Последняя планета - Андре Грилей

Но у Симуса не хватило мудрости для понимания. Черная Меланхолия сделала свое дело.

— Заткнись сейчас же! — заорал он. — Как и все твои соплеменники, ты просто тупая дура, телка, плаксивый ребенок.

— Трудно стать хорошей любовницей в неуклюжих лапах насильника.

Он не мог больше этого вынести и выгнал ее. Видит Бог, у него были причины для этого. Это был конец всему.

Конец Миссии, конец Мариетты, и, скорее всего, конец Симуса О'Нейла. «Бедный малый, — скажут о нем на «Ионе. — Какая жалость, что он умер таким молодым. Отличный был парень. Прекрасный поэт. Хоть мы и не ценили его при жизни. Первоклассный воин. Просто у него не оказалось того, что необходимо в такой ситуации. Не получилось из него ни шпиона, ни любовника. Это позор, действительно, но мы бы не пожелали никому такой участи.» Потом бы они вздохнули и еще раз вздохнули.

Неудачливый шпион и плохой любовник — вот эпитафия Симусу Финбару Дармуду Брендану Томас О'Нейлу.

Спустя некоторое время они совсем забудут его.

Он обхватил руками голову. Нужно бороться за свою жизнь, за свою любовь. Но отчаяние было таким черным, что он не мог даже заплакать.

— Джимми! — тихо раздалось где-то вдали.

Мне показалось.

— Джимми, любимый мой, — нет, нет, это ее голос.

Он поднял голову. Это была Маржи; она тихо стояла в нескольких ярдах от него, по ее щекам текли слезы.

Его сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки. Господи, она красива даже после недели скитаний по джунглям. Он был восхищен ею.

— Итак, ты решила вернуться. Долго же ты раздумывала, — зло проворчал он.

Она справилась с собой, спокойно и тихо спросила:

— Могу я присесть на этой коряге?

— Планета свободна, — он уронил голову, стараясь не глядеть на нее. — Ты можешь сесть, где тебе заблагорассудится, — он не хотел уступать.

— Я могу поговорить с тобой? — она была очень серьезна.

— Господи, прекрати это, умоляю тебя! — Он еще ниже опустил голову.

Она была в отчаянии от его молчания. Мариетта бросилась к его стопам и, обняв его ноги, зарыдала:

— Мой повелитель, прости меня. Я так несчастна без тебя. Я не стою твоего мизинца. Я мерзкая… сука. Дура. Идиотка. Я уже никогда не буду стоящей женщиной для тебя. Позволь мне стать твоей рабыней. Я буду выполнять любые твои желания. Умоляю, умоляю тебя, прости… Я обещаю, я… никогда не позволю себе…

Он встал и резко поднял ее на ноги.

— Ты никогда не будешь рабой. Единственное, кем ты можешь быть — это хорошей женой. Единственное, чего я не выношу — это пресмыкающуюся женщину.

Она перестала плакать.

— Джимми, ты, наверное, шутишь.

— Нет, и не думаю. Но я скажу тебе одну вещь, женщина. Между нами никогда не будет ни повелителя, ни раба. Ты моя жена, это делает нас равными. В этом случае я только выигрываю. Ведь если бы ты не была моей женой, ты, конечно, была бы выше меня.

— Джимми!.. — ее глаза сияли.

— Фактически, — когда он входил в роль, то не мог уже остановиться, — жена или не жена — это лишь отговорка, ты все-таки немного выше меня, совсем немного. Тебе ясно?

Она только кивнула. Слов уже не было.

— Мы, таранцы, никогда не теряем самообладания, но потом жалеем об этом. Жена же, вроде тебя, заслуживает хорошей порки…

— Так высеки меня, если хочешь. Я заслужила. Я…

— Ты никогда не дождешься этого от меня, слышишь. Даже если очень провинишься. Тем более, что с тобой можно проделывать гораздо более интересные штучки, что я и собираюсь предпринять немедленно.

Неплохо сказано, а?

Он поцеловал ее в щеку в знак примирения. Видит Бог, Гармоди был прав.

— Значит, я прощена? — она была растеряна, едва верила своим ушам.

Чего же ты еще ждешь от меня, женщина?

— Я тоже прощен?

Она бросилась к нему на шею.

— Я так люблю тебя. Ты такой замечательный. Я самая счастливая женщина во всей вселенной.

— Ну наконец-то.

Она глубоко вздохнула. Слова полились, как бурлящая вода.

— Симус, что со мной происходит? Меня разрывают противоречия. Я не похожа на себя. Ведь я солдат. Я верю в смелость, а веду себя, как трус. Я бесконечно доверяю тебе, но стараюсь все время помешать. Я верю в то, что должна поддерживать тебя, но делаю все, чтобы потерять. Я люблю тебя и причиняю тебе боль. Я хотела умереть из-за того, что унизила тебя, и уже была на краю. Но голос внутри меня сказал: «Вернись к этому человеку, ты необходима ему.» И вот я вернулась. Но ведь я не нужна тебе, ведь так? Нет, конечно нужна. Я знаю, ты любишь меня. Что происходит? — она упала к его ногам. — Джимми, прошу тебя… помоги мне…

Ну как ей объяснить, ведь она в таком стрессовом состоянии сейчас.

— Маржи, я не могу помочь тебе, — тяжело и спокойно ответил он, но сердце в его груди бешено колотилось, и все его существо страстно желало ее.

Она едва слышно продолжала, заливаясь слезами у него на груди:

— Я не хотела причинять тебе боль, Джимми. Когда я решила свести счеты с жизнью, голос сказал, что я причиню тебе еще большую боль. Я вернулась, чтобы попробовать еще раз.

— Я страшно рад этому, — он бережно осушал губами ее прекрасные глаза, потом губы, шею, грудь.

Любовь после размолвки лучше всего, говорил Гармоди. Скоро я это выясню.

— Скажи мне, что случилось. Я схожу с ума? — умоляла она.

— Я скажу тебе, только, пожалуйста, дай мне слово, что не рассердишься. Что будешь внимательно слушать.

— Обещаю, — она вытерла слезы. — Но как же я могу внимательно слушать, когда ты вытворяешь такое с моей грудью?

— Это входит в программу.

Конечно, это затрудняло немного взаимную беседу. Тогда он откинул ее короткие волнистые волосы и очень нежно погладил их. Потом скрестил пальцы, чтобы не отвлекаться, и начал очень осторожно:

— Видишь ли, дело в том… Понимаешь, ты потянулась ко мне во-первых потому, что я неотразим, а во-вторых я против тех зилонгцев, которым не доверяешь, сомневаешься и разочаровалась ты сама. Вспомни, в тот день, когда ты спасла меня, ведь ты сказала, что не хочешь больше жить?

— А после встречи с тобой я стала заговорщицей.

Она быстро схватывает.

— Ты обнаружила, что ваше правительство постоянно лжет вам и даже пытается убивать непокорных. И ты замкнулась в себе, как и большинство других.

Она смотрела на него очень серьезно. Откинувшись назад, освободилась от его объятий и ждала продолжения.

— Я пришел, как искуситель. Я вывел тебя из равновесия тонкой лестью, которую ты никогда не услышала бы от зилонгского холостяка, мы прошли через потери и пустыню, через горы. Потом я пустил в ход нежность. Я заставил тебя испытывать чувства, о существовании которых ты не подозревала — уступчивость, доверие, страсть, сексуальное наслаждение.