так судьба судила Володе явиться в Центральные мастерские еще раньше, чем он обещал Лютикову.

А пока Володя отсутствовал, Ваня отрядил Толю "Гром гремит" разузнать сторонкой, живут ли у Кошевого немцы и можно ли проникнуть к нему.

Подойдя к домику Кошевых со стороны Садовой улицы, "Гром гремит" увидел, как из домика, возле которого стоял немецкий часовой, в слезах выбежала красивая, с пушистыми черными волосами, босая женщина в поношенном платье и скрылась в дровяном сарайчике, откуда послышались ее плач и звуки мужского голоса, успокаивавшего ее. Худая загорелая старуха выскочила в сени с ведром в жилистой руке, зачерпнула воды прямо из кадки и быстро ушла обратно в горницы. В доме происходила какая-то суета, слышался молодой недовольный барственный голос немца и словно бы извиняющиеся голоса женщин. Толя не мог больше задерживаться, чтобы не обратить на себя внимания, и, обогнув возле парка весь этот квартал, подошел к домику со стороны улицы, параллельной Садовой. Но отсюда ему уже ничего не было видно и слышно. Воспользовавшись тем, что в соседнем дворе, как и во дворе Кошевых, были калитки на обе улицы, Толя прошел огородом этого соседнего двора и с минуту постоял у задней стенки сарайчика, выходящей на огород.

В сарайчике слышны были теперь три женских голоса и один мужской. Молодой женский голос плача говорил:

- Хоть убьют, не вернусь до дому!..

А мужской хмуро уговаривал:

- Ото дело! А Олега куда? А ребенок?..

"Продажная тварь!.. За пол-литра прованского! Продажная тварь!.. Ты еще обо мне услышишь, да, ты услышишь обо мне, ты пожалеешь обо мне!" - говорил в это время Олег, возвращавшийся от Лены Позднышевой, терзаясь вспышками ревности и муками самолюбия. Солнце, склонявшееся к вечеру, красное, жаркое, било ему в глаза, и в красных кругах, нанизывавшихся один на другой, наплывали снова и снова тонкое смуглое личико Лены, и это тяжелое, темного рисунка, платье на ней, и серые немцы у пианино. Он все повторял: "Продажная тварь!.. Продажная тварь!.." И задыхался от горя, почти детского.

Он застал в сарае Марину. Она сидела, закрыв лицо руками, склонив голову, окутанную облаком пушистых черных волос. Родные обступили ее.

Длинноногий адъютант в отсутствие генерала задумал освежиться холодным обтиранием и приказал Марине принести в комнату таз и ведро воды. Когда Марина с тазом и ведром воды отворила дверь в столовую, адъютант стоял перед ней совершенно голый. Он был длинный, белый "як глиста", плача рассказывала Марина. Он стоял в дальнем углу возле дивана, и Марина не сразу заметила его. Вдруг он оказался почти рядом с ней. Он смотрел на нее с любопытством, презрительно и нагло. И ею овладели такой испуг и отвращение, что она выронила таз и ведро с водою. Ведро опрокинулось, и вода разлилась по полу. А Марина убежала в сарай.

Все ожидали теперь последствий неосторожного поступка Марины.

- Ну что ты плачешь? - грубо сказал Олег. - Ты думаешь, он хотел что-нибудь сделать с тобой? Будь он здесь главный, он бы не пощадил тебя. Еще и денщика позвал бы на помощь. А тут он действительно просто хотел умыться. А тебя встретил голым, потому что ему даже в голову не пришло, что тебя можно стесняться! Ведь мы же для этих скотов хуже дикарей. Еще скажи спасибо, что они не мочатся и не испражняются на наших глазах, как это делают эсэсовские солдаты и офицеры на постое! Они мочатся и испражняются при наших людях и считают это в порядке вещей. У, как я раскусил эту чванливую, грязную фашистскую породу, - нет, они не скоты, они хуже, они выродки! - с ожесточением говорил он. - И то, что ты плачешь и что все мы здесь столпились, - ах, какое событие! - это обидно и унизительно! Мы должны презирать этих выродков, если мы не можем пока их бить и уничтожать, да, да, презирать, а не унижаться до плача, до бабьих пересудов! Они еще свое получат! - говорил Олег.

Раздраженный, он вышел из сарая. И как же отвратительно показалось ему снова и снова видеть эти голые палисадники, всю улицу от парка до переезда, точно обнаженную, и немецких солдат на ней.

Елена Николаевна вышла вслед за ним.

- Я взволновалась, так долго не было тебя. Что Леночка? - спросила она, внимательно и испытующе глядя в сумрачное лицо сына.

У Олега дрогнули губы, как у большого ребенка.

- Продажная тварь! Никогда больше не говори мне о ней...

И, как это всегда бывало, он, незаметно для себя, рассказал матери все - и то, что он увидел на квартире у Лены, и как он поступил.

- А что же, в самом деле!.. - воскликнул он.

- Ты не жалей о ней, - мягко сказала мать. - Ты потому так волнуешься, что ты о ней жалеешь, а ты не жалей. Если она могла так поступить - значит, она всегда была не такая, как... мы думали. - Она хотела сказать: "как ты думал", но решила сказать: "как мы думали". - Но это говорит дурно о ней, а не о нас.

Большая степная луна по-летнему низко висела на юге. Николай Николаевич и Олег не ложились и молча сидели в сарае у распахнутой дверцы, глядя в небо.

Олег расширенными глазами смотрел на эту висевшую в синем вечернем небе полную луну, окруженную точно заревом, отсвет которого падал на немецкого часового у крыльца и на листья тыкв в огороде, - Олег смотрел на луну и точно видел ее впервые. Он привык к жизни в маленьком степном городе, где все было открыто и все было известно, что происходит на земле и на небе. И вот все уже шло мимо него: и как народился месяц молодик, и как развивался, и как взошла наконец эта полная луна на синее-синее небо. И кто знает, вернется ли когда-нибудь в жизни эта счастливая пора беззаветного, полного слияния со всем, что происходит в мире простого, доброго и чудесного?

Генерал барон фон Венцель и адъютант, хрустя мундирами, молча прошли в дом. Все спало вокруг. Только часовой ходил возле дома. Николай Николаевич посидел и тоже лег спать. А Олег с расширенными детскими глазами все сидел у распахнутой дверцы, весь облитый лунным сиянием.

Вдруг позади себя, за дощатой стенкой сарая, выходившей на соседний двор, он услышал шорох.

- Олег... Ты спишь? Проснись, - шептал кто-то, прижавшись к щели.

Олег в одно мгновение очутился у этой стенки.

- Кто это? - прошептал он.

- Это я... Ваня... У тебя дверца открыта?

- Я не один. И часовой ходит.

- Я тоже не один. Можешь вылезти к нам?

- Могу...

Олег выждал, когда часовой отошел к калитке на другую улицу, и, прижимаясь к стенке, снаружи обошел сарайчик. Обок соседнего огорода, в полыни, на которую падала густая тень от сарайчика, лежали веером на брюхе трое - Ваня Земнухов, Жора Арутюнянц и третий, такой же, как они, долговязый парень, в кепке, затемнявшей его лицо.

- Тьфу, черт! Такая светлая ночь, едва пробрались к тебе! - сказал Жора, сверкнув глазами и зубами. - Володя Осьмухин, из школы Ворошилова. Можешь быть абсолютно уверен в нем, как во мне, - сказал Жора, убежденный в том, что дает наивысшую аттестацию, какую только можно дать товарищу.

Олег лег между ним и Ваней.

- Признаться, совсем не ждал тебя в этот запретный час, - шепнул Олег Ване с широкой улыбкой.

- Если их правила соблюдать, с тоски сдохнешь, - сказал Ваня с усмешкой.

- А, ты ж мой хлопчик гарный! - засмеялся Кошевой и большой своей рукой обнял Ваню за плечи. - Устроил их? - шепнул он Ване в самое ухо.

- Смогу я до света посидеть в твоем сарае? - спросил Ваня. - Я ведь еще дома не был, у нас, оказывается, немцы стоят...

- Я же тебе сказал, что можно у нас ночевать! - возмущенно сказал Жора.

- До вас больно далеко... Это для тебя с Володей ночь светлая, а я погибну навеки в каком-нибудь сыром шурфе!

Олег понял, что Ваня хочет поговорить с ним наедине.

- До света можно, - сказал он, пожимая Ване плечо.

- У нас новость исключительная, - чуть слышно, шепотом сказал Ваня. Володя установил связь с одним подпольщиком и уже получил задание... Да ты сам расскажи.

Ничто так не возбудило бы деятельной натуры Олега, как это неожиданное появление ребят ночью и особенно то, что рассказал ему Володя Осьмухин. На мгновение ему показалось даже, что это не кто иной, как Валько, мог дать Осьмухину такое задание. И Олег, почти припав лицом к лицу Володи и глядя в его узкие темные глаза, стал допытываться: