Седое золото - Андрей Бондаренко

Он старался совсем не обращать внимания на эти струи воды, падающие с неба и больно бьющие его в спину, и на этот страшный ветер, пытающийся оторвать его от спасительного камня.

Противно ныла ушибленная коленка, из носа в рот текла струйка тёплой солёной воды.

Кругом — рёв, визг, гул, завывания, стоны…

Ник знал одно — надо оставаться на вершине. Оставаться до полного окончания этого уродливого кошмара. Только здесь можно найти спасение.

На склонах сопки сейчас смертельно опасно: вниз стекают бушующие потоки воды, полные разноразмерных камней и разноцветной грязи.

Если даже удастся, не захлебнувшись в воде, добраться до подножия сопки, всё равно — многочисленные ушибы и переломы обеспечены со стопроцентной гарантией.

Откуда пришло это знание? А вот это вопрос, на который он и сам не знал ответа, но очень хотел бы знать.

В принципе, за себя он совсем не волновался, был уверен, что выкарабкается и на этот раз.

Но вот остальные, с ними-то что?

Оставалось только одно: надеяться на лучший исход, верить в чудо и ждать окончания этого светопреставления.

Тупо — ждать, ждать, ждать…

Что-то не так. Ник завертел головой: пришло ощущение, что произошло что-то важное, а он и не заметил. Но что? Что?

Только через несколько минут он всё понял. Просто вокруг стало очень тихо.

В тундру вернулась тишина.

Встал, опираясь обеими руками на спасший его валун, прислушался.

Тишина.

Наспех определился с собственными травмами.

Выбита коленная чашечка, на плече снова закровоточила так до конца и не зажившая рана, значительная гематома на затылке, левый глаз заплыл, нос распух и отказывался дышать.

Нормальный набор джентльмена, выжившего после очередного всемирного потопа. Главное — жив, ходить может, при необходимости и на спусковой курок нажмёт.

Так, а что у нас со спусковыми курками?

Понятно, полное ничего. Ни верного винчестера, ни браунинга, так ни разу и не проверенного в деле, в обозримых окрестностях не наблюдалось. Только нож в ножнах привычно висел на поясе.

— Эй, есть кто живой? — громко поинтересовался Ник у окружавшей его вселенной.

— Мы здесь, — прилетел еле слышный ответ, как показалось — прямо из пропасти прилетел.

Держась за коленку, хромая на обе ноги, Ник медленно проковылял на голос, к тому месту, где раньше начинался относительно пологий склон: всего-то градусов сорок относительно поверхности земли.

Теперь там был обрыв — загадочный и обрывистый донельзя.

Ник осторожно подполз к самому краю, с опаской заглянул вниз. Да, бывает, знатно размыло: вчера был мирный склон, нынче — бездонная пропасть…

Свесился, чтобы увидеть дно пропасти, оценить её глубину, тут взглядом с чьими-то чёрными глазами и встретился.

Ну вот, нашлись и наши влюблённые голубки.

Айна и Сизый стояли на крохотном приступке, взявшись за руки и практически вжавшись в вертикальную каменную стену. Под ними было метров двести потенциального свободного падения — прямо в жёлтый водный поток, плотоядно гудевший внизу.

Понятно, во время бури решили спрятаться от ветра за отвесной скалой, потом вода сверху полилась, склон полностью размыла, вот и оказались в ловушке.

Пришлось Нику с себя последние штаны снимать (в натуре — как Лёха выражался), мастерить некое подобие верёвочной лестницы.

Значок заветный, что в брючном кармане хранился, прямо к трусам пришпилил — чуть повыше левой ягодицы.

Первой Айну вытянул наверх, что совсем и нетрудно было, весила чукчанка килограмм сорок восемь — пятьдесят.

Вот с Сизым знатно пришлось повозиться. Во-первых, весил он за центнер, а во-вторых, ещё и правую руку вывихнуть умудрился.

Вытащили всё же вместе с Айной бродягу наверх, причём в самый нужный момент, когда приступок, на котором он над пропастью стоял, начал окончательно и бесповоротно разрушаться.

— Спасибо тебе, командир, — поблагодарил Лёха, пыхтя и отдуваясь. — А то мы уже с Айной подумали, что скоро отдадим концы — так ни разу и не согрешив по-настоящему.

— Да, надо будет — согрешить. По-настоящему. Надо успеть. А то обидно потом будет, — улыбнулась Айна, глаза мечтательно прикрыв, и Сизого в щёку чмокнула.

Тот сразу оживился, девчонку здоровой рукой обнял, да и давай нацеловывать — серьёзно уже, в губы.

— Эй, эй, — вмешался Ник. — Совсем сдурели. Тут непонятно, на каком свете находимся, что делать дальше, а они, понимаешь, нежности разводят. Прекращайте это дело немедленно! Давайте думать о реалиях наших скорбных…

Реалии действительно оказались печальными до невозможности.

Посмотрел Ник в сторону, где раньше лагерь располагался, а там и нет ничего.

Ни буровой, ни палаток, ни кухни-столовой, ни склада. Совсем ничего, только грязь бурая, да посередине площадки протекал жёлтый ручей, которого раньше и в помине не было.

Да и всё остальное вокруг изменилось до неузнаваемости.

Тундра совсем ещё недавно ярко-зелёной была, а сейчас в буро-пегую превратилась. Крохотные голубые озёра, в двух километрах от лагеря расположенные, слились в единую водную систему — цвета беж.

Даже небо — раньше голубое, задорное, молодое, как-то резко постарело, в тёмно-фиолетовые тона перекрасилось.

Айна Сизому ловко руку вывихнутую вправила, над коленной чашечкой Ника поколдовала, достала из кисета шепотку синего порошка, рану на плече присыпала щедро.

Можно и вниз спускаться. Только вот очень холодно — в одних трусах по Чукотке разгуливать.

Легко сказать — спускаться.

Двинулись со скоростью беременной черепахи, с трудом перебираясь через высоченные каменные завалы, непрерывно форсируя мутные ручьи.

Из одного завала торчала босая волосатая нога, в метре от неё на валуне стоял начищенный кирзовый сапог, пуская по всей округе солнечные зайчики.

Занятная картинка, такой вот чукотский сюрреализм.

— Будем из-под камней тело вытаскивать? — вяло поинтересовался Лёха.

Них только отрицательно рукой махнул, мол, не до ерунды нынче, есть и более важные дела.

Внизу, у самого подножья сопки, Эйвэ обнаружился. Лежал совершенно неподвижно, на кучевые облака глядел, помаргивая изредка. На теле никаких видимых повреждений не было видно, но в глазах читалось: не жилец.

— Что с вами, Маркус? — спросил Ник, осторожно приподнимая голову эстонца.

— Кончено всё со мной, — чуть слышно прохрипел Эйвэ. — Похоже, у меня позвоночник сломан. Пристрелите, Христа ради! И я мучиться не буду, да и вам со мной не придётся. Вам и без того сейчас непросто будет, а тут я ещё. Пристрелите, прошу! Там фляга у меня на ремне, в ней воды немного, дайте глотнуть один раз, а потом — пристрелите…