Моше и его тень. Пьесы для чтения - Константин Маркович Поповский

Иешуа: Значит, мы знаем, что от него можно ждать, а это совсем не мало.

Халев: А по мне, так доверять можно только своему мечу… Раз, и готово!.. Вот уж кто никогда не скажет – "извини, Халев, я имел в виду совсем не это".

Иешуа: Мечом ты, конечно, можешь что-то завоевать, Халев, но удержать завоеванное, это надо предоставить Аарону и таким, как он. Тем, кто ловит не сетью, а словами, и не размахивает мечом, принуждая страхом, а делает так, что человек начинает думать, что он сам сделал свой выбор… Тут надобно уменье.

Халев: Посмотрим. Посмотрим. Посмотрим. (Подходя к разлому и вглядываясь вдаль). Видал, какой отсюда вид? (Негромко). Отсюда хорошо бы ударить двумя отрядами. Сначала под прикрытьем тех холмов, подобраться незаметно в сумерках, когда еще можно различить в темноте дорогу, а ранним утром, когда тебя никто не ожидает, двумя отрядами, чтобы не мешать друг другу, стремительно спуститься вниз и соединиться перед воротами Иерихо, чтобы проверить, так ли они хороши, как о них рассказывают…

Иешуа: Надеюсь, так и будет.

Халев: Никаких сомнений!.. Свалимся им на голову, как орел на куропатку…(Негромко). Вот только одного я не могу понять, зачем он столько лет таскал нас по пустыне, когда мы могли бы уже давно дойти до моря, все сметая на своем пути и славя святое имя Крепкого!

Иешуа: Ты знаешь это сам, Халев. Мы были не готовы.

Халев: По-твоему, готовность определяется количеством оружия? Или, может быть, количеством копейщиков или умелых лучников?.. Ты сам солдат, Иешуа, и не хуже меня знаешь, что готовность, это то, что Крепкий вкладывает тебе в сердце, когда ты бежишь на врага и тебе нет дела до того, что он превосходит тебя в трое или в четверо и, засыпая тебя стрелами, мчит на тебя на железных колесницах, которые сеют смерть и разрушения… Нет, нет, Йешу, тут что-то другое. (Понизив голос). Недаром, всякий раз, когда я его вижу, то чувствую, как им владеет страх, которым он не делится ни с кем… Страх, который несет его прочь от обещанной нам земли, как будто там его ждет что-то ужасное… Так, словно им овладели демоны, которые хотят чтобы Израиль не получил свою награду и сложил свои кости в пустыне… (Помедлив). Вчера я спросил его, когда же, наконец, мы перейдем этот проклятый Йордан? И знаешь, что он мне ответил?.. Он сказал мне, что нам некуда торопиться, а потом добавил, что когда-нибудь придет время, когда я буду с тоской вспоминать те дни, когда мы жили в пустыне и не знали, чем отличается золото от меди… Неплохо, правда?

Иешуа: Мы уже говорили с тобой об этом, Халев. Зачем повторяться? Все решено. Прошли двенадцать заходов солнца, а он не распорядился даже начать приготовления, а это значит, что слово теперь за нами.

Халев: Десять тысяч слов, Иешуа!.. По числу наших стрел, которые ждут своего часа!.. (Негромко). Знаешь, с тех пор, как мы с тобой решили довести дело до конца, время стало ползти, едва передвигая ноги, словно старая черепаха, которая ищет места, где бы ей умереть… Мне это тяжело, Иешуа. Как будто я толкаю перед собой тяжелый камень или двигаюсь по колено в песке.

Иешуа: Терпи. Скоро оно помчится, как орел, который завидел добычу. Или как дикая лошадь, напуганная криками загонщиков…

Халев: Я жду этого, просыпаясь каждое утро и думая с тоской, что вот пришел еще один день, в котором снова не будет ни свиста стрел, ни хрипов умирающих, ни запаха горящих домов… Где смерть не будет испытывать наше мужество, а Крепкий идти перед нашими копейщиками, указывая путь… (Нетерпеливо, озираясь). Ну?.. И где же она, наконец, твоя Сепфора?

Иешуа: Придет.

Халев: Вопрос, когда.

Иешуа: Все женщины опаздывают, Халев. Ты сам сказал. Такова их природа.

Халев: Их природа такова, чтобы делать жизнь мужчины невыносимой.

Иешуа: Иногда. Но иногда – приятный… (Показывая). А, кстати, вон и Аарон…

Халев: Чтобы его… Ставлю мои новый лук, что сейчас он станет рассказывать нам, как ему трудно живется.

Иешуа: Не забывай, что он нам нужен… (Машет рукой, Аарону). Сюда, сюда!.. Мы здесь…

Аарон (появляясь на сцене): Ну, вы и выбрали местечко. Чтобы поломать себе ноги, вовсе не требовалось забираться в такую даль!

Иешуа: Ну что?.. Какие новости?

Аарон: Боюсь, неважные. Пока мы доплелись сюда, две связки шкур пропали, словно их и не было. Наверное, обронили по дороге.

Халев (Иешуа): Ну, я же говорил!

Аарон: Что?

Халев: Ничего. Пустое.

Иешуа: Что-нибудь еще случилось кроме шкур?

Аарон: Ах, Иешуа!.. Да если бы я стал тебе рассказывать обо всем, что за последнее время потерялось, испортилось или было украдено, то мы бы просидели тут с тобой до самого вечера.

Халев (Иешуа, негромко): Теперь ты убедился, надеюсь.

Иешуа: Вполне. (Аарону). А как Моше?.. Есть новости?

Аарон: Боюсь, тут я тоже ничем не смогу вас порадовать… Он что-то затевает, мне кажется. И похоже, что-то серьезное… Боюсь, как бы не случилось беды, Иешуа.

Иешуа: Что именно тебя тревожит?

Аарон: Все… Нет, правда – все!.. Его глаза. Слова, смысл которых я не понимаю. Вещи, о которых он переспрашивает по многу раз. Внезапный смех. И такой же внезапный гнев, который опаляет словно пламя. И эти странные намеки, которые он бормочет себе под нос… Все, все.

Халев (Иешуа): Я говорил тебе, что надо торопиться.

Иешуа: Что бы он там не затевал, мы не можем позволить себе ошибиться, Халев. Один неверный шаг, и все погибнет. И наше странствие окажется пустой забавой, над которой будут смеяться и амалкитяне, и эдомиты.

Аарон: Вчера он подошел ко мне, чтобы спросить, что я буду делать, если Крепкий вдруг не захочет спуститься и перейти Йордан, а захочет остаться в песках? А когда я сказал ему, что это невозможно, он засмеялся и сказал, что сам попросит Святого, чтобы тот изменил свои планы относительно Израиля… И при этом его била такая дрожь, как будто в него вселился демон.

Халев (Иешуа): Ты слышал? Слышал?.. Или тебе нужны еще какие-нибудь доказательства?.. Это бунт, Йешу!

Аарон: Когда я это услышал, то сказал ему, что он бунтует против Неба и это хорошо не кончится.

Халев: А он?

Аарон: Сказал, что скоро мы убедимся во всем сами.

Иешуа: Кто это "мы"?

Аарон: Мы все, я полагаю… Ты, я, Халев, и весь Израиль.

Халев: И в чем мы убедимся?

Аарон: Я не знаю.

Иешуа: Боюсь, не в лучшем.

Халев: И все-таки, тут что-то есть такое, что я не могу взять в толк… Скажи мне, Иешуа, что если Крепкий в самом деле послушает Моше и прикажет