Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4. - Альберт Лиханов

Бытие помельчавших мечтаний, узколичностных интересов, подешевевших иллюзий, решений, сильно отцензурованных старшими членами семьи, определяет затяжной характер инфантильности и трансформацию снов и сновидений Верочки восьмидесятых годов двадцатого века, называющей сегодня себя А. В. С.

Не надо бранить ее слишком уж громко. Большой процент ответственности за ее мечтания и поступки лежит на взрослых, отнимающих у нее право собственного решения. Тургеневский конфликт отцов и детей, по моему разумению, обретает в этом смысле новое, порой внешне абсолютно бесконфликтное дыхание.

В сущности, настает пора поддержать стремление детей к самостоятельности в новых социальных условиях. Настает пора обратить на это самое серьезное внимание родителей, если они хотят своим детям подлинного, а не фальшивого добра.

Я думаю, каждое новое явление в жизни требует длительного наблюдения над его результатами.

Тех, кто родился перед войной, во время войны, сразу после войны, нельзя назвать безоблачными поколениями — они хватили лиха, кто прямо, кто косвенно, и, пожалуй, безоблачным поколением возможно признать уже их детей — родившихся годах в пятидесятых-шестидесятых. Собственно, и об инфантилизме-то мы заговорили применительно к «пятидесятникам» и еще более — к «шестидесятникам».

Запоздалая зрелость при условии сильной опеки, растущего материального благополучия, расцвете «вещизма» в обстоятельствах созерцательной духовности я всего лишь сопереживаемой действенности — об этих ребятах идет речь. Пока — о молодежи, о более или менее молодых.

Но ведь результат будет наблюдаем — в полном его объеме — лет через тридцать-сорок, когда инфанты, рожденные ростом благосостояния и благополучия, сами станут дедушками.

Давайте смоделируем, хотя бы мысленно, а? Может, появятся дедушки, так и не нашедшие себя в своей долгой жизни? Бабушки, привыкшие к опеке, бесконечным советам и пожеланиям, — бабушки, ждущие советов на сей раз от внучек? Старики, не уверенные в себе, подверженные колебаниям, неустойчивые, комплексующие. И новый, уже тамошний, тогдашний, из двадцать первого века молодняк, инфанты тех, будущих, дней усмехаются над стариками, не ищут в них опоры, осуждают их моральную слабость.

Может ли это быть? Представить себе страшно, печально, даже, если хотите, отвратительно. Но возможно. По крайней мере не исключено. Полагаю, что семена инфантилизма могут прорастать до глубокой старости и дать плоды — такой горечи и послевкусия, что мы сегодня и вообразить не можем.

Мне могут возразить, что это крайности, такое прогнозирование недоказуемо, оно не в природе гибкой человеческой натуры, что жизнь сильнее нас, укатают любого сивку крутые горки и к зрелости человек даже самого избалованного воспитания придет иным, изменившимся в своей сути, и инфантильных стариков быть не может.

Однако я располагаю важным документом — человеческим письмом, подтверждающим, допустим, и единичную, но ужасную возможность. Честно говоря, лучше бы приводить иные документы, подтверждающие иные, более оптимистичные гипотезы. Но объективность размышления не вправе отвергать и такое:

«Мне 30 лет, я шесть лет замужем и вот решила написать про свою великую тягость — про своего инфантильного мужа. Правда, мой муж работает, но как убог, безделен его досуг! Неумение и, главное, нежелание трудиться, жажда вечного праздника — откуда в нем, сыне простой, рабочей семьи, это барство? Отец — каменщик, мать — заводская работница, а вот работать сына не научили. Читать не приучен, каких только книг я ему не предлагала, дома у меня неплохая библиотека, собираю книги с 10 лет, — бесполезно. Чем ни пытаюсь заинтересовать — ничего не получается. Увидел у знакомых фотоальбомы — «Вот здорово!». Купили фотоаппарат, думаю, все интерес к чему-то будет, пощелкал, проявлять и печатать — занятие более скучное, в результате — я полностью освоила фотодело. Заинтересовался аквариумом — завели рыб, и опять то же. Цветет вода, дохнут рыбы. Загорелся и потух.

Поженились, родители предложили купить кооператив. Отказались. Когда добиваешься сам — оно ведь дороже, все это. Живем на частной квартире, топлю печь, ношу воду. Углем и дровами обеспечивает отец. Решила заставить мужа хотя бы немного позаботиться о доме — запастись на зиму топливом. Куда там! Ноябрь, морозы, а в сарае ни угля, ни дров. «Выписал». «Некогда в управление сходить». «Уже все разобрали». Получили квартиру. Гвозди не вбиты, ковры рулонами у стены: «Не могу пистолет достать». — «А ты на деревянных пробках сделай». — «Ты что, это неделю долбить надо».

Не хочу противопоставлять наши семьи, но так уж получилось. Я выросла в интеллигентной семье, отец — зам. директора предприятия, мама — директор школы, а я ведь все умею, всему научили. Даже утюг отремонтирую, не дождавшись помощи своего «мужчины», не говоря уже о сугубо женских делах — шить, вязать, готовить и прочее. Смотрю на него и думаю: чем бы еще его занять? «Давай дачу возьмем, ты ведь умираешь от безделья!» — «С ума сошла, взять и убивать на нее каждое лето!» Растет у меня дочь, маленькая еще совсем, но помогает чем может, и пол подотрет, и посуду вымоет, и куклины платья постирает. «Ты ребенка детства лишаешь», — говорит мне муж. «Нет, я просто не хочу растить белоручку». И ведь он очень неплохой человек, мой муж. Добр, терпелив, не пьет, не курит и прочее «не». Одно тяжело — работа для него обязанность, ноша непосильная. Отсидит в кабинете восемь часов, отсидит дома и спать ляжет. И все ему скучно, все ему неинтересно. В отпуск надо каждый год ездить, каждую субботу в гости ходить. Не знаю, зачем пишу все это. Хорошо было бы, если бы вы напечатали мое письмо, может быть, узнает в нем себя, что-то по-другому станет в нашем доме? Устала я быть «мужчиной» в квартире нашей.

С уважением, Л. С.».

Вот так-то!

Эвон куда укатил пресловутый инфантилизм — во взрослую, ответственную, серьезную, связанную не только собственными желаниями, но и обязательствами перед другими жизнь.

А если мужья такие толпами пойдут? Если они дедами станут? Если их много взойдет, этаких недозревших стариков, что станет с детьми, их внуками, которые хоть какое-то право имеют на эту детскую болезнь?

Так что, гипетрофированно представив возможную жуткую перспективу, попробуем поразмышлять, как же вылечить-то эту болезнь с испанским именем — инфантилизм?

Василий Александрович Сухомлинский написал когда-то, что нужно отказаться от намерений найти какое-то универсальное средство, когда речь идет о такой широкой педагогической задаче, как обучение подростка самоутверждению. Думаю, такой подход важно учесть и при лечении инфантилизма. Одного лекарства тут нет и быть не может. И лечить одного лишь инфанта — тоже неверно.

Совет старшего — кто-то может поставить над этим знак сомнения, знак вопроса, — но совет, а не опека, не навязывание мнения и уж ни в коем разе не отъятие, не отъем этого мнения.

Мне кажется, любой человек в каких-то сферах жизни всякий раз должен пройти уже пройденное предшественниками. Вроде бы с точки зрения чистого рацио глупо. Послушай совета старших, сократи тяжкий путь познания, обойди камни и порожки на своем пути — куда как быстрей и точней выйдет. Но в этом рацио нет жизни. По уму — да, по жизни — нет. И не надо, нет, не надо нам уговаривать наших инфантов обходить камушки и порожки, выбирать тропку поровнее да глаже. Всю их дорогу нам с ними рядом не пройти, настанет, непременно настанет миг, когда им оставаться одним на большаке жизни, а там невидимая нам дорога может уготовить такие ухабы да рытвины, что предшествующая гладкая тропка в тягость покажется: не подготовила ни к чему, ничему не научила. Когда в синяках ребенок, отрок, — я разумею синяки да шишки самостоятельных шагов — это понятно, простимо, вызывает сочувствие и понимание, но коли в синяках взрослый, не изготовленный к жизни человек, — это к печалям ведет куда как серьезным. И жизнь сломать способно.

Так что опека, сильная, волевая со стороны старших — я такую видел, знаю, что способна сделать она, сколько натворить бед, разочарований, тоски — это не забота о растущих, о наследниках, нет, а тяжкий и потный труд вопреки им и их счастью.

Навязывание самостоятельности и протест против опеки могут показаться тем самым единственным универсальным лекарством, которого в то же самое время нет.

Сколько судеб — столько историй, но даже в одной судьбе средства должны соединяться разные.

Начинающего, скажем, в труде, на заводе начинающим могут оставлять долгое время обстоятельства, от него вроде не зависящие — не спрашивают его, не зовут, сдерживают. А где обманывают, где еще что. Страшный и коварный друг инфантилизма — недоверие к человеку молодому, так сказать, невостребованность его гражданственности, его деятельных, хороших качеств. Разговор этот сложный, неоднозначный, состоящий из многих проблем, и далеко не педагогических.