Завтра наступит вечность - Александр Громов

В очередной раз оглянувшись на ходу назад, я налетел на Надю. Она раздраженно дернула плечом. Стерляжий и Аскольд приглядывались к чему-то в выгоревшей траве. Неужели набрели на останки?

Быть не может.

– Что такое? – спросил я, еле ворочая языком. – Почему остановилась похоронная процессия?

Меня поманили рукой – никому не хотелось без нужды открывать рот. Н-да… Это были не останки.

– Колея, – констатировал я, не веря глазам. – Вроде тракторная.

Стерляжий наклонился к земле и стал очень внимателен.

– Может, тракторная, – сказал он, пощупав следы от траков, – а может, и танковая…

Насчет военной техники, особенно танков, меня не трожь. В танках я сек круто – еще школьное увлечение. Сам я не солиден, но уважаю солидные механизмы. Помню, у меня на столе и на шкафу стояло десятка полтора моделей, и мама ворчала, что…

Стоп! Какая мама, какие модели, какой шкаф! Это же ложная память, фальшивая, подсаженная… Пыль, мираж, колода крапленая. Я закусил губу. С другой стороны – зачем разработчикам личности Святополка Всеволодовича Горелкина внедрять в его память фальшивые сведения о танках? Проще внедрить настоящие.

Толку-то от них… Внедренных сведений все равно не хватало, чтобы определить тип машины по отпечаткам траков.

– Гусеницы узки, – сказал я. – Хотя, может, БМП или БРДМ… Ширина колеи того… для трактора широковата. Разве что экскаватор какой…

– Понять бы еще, куда он поехал – туда или туда? – сказал Стерляжий, яростно скребя отросшую щетину.

Колея тянулась с северо-запада на юго-восток. Была она старая, многомесячной давности, если здесь, как во всякой порядочной саванне, бывают периоды муссонных дождей. Кое-где колея заросла колючками; в иных местах, наоборот, раздавленная траками красная глина схватилась крепче цемента, не дав шанса прорасти никакому семечку – но и там никто из нас не брался определить направление движения неведомого механизма.

Я только пожал плечами и не удержался – победно взглянул на Аскольда. Мой соперник был посрамлен. Что, съел? Наплюй на любимый свой плиоцен – у него и название такое, что сразу плюнуть хочется. Никакая эволюция не породит животных на гусеничном ходу, слабо ей.

Постояли без толку. Витязи на распутье. Говорить никому не хотелось. Наконец Аскольд задвигал кадыком, с усилием проталкивая в горло ком вязкой, как столярный клей, слюны, и хрипло спросил о насущном:

– Прямо или вдоль колеи?

– Вдоль колеи, – с видимой неохотой решил Стерляжий и указал на юго-восток. – Больше шансов. Может, Ваня туда пошел…

– Или поехал, – зло добавил я, не выдержав. – На экскаваторе.

Начальство ничего не ответило – только пробуравило меня яростным взглядом. А я-то считал Стерляжего реалистом! Фантаст он, если надеется найти Пескова живым. Мечтатель, если надеется набрести хотя бы на его кости.

С другой стороны, в решении начальства был свой резон: местность к юго-востоку понемногу понижалась – и идти легче, и вода ближе.

– Туда так туда, – согласился я. – Экскаватор – это тоже интересно.

Аскольд скорчил отвратную гримасу. Надя молчала, но в глазах ее читалось: «Заткнулся бы ты, Свят».

Я так и сделал. Болтать с пересохшим ртом – удовольствие посредственное.

Спустя полчаса мы все же остановились в тени дерева – передохнуть и сделать по глотку теплой воды. Жажда только усилилась. Я тихонько предложил Наде глотнуть из моей фляги, но она покачала головой. Минуту спустя, делая вид, что меня очень интересуют свисающие с веток стручки, я заметил боковым зрением, как Надя точно так же отвергла предложение Аскольда.

Правильно. Умница моя Наденька. С какой стати этот белобрысый хмырь решил, что он достоин о тебе заботиться?

А я, кстати, – достоин?

Мысль была неожиданная и неприятная, но я все же додумал ее до конца и сделал вывод.

Достоин.

А кто считает иначе – пусть выходит. На кулаках или на «абаканах» – по его выбору. Согласен и на ручные гранаты.

И предупреждаю: я буду ужасно убедителен.

Это и вправду оказался танк, древняя машина эпохи Второй мировой, завязшая в окаменевшей грязи выше осей катков. Тип я определил еще издали – английский крейсерский танк «Крусайдер», только у него такая несуразная башня, напоминающая аккуратный гробик для толстого коротышки. С лобовой стороны «гробик» был срезан вертикальным броневым листом, оттуда торчала скромная пушечка, нацеленная на заболоченную низину.

Танк был свеженький, в смысле, простоял тут сравнительно недолго – краска еще не слезла. А покрашен он был интересно: желтый, в грязноватых разводах. Пустынный камуфляж. В одном месте на лобовой броне красовалась продолговатая ямка – «Крусайдер» получил где-то по лбу мелким снарядом. На свое счастье, вскользь. Металл в ямке не успел проржаветь.

– Ну? – спросил Стерляжий, выслушав мои классификационные соображения.

– Что «ну»? Десять против одного, что он из армии Монтгомери. Может, прямо из-под Эль-Аламейна. Три против одного, что он из второй половины тысяча девятьсот сорок второго года.

– Что ты говоришь, – ехидно произнес Аскольд. – Какая точность! А может, из первой половины сорок первого?

Я холодно взглянул на него:

– Спорить со мной будешь?

– Брэк! – сказал Стерляжий. – Детали потом, разборки тоже. Слушать меня. Итак, что мы имеем? Эта машина с Земли – раз. Она почти наверняка прибыла сюда не совсем из нашего времени – два. Верно?

– В самую точку, шеф, – с чувством сказал я. – Как и сухопутные крокодилы. Они тоже не совсем из нашего времени.

– Молчи, клоун. Иди проверь машину.

Танк был горячим, как утюг. Я вскарабкался на броню и обжег пальцы о круглую крышку люка. Почему-то меня совсем не удивило то, что она легко открылась.

И неизвестно почему я был убежден: в танке кто-то затаился. Только когда из люка на меня пыхнуло жаром, я успокоился. Духовка. Если бы там кто-то сидел в засаде, то давно запекся бы до румяной корочки.

– Чего встал? – донесся снизу недовольный голос Стерляжего.

– Терпение, шеф, – ответил я. – Не хочу шкворчать, шеф. Жареный вибрион – это невкусно.

Он понял. А я выждал еще минут пять и только тогда рискнул проскользнуть в люк. Духовки там уже не было – была обыкновенная сауна. Мечталось о тугой струе ледяной воды из брандспойта – охладить броню. Или, что гораздо лучше, о жидком азоте.

Внутри был порядок. Плавая в собственном поту, я пересчитал снаряды – тринадцать штук, боекомплект далеко не полный. Размышляя, расстраиваться мне или нет по поводу несчастливого числа, я пролез в башню и нашел четырнадцатый снаряд в казеннике орудия. Оба пулемета оказались заряжены и готовы к действию.

А неслабо повоевали ребята… Четырнадцать снарядов. А должно быть больше пятидесяти.

Я вылез на броню, открутил горловины баков, двух внутренних и одного наружного, потребовал, чтобы мне сломали прутик, и замерил уровень топлива. Чуть больше половины заправки. Не так уж плохо.

– Эй! Курящие есть?

– Что? – спросил не расположенный к юмору Стерляжий.

– Сам знаешь, что нет, – с ненавистью отозвался Аскольд.

– Жаль, – вздохнул я, – а то бы отогнал на сто шагов. Тут бензин авиационный.

– В танке?!

– Нет, в дирижабле. В танке, где же еще! Аглицкая вещь.

Прежде чем меня обругали, я снова нырнул внутрь и занялся делом, то есть осмотром на предмет: использовать находку целиком или просто помародерствовать.

Всю кормовую часть башни-гробика занимала радиостанция, зарешеченная, словно хищный зверь в зоопарке. На самом-то деле, конечно, решетка оберегала саму радиостанцию от экипажа – танкистам иной раз случается выполнять функцию камешков в погремушке. Радиолампы, видите ли. Та еще техника, пальцем ее не тронь.

Радиостанция, однако, работала, а значит, аккумуляторы еще не сели. Зато не действовало внутреннее освещение, да и внешние фары, как я успел заметить, были побиты. Заводить двигатель я не стал, повращал башню вручную, навел орудие на Аскольда и вылез. Ничего не понимая. Вполне исправная машина завязла в болотине – ладно, бывает. Экипаж решил, что проскочит, и ошибся. Но куда он потом испарился? Пять человек, между прочим. Забрали личное оружие, личные вещи и смылись. Почему они не попытались вытащить машину, почему, черт возьми, бросили ее?

И куда они в конце концов подевались?

В том, что машина доползла до этого места не самостоятельно, а с экипажем – по меньшей мере, с механиком-водителем, – я не имел никаких сомнений. Во-первых, колея не шла прямо, а огибала кое-где наиболее мощные деревья. Во-вторых, кто-то должен был заглушить двигатель – иначе застрявший танк, без толку выработав запас бензина, угряз бы по башню.

В-третьих: откуда на планете Надежда вообще взялся танк из Северной Африки?

Ответ на этот вопрос, возможно, скрывался на другом конце колеи. Из того отдела мозга, что незнамо зачем набит всякой цифирью, я попытался извлечь запас хода «Крусайдера». Кажется, не очень большой, всяко в пределах двухсот пятидесяти километров, да и то по шоссе, а если учесть, что баки наполовину пусты…