Фашизофрения - Геннадий Сысоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деятели петлюровского правительства и остатки армии — несколько тысяч человек — оказались в соседней стране. Их поместили в огороженный колючей проволокой лагерь. Что было с ними делать полякам дальше? Обеспечить землей и работой (когда самим мало)? Или кормить «за просто так» (а с какой стати)?
Нашли третий вариант.
Вылазка, закончившаяся Базаром
В течение 1921 года больше тысячи интернированных петлюровцев были сосредоточены в районе города Сарны под видом рабочих на лесозаготовках.
Весь год полуголодных и оборванных солдат обрабатывали пропагандой, лживость которой была ясна их вождям по всем обстоятельствам прежней их борьбы за власть над Украиной. Бойцам внушалась мысль, что Украина стонет под игом большевиков и только и ждет, когда появятся смелые люди, которые станут ядром антикоммунистического и антикацапского восстания.
Что было думать людям, в большинстве малограмотным, заброшенным своим правительством на чужбину, которая приняла их хуже мачехи? Они были отвержены — и своими вождями, и «гостеприимной» Польшей, и им ничего не оставалось, как стать самоотверженными.
«Правительство УНР, во главе с Головным Атаманом, С. Петлюрой, принимая во внимание просьбы повстанцев, постановило: выслать на Украину значительную боевую группу, — пишет в своих воспоминаниях генерал-инспектор Украинской Армии (петлюровской) Удовиченко. — Задача, поставленная группе, была тяжелой, даже безумной… пробраться через советские пограничные охранения, вступить в бой с ближайшими советскими частями и — за их счет вооружиться»{128}.
Воевать посылали практически невооруженных. Треть группы вообще не имела оружия, остальные — кто холодное, кто огнестрельное…
Вожди «национальных змагань» не смогли не только вооружить, но и одеть своих бойцов. Они были, по словам генерала Удовиченко, «без теплой одежды, на ногах — что попало: тряпки, дырявые сапоги, рваные ботинки». По воспоминаниям И. Мазепы, «вся эта группа была оборванная, почти голая. Пришлось для босых заготовить лапти»…
Когда современные псевдоисторики пишут об «одной винтовке на троих» в Красной Армии в Великой Отечественной войне, но при этом не приводят документальных подтверждений своих выдумок, — не вспоминают ли они подобные случаи и не действуют ли по принципу «с больной головы — на здоровую»?
…а несвидомый народ опять не поддержал!
Чудом, а также практически полным отсутствием военных сил красных на данном участке можно объяснить, что первоначально группа, возглавленная Ю. Тютюнником, имела некоторый успех. Она сумела потеснить несколько действовавших в этой местности продотрядов.
Но вот что интересно. Продотрядам крестьяне, конечно, вряд ли симпатизировали. Иногда они их уничтожали — безо всякой поддержки из-за рубежа. Казалось бы, когда рядом появилась антибольшевистская и хоть кое-как, но вооруженная и организованная сила, — селяне должны были бы ее поддержать. Организоваться вокруг нее и начать совместную борьбу с большевиками и оккупантами.
Но этого не случилось. Не значит ли это, что для наших не столь уж далеких предков явившиеся из-за кордона жовтоблакитники были хуже хотя и отбиравших хлеб, но все же своих коммунистов?
Отряд Тютюнника не получил никакой поддержки украинского населения, как до него не получили ее ни гетман Скоропадский, ни УНР, ни Директория. А вскоре он был окружен силами красных.
Вопреки домыслам нынешней пропаганды, это были не засланные москали, а свои же малороссы, как раз тогда переименовываемые Советской властью в украинцев. Главную роль в изоляции отряда Тютюнника сыграла школа украинских курсантов, состоявшая из местных жителей, под командой бывшего генерала царской армии, также украинца Сокиры-Яхонтова.
Часть группы во главе с самим Тютюнником смогла прорваться и уйти обратно в Польшу, другая часть около села Миньки была окружена украинской конной дивизией Григория Котовского и частично уничтожена, а 359 человек попали в плен. Над ними состоялся военно-полевой суд в том самом селе Базар, и все они были по приговору суда расстреляны.
Можно принять этот факт как доказательство кровавости большевистского режима, а можно и задуматься: в какой стране мира и в какие времена проникшие из-за границы люди, стремящиеся силой бороться с существующей властью, не были бы осуждены?
Юрий Тютюнник в 1923 году покаялся перед Советской властью и вернулся на Украину. Как пишет о нем автор вышедшей в Нью-Йорке в 1960 году «Неизвращенной истории Украины-Руси» Андрей Дикий, «впоследствии, как артист, изображал сам себя, в одном из фильмов из эпохи гражданской войны, когда большевики показывали „Бандита Тютюнника“. Позднее он преподавал тактику партизанской войны Красным курсантам и умер (а не был расстрелян) от злоупотребления алкоголем».
Удивительно симпатичная личность, правда? А ведь, после Бандеры и Шухевича, логично было бы «хероизировать» и его.
Судьбы «провидныкив»
Стоит ли удивляться, что современная киевская националистическая пропаганда не сообщает подробностей вылазки, закончившейся Базаром?
В нынешней версии истории этот эпизод именуется (опять-таки без подробностей) «вторым зимним походом». (Первый зимний поход — тема отдельного разговора, здесь лишь заметим, что был он не менее «славным».)
Сегодняшние укроисторики предлагают нам абсолютно новый способ замалчивания «неудобных» фактов. В советские времена если уж какие-то обстоятельства замалчивались, то их по крайней мере не предполагалось и героизировать. Теперь же предлагается странное: событие героизировать, но ни в коем случае не конкретизировать. Предполагается чествовать подвиг, но рассказывать о нем нельзя.
Потому что если рассказать, возникнет огромное недоумение: «Какой же это подвиг? Это — подлость националистических вождей».
А если выдумать очередную ложь — она будет практически мгновенно опровергнута самими участниками событий, причем участниками не с советской, а с антисоветской стороны — теми же Удовиченко, Мазепой, Тютюнником…
Давайте вспомним тех, о ком Виктор Ющенко в своей речи на Михайловской площади в Киеве сказал:
«Словом и молитвой прошу вспомнить наш государственный провод, который 90 лет назад провозгласил и утвердил независимость. Они стали первой жертвой. Из 800 членов Центральной Рады ликвидированы почти все».
«Ликвидированы» — очень «широкое» толкование. Было бы странным, если бы большевики, репрессируя тех, кто в Гражданскую боролся за Советскую власть, обошли вниманием тех, кто боролся против нее. По нынешним меркам такая расправа с инакомыслящими — неоправданная жестокость. Но подходить к истории с современными мерками — анахронизм. Собственно, к истории никакой страны с такими мерками мы и не подходим, — современной политкорректностью это разрешается только по отношению к истории СССР.
А в данном случае гораздо более странно другое: с главнейшими деятелям Директории и УНР большевики обошлись, по меркам своего времени, небывало мягко.
Вот как описывает судьбы и суд над «ликвидированными», по словам Ющенко, вождями УНР Андрей Дикий:
«Еще не ожидая конца вооруженной борьбы, сменил вехи сам идеолог украинского шовинизма и сепаратизма, М. Грушевский, ставши на „советские позиции“. Сначала в Вене, а потом, вернувшись добровольно к большевикам и поступивши к ним на службу. Его премьер-министр, времен Центральной Рады — Винниченко, последовал примеру своего Президента и тоже вернулся в СССР. Второй премьер — Голубович остался в Каменце и добровольно сдался большевикам. В мае 1921 г., в Киеве, состоялся суд над ним и рядом украинских министров. Кроме Голубовича на скамье подсудимых были видные лидеры украинских эсеров: Лизановский, Петренко, Часник и др., а также бывшие министры, Остапенко, Сиротенко и целый ряд виднейших украинских деятелей времен Центральной Рады и Директории.
Прокурорами на этом суде выступали украинцы-коммунисты: Манульский и Лебединец; свидетелями были, как известно, как украинские коммунисты (Затонский, Любченко, Шуйский), так и крупнейшие деятели Директории (Ю. Мазуренко, Касьяненко и б. премьер Чеховский).
Все подсудимые „каялись“ и просили снисхождения, которое им и было дано: Остапенко и Сиротенко были оправданы, а остальные получили очень легкие наказания, а вскоре были и совсем амнистированы».
Можно кое-что добавить. М. Грушевский в годы Первой мировой был как австрийский шпион осужден к ссылке в Симбирск (но выпущен по требованию либеральной российской общественности), в конце марта 1919-го уехал в Австрию, но в 1924 году вернулся в СССР, был профессором истории в Киевском государственном университете, академиком Всеукраинской Академии наук, руководителем ее историко-филологического отдела. Умер своей смертью в 1934 году (от заражения крови в Кисловодске). Похоронен с почестями.
