Военные разведчики XX века - Михаил Толочко

— А второе предостережение, насчет коллег… Сбылось?

— Ты знаешь, Ленька, коллеги — это не друзья, они на то и коллеги, чтобы их остерегаться. Вот некоторые, например, уверяют, что я завалил двух ценнейших агентов из-за своей беспечности и нарушения условий конспирации.

— А вообще-то, Конон, почему ты провалился?

— Печальная история, даже вспоминать не хочется. Но тебе скажу: меня предал один из наших агентов, который бежал в США… А уж из ЦРУ предупредили английских коллег. Учти, информация только для тебя, чтобы ни у кого не болела голова. Кстати, о головной боли. Мне все время советуют лечиться, но я абсолютно здоров. Вот недавно меня отправили на медицинское обследование. Прописали курс инъекций. Всю задницу искололи. Что колят? Утверждают, будто от спазмов сосудов, а голова и вправду стала болеть чаще и чаще…

— А вообще ты доволен своей судьбой?

— Дорогой мой! Не ради светлого коммунистического будущего играл я в шальную рулетку, а ради самого себя, работа для меня была наркотиком, без которого нынешнее существование кажется нудным, никчемным. Впрочем, не внимай столь серьезно. И так разведчики редко умирают своей смертью, ибо самый надежный разведчик для начальства — разведчик мертвый. Ну, а теперь прощай и не забудь сообщить, когда получишь разрешение на публикацию наших очерков.

Поздно ночью мне позвонил наш общий товарищ еще с институтских времен Виктор Пятненков: «Сегодня умер Конон…» — «Как?!» — «Гулял в лесу с женой, нагнулся — и то ли с инсультом, то ли с инфарктом, врача ведь рядом не было…»

Трофим внимательно прослушал мое повествование. «Ну, что же, было очень интересно, — сказал он задумчиво. — Вот сколько уточнений к рассказу «Бена» (таков был псевдоним отца), почерпнутого мною из его архивов. Первое и главное в том, что касается провала моего отца. Пишут об этом по-разному. Правда такова. В 1961 году в США был сотрудник польской разведки. Среди его агентурных связей, которые он выдал американской разведслужбе, числился английский офицер Гарри Хаустон, работавший в службе безопасности посольства Великобритании в Варшаве. После окончания своей загранкомандировки Хаустон поступил на службу в одно из подразделений ВМС в Портленде. Он привлек внимание связников отца, Морриса и Леонтины Коэн (они же супруги Питер и Хелен Крогер), и был завербован, тем более что любовницей Хаустона оказалась референт той же военно-морской базы Элизабет Джи, имевшая доступ к совершенно секретным документам, которые касались установки и эксплуатации ядерных двигателей на подводных лодках. «Бен» работал с Хаустоном и его сообщницей под видом американца и платил им немалые деньги за ценнейшую информацию. Американские разведчики сообщили ориентировку на Хаустона англичанам: его разыскали, установили слежку. Именно поэтому британские контрразведчики и вышли на отца и его связных. Кстати, когда Гарри Хау-стон и Элизабет Джи были арестованы, оба в один голос твердили на допросах, что работали за деньги на «американцев» и именно поэтому не видели большого греха…

Несколько слов о супругах Моррисе и Леонтине Коэн. Моррис в составе интернациональной бригады имени Линкольна воевал в 1937–1938 годах против франкистов в Испании. Попал в поле зрения советской военной разведки и был завербован в 1938 году на идеологической основе. Со своей будущей женой Леонтиной Терезой Петке, родители которой эмигрировали в США из Польши, познакомился на антифашистском митинге в Нью-Йорке. В начале 1941 года они поженились. Моррис сказал Леонтине, что он агент советской разведки, и она согласилась помогать ему в опасной работе. Во время войны Моррис был призван в армию, участвовал в боях против нацистов в Европе. В конце 1945 года демобилизовался, вернулся в США и продолжил сотрудничество с советской разведкой. В 1949 году в Москве было принято решение передать супругов Коэн на связь разведчику-не-легалу Рудольфу Абелю… Однако через некоторое время в связи с угрозой провала они были тайно вывезены в Советский Союз. Это случилось в 1950 году, а через четыре года их направили в Англию в качестве агентов-связников и помощников «Бена». Приехали они к отцу с паспортами новозеландских супругов Питера и Хелен Крогер. С его помощью приобрели домик в двух километрах от базы ВВС Нортхолт под Лондоном, где оборудовали радиоквартиру для связи с Москвой. С 1955 по 1960 годы активной деятельности нелегальная резидентура под руководством отца добыла в Великобритании и передала в Центр большое количество важных секретных материалов, в том числе по ядерным двигателям и ракетному оружию, получивших высокую оценку специалистов. Это к вопросу о том, чем занимаются разведчики-нелегалы кроме того, что нелегально живут за рубежом. Помимо многих миллионов долларов, заработанных Лон-сдейлом-Беном на легальном, скажем так, бизнесе и переведенных в Центр, отец передал секретнейшие документы по новым видам вооружения, которые трудно оценить даже в свободно конвертируемой валюте.

…В начале января 1961 года отец и его агенты Гарри Хаустон с Элизабет Джи были арестованы в момент передачи секретных материалов на мосту Ватерлоо. В тот же день были взяты британской контрразведкой и супруги Коэн. На судебном процессе, который состоялся 13 марта 1960 года в уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли и стал всемирно известен как «портлендское дело», отец взял на себя всю вину, утверждая, что супруги ничего не знали о его разведывательной деятельности. Однако суд, основываясь на американских материалах по «шпионской деятельности» обоих разведчиков, приговорил Питера к 25, а Хелен — к 20 годам тюремного заключения. Отец, как вы знаете, был в 1964 году обменен на английского разведчика Гревилла Винна, что же касается супругов Коэн, или Крегер, то их поменяли на агента британских спецслужб Джеральда Брука, арестованного в СССР. Это случилось в августе 1969 года, и в октябре супруги вернулись в Москву. Наша семья поддерживала с ними хорошие отношения вплоть до их кончины. Гарри Хаустон и Элизабет Джи получили по 15 лет тюрьмы. Вариантов их обмена, насколько я знаю, предложено не было…

Еще одна интересная деталь из биографии отца. Когда он сидел в тюрьме, то известное английское издательство «Невил Спиармен Лимитед» обратилось с предложением к «советскому шпиону» написать мемуары, имея в виду длительный «творческий отпуск». Отец ответил, что такие мемуары он сможет подготовить, только вернувшись на родину. Когда это произошло, через три года, издательство напомнило о своей просьбе. Вопрос о мемуарах, насколько я знаю, решался аж на уровне Политбюро. И отец получил благословение свыше при условии, что весь возможный гонорар уйдет на нужды советской разведки. Так появилась на свет книга «Двадцать лет в советской секретной службе. Мемуары Гордона Лонсдейла», не раз процензуренная нашими товарищами из разных стран… А тут не так давно навестил корреспондент Би-би-си, который делал фильм об отце. Оглядев мою скромную квартирку, он удивленно произнес: «Неужели вам отец ничего не оставил? Ведь за свои мемуары он должен был получить более 120 тысяч долларов». Это по тем временам были очень большие деньги. «Нет, почему же, — ответил я. — Отец оставил мне подержанную «Волгу», а свой гонорар отдал на развитие детских учебных заведений». Корреспондент удивленно посмотрел на меня и произнес сакраментальную фразу: «Ох уж эти мне русские!» Отец действительно не получил ни цента. Все деньги осели на каких-то неизвестных мне счетах, хотя могли бы помочь приобрести приличную квартиру для нашей семьи. Кстати, о квартире. Когда отец вернулся в Москву, нам в 1964 году улучшили жилищные условия — дали трехкомнатную квартиру на 3-й Фрунзенской. Через некоторое время мама начала ремонт, наняв рабочих со стороны. И вдруг подходит к ней бригадир и говорит: «Мадам, мы тут вскрыли плинтуса и одну стену, а там сплошные провода, как на телефонной станции». Мать срочно позвонила отцу — он начал работать, как тогда говорили, в Центральном аппарате внешней разведки — и с испугом поведала о ремонтных находках. Приехал папа, посмотрел на открытие, поцокал языком и позвонил «компетентным товарищам». Нагрянула целая бригада, тоже все осмотрела и тоже почмокала губами. Потом «старшой» сказал: «Извините, Конон Трофимович! Мы просто забыли, что эта квартира в свое время была «кукушкой» и предназначалась для другого человека». Затем они все демонтировали и удалились. А отец, помню, сказал: «Нет, не верят мне господа-товарищи, не верят…»

Ну и, наконец, о смерти отца. Наш друг Виктор Пятненков не совсем точно назвал место трагедии. Это случилось не в подмосковном лесу, а в Медыни, что в двухстах километрах от Москвы. Отец с мамой поехали туда вместе с их друзьями — летчиком-ис-пытателем Владимиром Романенко и его женой Милой собирать грибы. Сидели вечерком у костра, балагурили. Вдруг отцу стало плохо, началась рвота, он потерял сознание. Дяде Володе удалось отвезти отца в сельскую больницу. Там дежурный врач констатировал инсульт и паралич правой стороны тела. А 9 октября 1970 года, не приходя в сознание, отец скончался. Любопытно, что 13 октября, почти все иностранные газеты сообщили о смерти знаменитого советского разведчика-нелегала, а у нас некролог напечатали в «Красной Звезде» только 16 октября. Видимо, согласовывали…»