Посторонним вход воспрещён - Борис Борисович Батыршин

Тот поначалу слушал с иронией. Потом саркастическая усмешка куда-то делась, а челюсть обнаружила тенденцию к отвисанию. А под конец, когда Алиса произнесла заключительное: «Ну вот, где-то так…» – Олежик обиженно заявил:

– Вот так, значит? Теперь меня путешествовать за овраг не зовут? Ну и поганка ты, Алиска – нет, чтобы сразу поделиться с другом… Выходит, если бы не эта записка, я пролетал, как фанера над Парижем? Такая, значит дружба?

– Ну, прости!

Крыть было нечем, она по любому выходила последней дрянью.

– Ну, прости, ну дура! Да я сама себе не верила, решила, что крышей поехала, понимаешь? А ты у нас такой серьёзный, положительный, психиатр и всё такое!

– Раз спятила, как раз психиатр и нужен! – рассудительно ответил Олежик. – Кстати, а этого Дрона ты что, кинуть собралась? Как-то не комильфо, ему и так хреново.

– Ты же сам сказал – смертью торгует. Пожалел?

– Это не значит, что надо вести себя с ним по-свински!

– И что предлагаешь?

– Думаю пока.

Олежик в самом деле задумался, смешно наморщив переносицу. Потом налил себе ещё чая, вздохнул:

– Ладно, что тобой поделать… Только учти, никаких записок. У следаков есть такой приём: они как бы забывают своего клиента у нас на экспертизе, тот и маринуется, пока не полезет на стенку. Очень способствует… Изоляция там полная – если из КПЗ можно ещё как-то исхитриться, передать маляву – ну, письмо на волю, – то у нас – фигушки. Многие не выдерживают, ломаются.

– Карательная психиатрия? – не удержалась Алиса. – Не боишься рассказывать такое журналисту? Ладно-ладно, шучу! – поспешно добавила она увидав в глазах собеседника отнюдь не шуточное недоумение.

– Не смешно. Совсем. – обиженно буркнул Олежик. – А твоим Дроном к тому же, серьёзные ребята занимаются – ФСБ, группа группы противодействия экстремизму. Короче, тебе опять повезло. У меня сегодня ночная смена – я с ним поговорю, а потом перезвоню тебе. Но за это – познакомишь меня с этими вашими… гостями из прошлого. Если не согласна, то и говорить не о чем, это моё заднее слово!

Это был их код, ещё со школьных времён. Фраза из фильма «Кин-Дза-Дза», означавшая, что спорить не о чем и решение окончательное. Либо соглашаешься, либо нет.

– Согласна. – вздохнула Алиса, – Примем тебя в наше тайное общество. Только учти, придётся побегать, а ты, гляжу, жирком зарос, обленился?..

– Где ты увидела жир? – картинно возмутился Олежик, любовно поглаживая и намечающееся брюшко, – Это, если хочешь знать, комок нервов! Нервничаю, понимаешь, от того, что моя жизнь превратилась в размеренное существование!

– Вот уж чего-чего, а размеренное существование тебе больше не светит! – улыбнулась девушка. С Олежиком всегда просто и легко.

– Ну, вот и славно! – парень поднялся из-за стола. – Помнишь фильм «Назад в будущее»? А у нас, получается – вперед, в прошлое!

Второй день.

Ближе к вечеру… и недруги.

В жизни Глеб Малков оказался не столь импозантен, как на фотографиях из соцсетей. К тому же, холёную, слегка высокомерную физиономию средней руки бизнесмена изрядно портил свежий фингал, выглядывающий из-под тёмных очков. Дорогой тёмный офисный костюм – это при такой-то жаре! Белая рубашка, стильный галстук, безупречная прическа… после компьютерщика Александра, явившегося на встречу в футболке и бермудах – сама элегантность.

Я подавил в себе инстинктивную неприязнь. Так нельзя: не важно, какие эмоции вызывает у меня объект – он не должен почувствовать этого ни в коем случае. Люди вообще склонны интуитивно, невербально, так сказать, ощущать направленные на них эмоции. А уж бизнесмены, привыкшие вести переговоры лично, не полагаясь на своры аналитиков и адвокатов, доводят это чувство до максимальной остроты. Интуиция – главный помощник делового человека, тут уж ничего не поделаешь.

Так, срочно ищем в клиенте нечто позитивное – красив, успешен, свободно держится, умеет одеваться, костюмчик тянет на десяток моих стипендий… Стоп! Позитивное, я сказал, а не зависть! Меня и самого раздражает, когда начинают считать деньги в чужих карманах. Скажем, моя соседка, въедливая тетя Марина, бывало, останавливала меня, семилетнего пацана, и принималась расспрашивать, столько получает мой отец, майор милиции. Отец получал не так уж и много, даже с учётом премиальных и пайков. И когда он погиб от пули бандита, матери выписали аж полмиллиона рублей на похороны (деньги в девяностых совсем обесценились), и этого еле хватило на гроб. Спасибо, сослуживцы отца скинулись, помогли…

С чего это я вспомнил про похороны отца? Ах, да, конечно, Малков – владелец похоронного бюро.

– Добрый день, Глеб Юрьевич, я вам звонил. Сержант Онуфриев, вот мое удостоверение.

– Здравствуйте, господин Онуфриев, – мужчина улыбнулся и протянул руку. Рукопожатие уверенное, сильное, рука никак не похожа на кисель. – Чем могу быть полезен нашей доблестной полиции?

– Я веду расследование одного дела. Ряд моментов пока изучается без протокола, опросом, есть такой вид следствия. И мы попросили бы вас оказать помощь, ответив на ряд вопросов – неофициально, в приватной обстановке.

– Вот как? Ваше дело, вероятно, экономического плана?

– Пока не имею права вдаваться в подробности. – я сделал многозначительную паузу. – Вопросы будут касаться Алисы Фроловой. Ваша близкая знакомая, насколько мне известно?

– Верно. – Малков заметно напрягся, – И во что влипла моя бывшая?

В его голосе вдруг прорезалась целая гамма интонаций. В одном только слове «бывшая» прозвучали и боль, и ненависть, и обида. Причём всё – свежее, незажившее. «Незахватанное», так сказать. Я невольно покосился на фингал, Глеб уловив взгляд, поспешно поправил очки. Я улыбнулся.

– Да-да. – скривился собеседник, – Этим украшением я обязан Алисе. Так что там у неё стряслось?

Вот как? Значит, бланш-то он получил из-за Фроловой… Поссорились? Или третий – лишний? Переспрашивать не будем, пусть считает меня идиотом, который действует сугубо по бумажке. Порой это бывает полезно.

– Я продемонстрирую вам несколько фотографий. Возможно, вы видели кого-нибудь из изображённых на них людей в обществе гражданки Фроловой? Если так, буду признателен, если вы сумеете уточнить, кто это такие.

– Она же журналист-фотограф, и связи у неё весьма… разнообразные, – отчётливая горечь в голосе. – Впрочем, конечно, посмотрю. Только, может, зайдем куда-нибудь, выпьем кофе? Не торчать же на солнцепёке?

Ага, жарко в дорогом костюмчике? Хотя, мысль дельная – с меня, несмотря на тонкую футболку, уже пот ручьём.

Мы вошли в кондиционированную прохладу Атриума – словно попали в другой мир. Поднялись на третий этаж, устроились за столиком. Официантка в экономной юбочке принесла две чашки «эспрессо».

Я чуть пригубил кофе, одобрительно кивнул (хотя, чего тут одобрять? Бурда из кофемашины) – и потянув с полминуты, извлёк зеленоватый прозрачный файл.

Малков перебрал фотографии, остановился и улыбнулся – злорадно, хищно. Я сразу подобрался – сюрприз?

«…и ещё какой!..»

Гробовщик постучал холёным ногтем по «Гиляровскому»:

– Этот господин сегодня утром напал на меня, причём с одобрения Фроловой. Готов повторить эти показания под протокол. И, учтите