Булочник и Весна - Ольга Покровская

Вскоре к нему подлетел колобок в телогрейке и, жестикулируя, заговорил на удивительном языке, скомканном или, в лучшем случае, сложенном в гармошку.

Так и шли они – старая вишня катила тележку, колобок нёс околесицу. Коля, нисколько не устрашившись их вида, кинулся наперерез и за мгновение выяснил, где Серго.

Через осыпающуюся, коричнево-белую, как пряник с глазурью, арку мы прошли на скотный двор и сразу нашли, что искали.

– Сергуш, а мы к тебе! – окликнул Коля смуглого рабочего в сапогах до колен и спецовке. Он обернулся, и я с удовольствием узнал в нём того самого парня с ведром, что на митинге журналиста Лёни отвечал на мои расспросы.

Серго строил бани, сбивал сараи и вот, пожалуйста, в том году приспособил к интернатской кухне террасу – можете посмотреть! Постройки, которые он продемонстрировал нам в качестве «портфолио», отличались предельной простотой, судить по ним о плотницком мастерстве было трудно. Но тонкий, особенный его профиль со сросшимися бровями и достойная речь заставляли предположить в нём человека, отвечающего за своё доброе имя.

Наше предложение обрадовало его. Он нуждался в деньгах – для того и приехал сюда из неведомого селения. И всё-таки ему было жаль совсем отстать от монастырского хозяйства, он кумекал, как бы усидеть на двух стульях.

Пока Серго размышлял, задавая вопросы касательно объёма работ и порядка оплаты, Илья обегал с влюблённой резвостью монастырский двор, налюбовался домашней птицей и осыпающейся кладкой храма. Из добросовестности он не взял с собой на «переговоры» блокнот, так что теперь руки его изнывали и глаза отчаивались. Он был не у дел, как путник, угодивший в грибной лес без корзины.

Наконец он не выдержал и, метнувшись в храм, вернулся с бумажками для записок и тупым карандашом. С этого момента Илья был для нас утрачен.

Посередине сырого, обнесённого сарайчиками двора, где валялась солома и крепко пахло животными, мы остались втроём – я, Серго и Коля. Разговор наш неожиданно свернул вбок: Серго доложил, что, по слухам, хозяева спортивно-развлекательного комплекса рады соседству с древней обителью. К корпусам монастыря-интерната хотят пристроить «ряды», в них разместятся церковные и ремесленные лавки, а также «аутентичные» блинные. Будут сбитень варить и прочее. Ещё одна разновидность apres-ski для гостей горнолыжного парка!

Я внимательно слушал его рассказ и, наверное, углубился бы в расспросы, но меня отвлёк телефонный звонок. Это Петя со своей неизменной чуткостью снова попал в точку.

– Слушай, Костя! Что у тебя с отделкой? – не здороваясь, спросил он. – Я тут неподалёку, в посёлочке. У нас бригада освобождается. В принципе, могу поговорить. На халяву, как со срубом, уже не получится. Сам понимаешь, весна – сезон. Но по крайней мере люди толковые. Хочешь, могу прямо сейчас их к тебе подбросить. Посмотрят объект, обсудите.

Я отошёл в арку и негромко сказал, что с «толковыми людьми» он опоздал, я уже набрал бестолковых. Но если он заедет – буду рад.

– Правда, Петь! Приезжай. Мы тут в монастыре тусуемся.

Он рассмеялся и обещал в ближайшие минут тридцать быть.

С Серго мы договорились так: он подумает и в случае положительного решения сегодня же явится посмотреть дом. На этом простились. Коля вернулся в деревню, а я вышел на дорогу – ждать Петю.

Минут через двадцать одним лихим разворотом он запарковал машину на площадке у монастырских стен и выбрался на свет. Я пошёл ему навстречу. Петя был одет в точном соответствии со строгой, холодной ещё весной. Ясно-синяя куртка с белой полосой, чёрная водолазка. И над этим ветреным ранневесенним холодом – глаза как горячий чай.

– Ты здесь был? – спросил он, с любопытством кивая на монастырь. – Я не был. Пойдём, побродим!

Мы зашли в ворота и не успели сделать десяти шагов по раскисшему двору, как наткнулись на Илью. Он сидел возле кухонной пристройки на каком-то пеньке или чурбаке и, положив на колени доску, а на доску бумагу, рисовал ворону. Та охотно позировала ему, изредка переступая лапами.

Увидев нас, Илья запихнул листки в карман штормовки и с готовностью к службе и дружбе подбежал.

– А вот строитель мой! – представил я его.

– Ну это, конечно, не основное занятие, – сказал Петя, бесцеремонно разглядывая Илью. – Дело-то хоть знаешь? А учишься на кого? Ну-ка, покажи руки!

– Петь, отстань! Я тебе про него сто раз говорил. У тебя рисунок его в рамочке, забыл, что ли?

Петя посмотрел с изумлением – на меня, затем на Илью.

– Что ж вы сразу не сказали! – воскликнул он и, широко улыбнувшись, протянул Илье ладонь. – А это что там у тебя? Ну, в кармане-то? Давай, выворачивай!

Наброски, что успел сделать Илья на листках для церковных записок, были подробно изучены Петей. Из них он выбрал и решительно конфисковал два.

На одном парнишка, забравшись (а может, и приземлившись) на окрошившуюся стену монастыря, поглядывает на скотный двор. И так безмятежна его поза и сочувственно-любопытен взгляд, что хочется развернуть его спиной – нет ли крыльев?

На другом – немолодая, потрёпанная дворняга трусит по раскисшей дороге. Клочья шерсти причудливо колышет ветер, складывает в подобие перемётной сумы.

Забрав рисунки, Петя отпустил моего строителя с богом.

– Петь, я смотрю, ты у нас в коллекционеры намылился? Так денежку плати! – сказал я, когда Илья ушёл.

– А ты-то чему радуешься? – удивился он. – Ты его для чего нанимал – рисовать или строить?

Я промолчал. Мне и самому казалось теперь, что никакого дома не будет – ничего, кроме вороха душистых, как луг, рисунков.

Мы не стали углубляться на монастырскую территорию, а пошли вдоль осыпающейся стены. Там, в траве, было выложено словно на просушку несколько облепленных землёй могильных плит. Все даты начинались с тысяча восемьсот.

К одному камню Петя присмотрелся, стёр с даты смерти землицу.

– Ничего себе! Сто лет прожил пацан! – и обернулся, призывая меня разделить его восхищение. – Интересно, по душе жил? Хоть веру-то нажил себе за сто? И главное, как умер?

Величина Петиных вопросов как-то враз придавила меня, да, видно, и его самого тоже. Молча мы прохлюпали по влажной земле и сели на брёвнышко.

– Я сегодня ездил в посёлок по одному делу, – сказал Петя, вытряхивая из пачки сигарету. – Нормальный посёлочек класса люкс. Смотрел на людей.

– И как?

– Тётки отполированные – типа никто не догадался, что им сто лет в обет. Мужики тоже – круче тучи. Скукотища вселенская! Думаю, дай тебе позвоню, приеду, подышу вашей светлотой!

Петя бросил недокуренную сигарету и запрокинул голову – рыхля голубое небо, над нами плыл самолёт. Что-то было в этой картине от детского рисунка. Проведённая мелом черта.

– А вчера полез, как придурок, к Сержу на сайт. Агенты его обязали вести дневник. В день по абзацу – для поклонников. «Здравствуйте, друзья!» И далее – такой мегачеловечный текст о простых радостях простого музыканта. О его благодарности жизни, о его любви и уважении к соратникам. И к каждому посту – фотография. В весенней Праге. В весенней Вене… Жена в ожидании второго чайлда… Он же у нас ещё и семьянин!

Петя провёл ладонью по торцу бревна, на котором мы с ним сидели, и отковырнул щепку.

– И вот я думаю: ну а правда, чего зацикливаться? Не играю – и ладно! Значит, повезёт в любви! – заключил он с неожиданной бодростью и поднялся с брёвнышка. – Ну, пошли, что ли, в деревню? Поглядим на твой бардак?

Я тоже встал, но мы не успели тронуться в путь. Нам наперерез из арки выскочила знакомая фигура – журналист Леонид Рык, стремительный и неуклюжий, с медной щёткой волос над потным лбом. Ошалелым взглядом он скакнул по нашим лицам и, затормозив, уставился на Петю. Голубые, в красных прожилках, его глаза били яростью.

– Передайте там у себя в епархии, что на вашу кашу-малашу есть большая ложка! – загремел он.

– В епархии? – улыбнувшись, перебил Петя. – Ну-ну! И чем же вам епархия не угодила?

– Ты мне не нукай! – рявкнул Лёня, воинственно наставляя на Петю вспотевший лоб. – Знаю я вашу манеру – на бандитские деньги маковки золотить! Так вот, я ваш беспредел буду глушить в судебном порядке. Плюс ославлю на всю родину-мать!

Петя выслушал обвинителя с наслаждением. Он был охотник до подобных забав.

– А ну-ка, расскажите мне поподробнее и с самого начала! – потребовал он.

Тут Лёня смекнул ошибку.

– Вы – адвокаты?

Петя развёл руками.

– Вот тоже идиоты! Сказали, адвокаты пошли!.. Не знают, а мелют! – обиделся Лёня и, махнув на нас, увалил обратно в арку.

Мы с Петей посмотрели ему вслед: он шагал, косолапя, походкой матёрого футболиста.

– Ну это просто блеск! – первым очнулся Петя.

Я сказал ему, что воинственный незнакомец и есть тот самый Лёня Рык, раскопавший в биографии Пажкова факты, сенсационность которых вряд ли оценил кто-нибудь, кроме нас.

– Зря он связывается, – сказал Петя.

– Да ничего не зря! Твой Михал Глебыч озверел вконец. Прикинь, они где-то раз в неделю сетку переносят – в сторону деревни! – пожаловался я. – Такой шагающий забор. Проснулись – а он ближе. Опять проснулись – ещё ближе. Как в страшном сне!