Завтра наступит вечность - Александр Громов

– Потому что утро, – объяснил я.

– Так ты что, за меня отдежурил?

Я кивнул, и Надя задала мне взбучку. Она, мол, не кисейная барышня и не тепличный цветок, а потому не нуждается в поблажках, ну и далее в том же духе.

– Красиво говоришь, – сказал я, прищелкнув языком. – Век бы слушал. А спишь еще красивее, прямо жалко было будить. Если бы еще убрать из-под твоего бока этих двух ненужных мужиков…

– И поместить вместо них тебя, да?

– Зачем меня помещать, я себя сам помещу…

Она засмеялась и сказала, что со мной невозможно серьезно разговаривать. Как будто я просил о серьезной беседе! Слова, по-моему, даны человеку для того, чтобы украшать ими жизнь, как украшают новогоднюю елку, а где вы видели серьезные елочные украшения? Кто их купит?

– Отвернись, Свят, – попросила Надя. – Я отойду.

Я сказал «угу» и стал пялиться на ближайшее – шагов пятьдесят всего – пальмовидное дерево. Оно очень подходило для того же самого, для чего Надя удалилась в высокую траву. От нетерпения я даже начал переминаться с ноги на ногу.

Тут-то все и случилось. Надин вскрик прозвучал чуть раньше утробного низкого рева и взрывоподобного треска ломаемых кустов. Я сиганул вверх и в сторону, разворачиваясь в прыжке. Сейчас же шумно, как матерый лось с лежки, вскочил на ноги Стерляжий и завертел башкой, пытаясь одновременно проснуться и оценить ситуацию; при этом ствол шотгана ходил за его взглядом, как приклеенный. Я больше всего боялся неприцельной безмозглой пальбы. Вскочил и Аскольд.

Надя с криком бежала прямо к нам, и преследователь позади нее был плохо виден, в первые мгновения я разглядел только что-то очень длинное, очень мощное и, несмотря на чудовищные размеры, невероятно проворное. Оно быстро догоняло. Его лапы вспарывали травостой, в воздух летели ошметки земли и зелени. Длинное туловище летело над травой, как глиссер, и этот утробный низкий рев…

– Не стрелять! – дурным голосом завопил Аскольд, но я не собирался его слушать. Ежику понятно, что стрелять с этой позиции нельзя, но что мешало мне выбрать другую, отбежав шагов на пять? Секунды две у меня еще были. И оставалась еще целая секунда, когда «абакан» затрясся у меня в руках и первые пули нашли цель. И оставалось полсекунды, когда цель обратила внимание на пулевой шквал.

Зверюга встала на дыбы. Крутнулась на задних лапах, едва не достав Надю убийственным размахом хвоста. Только сейчас Надя догадалась метнуться вбок, и Стерляжий с Аскольдом одновременно открыли огонь. Зверюга озадаченно замолчала, щелкнула обширной пастью, упала на четыре лапы и потрусила к нам.

Убивали ее долго. Мне пришлось сменить магазин. На мягкие, расплющивающиеся о бронированные бока пули Стерляжего страшилище не обращало никакого внимания, если только они не попадали в распахнутую глотку, что зверюге явно не нравилось. И все равно: если бы чудовище целеустремленно преследовало только одного из нас, ему удался бы предсмертный завтрак, но оно тупоумно кидалось то на одного, то на другого, и шансов схарчить кого-нибудь у него практически не было. Опомнившаяся Надя включилась в расстрел инопланетного гада, и через минуту все было кончено – предсмертный оскал, судорожные подергивания чешуйчатого хвоста, и фауна Надежды уменьшилась на одного представителя, о чем нисколько не жаль. Тем более я не жалел о том, что чудовище вздумало поохотиться на нас в одиночку – при охоте группой нам предстояла бы жизнь скверная, но недолгая.

Но кто же знал, что по Надежде надо ходить с гранатометом?!

Больше всего убитая гадина напоминала крокодила, но крокодила необычного – с узкой высокой мордой и на длинных ногах хорошего бегуна. Аскольд, сразу воодушевившись, поведал нам о том, что в плиоцене (опять этот плиоцен!) по Южной Америке и, кажется, еще Австралии бродили такие вот зверушки – сухопутные крокодилы. И не только бродили, но и умели довольно резво бегать за добычей – куда там обыкновенному крокодилу. Слабак он, обыкновенный, – пробежит от силы метров полста да и шлепнется на брюхо так, что эхо пойдет. А эти почти стайеры…

Я измерил «почти стайера» шагами (получилось восемь с половиной, из них полтора приходилось на зубастую пасть), и мне стало понятно, почему Чебурашка – неизвестный науке зверь. Был бы известным, если бы на своих коротких ножках мог убежать от такого вот крокодила Гены.

Надю одолел нервный смех. Стерляжий достал пачку сигарет и молча закурил. Я впервые видел его курящим. Наверное, он вспоминал Ваню Пескова и представлял себе его незавидную судьбу. У Аскольда продолжалось словоизвержение – чувствовалось, что он хочет остановиться, да не может. Надя понемногу взяла себя в руки. Стерляжий обстоятельно докурил сигарету, выщелкнул окурок крокодилу в пасть и разнес Аскольда в пух и прах. Мне и самому было любопытно: на что нам нужен специалист по контактам с живыми объектами, если весь его контакт ограничился беготней и стрельбой? Этак любой болван, овладевший простейшими навыками владения оружием, станет знатным контактером…

– С крокодилами не договариваются! – размахивая руками, отбрехивался Аскольд. – Влиять на них без толку, они тупые механизмы, пусть вон Свят с механизмами договаривается…

Угу. С больной головы на здоровую.

А впрочем, мне было приятно: конкурент терял лицо, роняя себя в глазах Нади. Лучше бы молчал, ей-ей.

Разумеется, ему я этого не сказал. Сказал другое:

– Так мы что, в Южной Америке, что ли?

– Да не знаю я!

Держась парами – мне выпало быть с Надей – мы обошли все кусты на расстоянии ста шагов от места ночлега. Никого там не было. Я даже позволил Наде забраться в куст и постоял с минуту, отвернувшись. Потом в куст полез я, а отворачиваться и прикрывать выпало Наде. Вылезая, я хлопнул на руке комара – единственное встретившееся нам плотоядное.

– Смотри, грифы! – воскликнула Надя.

Действительно: неизвестно откуда взявшись, к туше убитой рептилии с криками спускались большие птицы. Я не орнитолог, но, по-моему, это были заурядные стервятники, каких навалом в каждой телепередаче о фауне Африки. Два из них, прибывшие первыми, тут же принялись выяснять отношения, мерзко вопя и вытягивая голые шеи.

– Грифы, – согласился я. – А вон ворона. Вон, вон, на дереве.

– Это, по-моему, не ворона, – усомнилась Надя.

– Ворона, ворона. Серая. Что я, ворон не видел? Погоди, сейчас я ее сниму, проверим…

– Поберег бы патроны.

– Ничего, я ее одним выстрелом… Только ближе подойду.

Ворона меня не ждала – сорвалась с ветки и улетела с хриплым карканьем. А я, чуть только подошел ближе, напрочь забыл о ней.

Дерево только издали напоминало пальму – на стволе оказалась кора, похожая на осиновую. По-моему, таких пальм на Земле не бывает, но дело было не в этом. На попорченной короедами коре были отчетливо видны вырезанные ножом надписи. И верхняя, наиболее темная, частично уже заросшая и, наверное, самая ранняя, гласила: «Здесь был Ваня». И дата.

– Идиоты, – угрюмо констатировал Стерляжий. – Чайники. Болтались тут почти сутки, а на дерево не обратили внимания. И я идиот. Случись мне оказаться на месте Вани – где бы я оставил знак? Да на ближайшем дереве!

– Вырезал бы «Здесь был Вадик?» – не выдержал я. Очень мне не нравилось, что Стерляжий и меня рядит в подобные себе чайники. Надпись-то кто нашел?

– Вырезал бы то, что надо! Ты, Окаянный, вообще помолчал бы в тряпочку! Смотри, он провел на этом месте восемь суток! Без оружия! Здешние сутки примерно равны земным. Не спрашивайте, как он выжил, – главное, выжил! Потом ушел вон туда – тут и дата, и стрелка. Потом еще не раз возвращался сюда – вы на даты, на даты посмотрите! Сначала он возвращался через каждые пять дней, потом через десять, потом через тридцать…

Я произвел несложный подсчет.

– Последняя дата – полгода назад.

– Да, полгода, – потемнел Стерляжий. – Что ты хочешь этим сказать?

– Нет, ничего.

– Правильно. Вякнешь, что он погиб – убью. Он мне друг был, понял? Ты – Вибрион, а он – друг! Ни-че-го, не такой Ваня человек, чтобы дать себя схарчить! Подавишься Ваней! Ваня себя еще покажет!..

– Первый русский на Луне, – поддакнул я.

– Да, первый! – заорал Стерляжий так, что всполошились грифы, клевавшие крокодила. – На Луне он был первый! И на Надежде первый! Кто там лыбится? Уничтожу!

Так или иначе, все повеселели. Выходило, что выжить на Надежде все-таки можно – хотя Аскольд упрямо долбил свое: никакая, мол, это не Надежда, а натуральная Земля, только древняя, а что до неправильной луны, то луна ему, Аскольду, не указ, как и магнитное поле, которого вообще никто не видел. А значит, нечего нам ждать, что Лаз откроется, – в ту же точку времени он может открыться только случайно, и куда вероятнее, что в следующий раз он выберет не плиоцен, а какой-нибудь архей…

Наде его слова не нравились, мне тоже. А босс попросту приказал Аскольду замолчать.