Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов

Дело приобретало непредсказуемый оборот. Юный замараевец не знал, что и думать. Если до того он всерьёз склонялся к признанию о расправе с волкодавом, то сейчас сообразил, что про ружьё надо молчать. Уж если ему приписывают то, чего у него и в помыслах не было, то можно вообразить, во что раздуется эпизод с двустволкой и собакой. Навешают всех собак!

– Ничего я не хотел сжечь, – мрачно известил он следователя.

– Садитесь на место, – приказал тот. – По крайней мере, вам понятно, в чём вы подозреваетесь?

– По крайней мере, мне понятно.

– В том, что понятно, распишитесь здесь.

Сотрудник милиции указал на строку в протоколе, где его оппоненту надлежало учинить подпись. Юрий прочитал запись и подписался под ней.

– Поехали дальше, – удовлетворённо произнёс Плеханов. – Разъясняю вам, что согласно закону вы имеете право на помощь

защитника. Нужен вам адвокат?

– Нет! – безапелляционно заявил подозреваемый. – Я ничего не поджигал. Сами убедитесь. Это недоразумение.

– Следствие покажет, – индифферентно произнёс его процессуальный оппонент. – Коль вам защитник не нужен, то распишитесь здесь. Да-да, здесь…Хорошо…И ещё разъясняю вам, что, в соответствии со статьёй пятьдесят первой Конституции России, вы имеете право отказаться от дачи показаний в отношении себя. Будете давать показания по поводу возникшего подозрения?

– Хм. Ещё бы, – хмыкнул паренёк. – Конечно, буду.

– Что ж, распишитесь тут. Да-да…Теперь попрошу вас рассказать о конфликте с Хориным в избушке и о минувшей ночи.

– А…А при чём тут конфликт с Хориным? – напрягся подозреваемый.

– Как при чём? А мотив, – пояснил следователь. – Так был конфликт?

– Был, – признался Кондрашов, и вкратце рассказал о скандале за столом, а также изложил свою версию ночных событий.

– Придя из избушки, я лёг спать. В половине шестого нас разбудили эти…из уголовного розыска…и привезли сюда, – такими фразами завершил он изложение.

– Так-таки, ночью вы не выходили из дома? – не удовлетворился услышанным Плеханов.

– Да.

– Кто, помимо вас, может подтвердить ваше алиби?

– Ф-фу-у-у-у…Только Вениамин.

– Он не спал всю ночь и стерёг ваш сон?

– Зачем стерёг? Когда я пришёл домой, брат уже спал.

И тут следователь ловко подловил лгуна. Он занёс его показания в протокол, попросил их подписать, после чего, подобно Игорю Кио достал из-под своего стола серые валенки. Те валенки, что Юрий надевал при «ночной операции».

– Ваши? – спросил милиционер.

– Да вроде…

– Ещё бы, мы их изъяли из вашего дома. А при осмотре места происшествия – избушки молодых специалистов и прилегающей местности, мы обнаружили дорожку следов, оставленную этими валенками. Свежие следы. Наследили вы, молодой человек. Или это Вениамин бродяжил?

– Венька спал. И я тоже спал…

– Ту, ту, ту, ту, ту, ту, ту, – остановил подозреваемого опытный тактик, вытянув вперёд руку с раскрытой ладонью. – Затараторил, затараторил…Не спешите. Факты уличают вас в ином.

– Да в принципе в таких валенках каждый второй замараевский мужик ходит…

– Тпру! Тпру! Тпру! Поехал, поехал…И что, каждый второй замараевский мужик бил очки у Хорина? А стиль у вас, Кондрашов, сугубо индивидуальный: разбил очки – разбил стёкла машины…Улавливаете?

– Вы нашли тоже, что с чем сравнивать: очки и стёкла…

– Ту, ту, ту, ту, ту, ту, ту, – пресёк словесные оправдания хитрец-правовед.

И жестом Дэвида Копперфильда вытащил всё из-под того же стола…банку, которую молодой тракторист выбросил в тёмном переулке. Отныне Юрия уже не удивило бы, если бы Плеханов следующим «заходом» извлёк оттуда самого Хорина.

– Баночку мы нашли в переулке. На ней отпечаточки пальчиков. Не стану уверять, что ваших – пока экспертиза не готова. Но это вопрос нескольких часов, – веско, ну о-очень веско проговорил дока по изобличению преступников. – Равным образом мы взяли образцы проб масла из банки и с «джипа». Непосвящённому ясно, что пробы идентичны, и экспертиза данный вывод подтвердит.

– Я спал, – весьма неубедительно твердил настырный замараевец.

– Кондрашов, – начинал терять терпение следователь, – я с вами предельно откровенен: ваше положение безнадёжно. Я бы вам посоветовал не тянуть резину. Это не в ваших интересах. И знаете, почему?

– Почему? – самим вопросом косвенно признал причастность к ночным похождениям тот.

– По двум причинам. Первая. Вы связались с Хориным, а его папаша – большая шишка. О чём тут талдычить, если сам начальник областного УВД взял дело на контроль. Скажу прямо: даже если бы вы были ни при чём – всё равно стали бы при чём.

– Погодите, как так?! – вспылил Юрий. – У нас же…правовое государство! Я такой же гражданин, что и Хорин.

– Какой такой же? – фыркнул Плеханов. – Есть элита, и есть все прочие.

– А вы не знаете, кем я ещё стану, – от безвыходности глупил подозреваемый.

– Да никем ты уже не станешь, – обрезал дискуссию следователь. – Рождённый ползать летать не может. И вторичная причина. Вы – при чём. Добытых улик предостаточно, чтобы вас осудил любой судья и без вашего «да». Но такой уж заведён порядок, что наши заплечных дел мастера приучены вышибать «царицу доказательств», то есть признание. Есть у нас такой спец – Гербалайф. И мне просто жаль, если вы попадёте к нему на «разделочный стол». Ясно?

– Д-да…Но я…Я стёкол не бил и ничего не поджигал.

– И не хотели?

– И не хотел.

– Мне тоже всё стало ясно, – вздохнул подсказчик. – Я задерживаю вас по сотке, Кондрашов.

– По какой «сотке»? – вопросительно свёл брови к переносице Юрий.

– Сотка? – оторвался Плеханов от бланка, к заполнению которого он уже приступил. – Это протокол задержания подозреваемого на основании статьи сто двадцать второй процессуального кодекса. Вас спустят в подвал, где у нас находятся камеры ИВС – изолятора временного содержания. В течение трёх дней вам предъявят обвинение, на основании чего арестуют уже до суда.

– Меня?! – не веря ушам своим, переспросил юноша зазвеневшим от обиды голосом. – За что? Я же вам могу честное слово дать, что я ничего не бил и ничего не поджигал. Да я вот сейчас встану и уйду от вас! И ещё поглядим, кто с кем сладит!

– Надеетесь, брошусь за вами, руки стану марать? – был снисходителен сотрудник милиции. – Была нужда. И не притронусь. Пуля догонит. Не моя, а того же Гербалайфа. Слышал, небось, популярное выражение: убит при попытке к бегству? – перешёл он на «ты». – Напрашиваешься, чтобы это выражение зачислили и на

твой лицевой счёт?

– Ничего я не напрашиваюсь.

– А чего пожелтел физиономией? Страшно? А ты на что надеялся? Наша контора шуточек на дух не переносит. Чисто по-человечески порекомендую тебе: гонору и спеси поубавь, а то рога пообломают. И учти на будущее, глупый дурашка, что некоторые наши кадры спецом провоцируют задержанных на инцидент, на драку, чтобы затем натянуть дополнительно ещё и статью за сопротивление милиции. А следы побоев у преступников списывают на это.

Притихшего Кондрашова «спустил в подвал» уже знакомый Стрелков. Юрий попал в камеру под номером одиннадцать.

6

В камере уже содержалось двое заключённых. Один из них, словоохотливый старикашка с обширной лысиной,