Рассвет над морем - Юрий Смолич

В цирке негде было ни сесть, ни стать. На каждом стуле теснились по двое, в проходах стояли стеной, полны были все вестибюли, толпа залила двор, людьми забита была площадь, все улицы, ведущие к цирку, на несколько кварталов.

Митинг открыл «патриарх» местных эсеров Кулябко-Корецкий, но тут же передал слово «патриарху» местных меньшевиков Градову-Матвееву: меньшевики и эсеры решили провести митинг как межпартийный, вернее — внепартийный.

Градов-Матвеев прошамкал:

— Граждане! С минуты на минуту падет власть гетмана не только в Одессе, но и на всей Украине…

— Уже пала! — раздался громкий возглас из публики.

У входа, в дверях, поднимаясь на носки, размахивал бумажной лентой солдат с петличками искровика:

— Искрограмма! Гетман отрекся от престола!..

Слова искровика потонули в выкриках и свисте. Солдата подхватили на руки, передали вперед, еще раз — и так до самого президиума.

Фуражку солдат потерял и взбежал на трибуну с непокрытой головой.

— Читай! — ревом встретил его зал.

Рев прокатился по коридорам и вестибюлям, потом по площади и смежным улицам. Солдат давно уже читал, а городские кварталы вокруг цирка все еще гудели:

— Читать! Читать!

— «Всем, всем, всем!

Я, гетман всея Украины, семь с половиной месяцев все свои силы отдавал на то, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она пребывает.

Бог не дал мне сил справиться с этой задачей.

Ныне я от власти гетманской отрекаюсь.

Павло Скоропадский».

— Ура! — грохнул зал.

— Ура-а-а! — покатилось по коридорам и вестибюлям, по площади и по улицам.

Минут десять невозможно было успокоить собрание. Люди выкрикивали лозунги, распевали песни, возбужденно подбрасывали шапки вверх. Гетман удосужился-таки — впервые за семь с половиной месяцев — порадовать своих «подданных»: одно полезное для народа дело — отречься от престола — бог все же дал ему силы совершить…

Наконец, оба старца при помощи колокольчика установили кое-какой порядок в зале.

Градов-Матвеев получил возможность продолжать свою речь:

— Немало зла причинил гетман народу Украины. В борьбе против его власти пали жертвами и некоторые члены нашей партии, партии социал-демократов меньшевиков, а также и… — он картинно поклонился второму председательствующему старцу, — некоторые члены партии социалистов-революционеров. Я предлагаю почтить память почивших борцов…

Старческим, дребезжащим голоском он затянул:

— «Вы жертвою пали…»

— «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…» — могучим тысячным хором загремел зал. Люди встали.

Старец на трибуне петь перестал. Зал пел «Интернационал» — боевой гимн пролетариата, призывающий к борьбе, к бою, а он от имени эсеров и меньшевиков собирался произнести речь с призывами прекратить борьбу, избежать боя, наметить пути мирного сотрудничества с новой, ожидаемой властью — директорией Петлюры и Винниченко.

Оба председательствующих растерянно переглянулись. Как же это случилось? Ведь у дверей цирка были специально поставлены пикеты меньшевистских и эсеровских дружин, следивших, чтобы внутрь проходили только по специальным пропускам. Эти пропуска-приглашения раздавались вчера вечером и сегодня утром только тем рабочим и служащим, о которых точно было известно, что они не принадлежат к партии большевиков, да и вообще не отличаются какой бы то ни было политической активностью.

Большевиков действительно не только не пригласили на митинг, а даже не известили о созыве его.

Большевики узнали об организации митинга поздно ночью. Подпольный областком немедленно решил направить на митинг свою делегацию. Выступить от имени большевиков поручено было Александру Столярову.

Но когда Александр Столяров задолго до двенадцати прибыл на место, пробиться к цирку не было уже никакой возможности: толпа стояла вокруг сплошным кольцом.

Тогда Александр Столяров взобрался на фонарь.

— Товарищи! — закричал он. — Меньшевики и эсеры умышленно собрали этот митинг втайне от большевиков. Они хотят спровоцировать рабочих и служащих на принятие антинародного, предательского решения! Я — представитель большевистской партии, которая сейчас в подполье готовит народ к борьбе против всех врагов рабочего класса. Пропустите меня, товарищи!

— Большевик! Большевик! — загудела площадь перед цирком. — Пропустите большевика!

Но легче было сказать, чем сделать. Плотно стоящая толпа при всем желании не могла расступиться и пропустить даже одного человека.

— Становись! — закричал кто-то. — Становись мне на плечо, а там — соседу! Айда!

С плеча на плечо Столяров пробрался до дверей цирка.

Тем временем председательствующие старцы дали слово украинскому эсеру, который представлял в городе рождающуюся власть директории. Это был доктор Луценко, деятель местной «Просвиты», «Украинской громады» и «Украинского республиканского клуба».

Доктор Луценко, выйдя на трибуну, сказал:

— Панове добродийство! К нашему славному городу, украинскому форпосту на берегу Черного моря, приближается наше славное украинское рыцарство! В эту минуту в столицу нашей неньки Украины с победоносным боем входит украинское казачество, под предводительством головного атамана Симона Петлюры на белом коне… Слава отважным воинам украинского национального республиканского войска!

— Слава Красной Армии! — неожиданно прозвучало в зале.

Доктор Луценко осекся на полуслове.

— Панове… — растерялся он, — добродии…

Но зал его уже не слушал. Славу Красной Армии провозглашали в партере, в ярусах, на галерее. Перекрывая выкрики, из глубины зала понеслась многоголосая песня:

Смело мы в бой пойдем за власть Советов…

Столяров тем временем пробрался на галерку. Он видел, как доктор Луценко, смешавшись, потихоньку сошел с трибуны и старался протиснуться к задним дверям, к помещениям, где держали ученых свинок и дрессированных собак.

Столяров смотрел сверху на зал. Он должен был немедленно выступить. Но председательствующие меньшевистско-эсеровские старцы слова ему, конечно, не дадут. Да и мыслимое ли дело попасть отсюда, сверху, вниз — на трибуну. Зал колыхался и бурлил внизу, в зале гремели возгласы в честь Красной Армии, звучали боевые революционные песни… Сердце заколотилось у Столярова в груди. Оружия! Не пистолетов и лимонок, а дать в руки вот этим пролетариям, собравшимся здесь, в зале, винтовки и пулеметы! Тысячу винтовок и сотню пулеметов — и трудящиеся Одессы не впустят на свою территорию петлюровских националистов!

Но на три рабочие дружины — имени Старостина, Морского райкома и Молодежно-комсомольскую — имелось только полсотни карабинов, раздобытых Григорием Ивановичем Котовским. События развивались чересчур быстро, и стремительное наступление войск директории на Одессу было совершенно неожиданным.

Столяров вдохнул полную грудь воздуха и, выбрав минутку, когда шум в зале как будто немного поутих, крикнул что было силы:

— Товарищи!..

В зале сразу стало тихо.

Люди оборачивались, чтобы увидеть говорившего.

— Он на галерке! — крикнул кто-то.

— Он на галерке! — сразу же подхватили со всех сторон, и все головы поднялись вверх.

— Тише! Дать слово! Пускай говорит!..

Теперь внизу перед глазами Столярова волновалось море лиц, и все они были подняты к нему. И Столяров заговорил.

— Товарищи! — начал он. — Меньшевики и эсеры лишь на днях продали вас всех гетманской власти, сорвав всеобщую забастовку трудящихся Одессы! Теперь они собрали вас сюда, чтобы еще раз попытаться передать власть в городе Петлюре и его директории. Но одесские трудящиеся знают, кто такой Петлюра. Это его гайдамаки замучили вожака одесского пролетариата Старостина! Это Петлюра допустил на Украину немецких оккупантов!..

Столярова прервали. В зале поднялся шум: кто-то возмущался, кто-то протестовал, на кого-то шикали, кричали о свободе слова и просто — ура большевикам!

— Товарищи! — послышался голос Столярова. — Эти господа, — он протянул руку в сторону трибуны, — опять пытаются сбить вас с пути! Они уговаривают вас, что пролетариат не в силах взять власть в свои руки. То же говорили они в прошлом году, когда Ленин в Петрограде требовал вооруженного восстания. Но народ их не послушал и в октябре установил советскую власть…

— Да здравствует Ленин! — раздался возглас, и его подхватили десятки и сотни голосов.

— Не верьте, товарищи, меньшевикам и эсерам! Если сегодня у нас еще нет оружия, чтобы выйти с ним на улицу, то завтра и послезавтра мы уже будем его иметь! Если Совет рабочих депутатов сегодня еще в подполье, то завтра он из подполья выйдет и возьмет власть в свои руки!