Разговор с Вождем - Роман Злотников

Обернувшись, капитан с тоской заметил катящий в его сторону полугусеничный бронетранспортер, почти такой же, что застыл впереди, только размерами поменьше. Над лобовым бронелистом торчал кожух пулеметного ствола, возле которого маячил силуэт стрелка. Вот и все, теперь точно приплыли… Немцы даже близко подъезжать не станут, долбанут очередью, а потом ребят на обочине расстреляют, с высоты боевой машины они как на ладони. И неведомый пулеметчик не поможет, сектор обстрела не тот, с его позиции броневик просто не виден, кусты заслоняют.

Однако Захаров ошибся, и неминуемая гибель неожиданно обернулась не менее неожиданным спасением. Не доехав до лежащего на дороге Еременко нескольких метров, немецкий бэтээр внезапно остановился, на миг скрывшись в облаке поднятой колесами и гусеницами пыли. Мгновение – и курсовой пулемет ожил, лупя длинными очередями по застывшему в полусотне метров впереди собрату. Инстинктивно пригнувшийся Захаров видел, как пули разнесли обе фары, с визгом срикошетировали от наклонного капота, прошлись по боевой рубке в районе приоткрытых по-походному бронезаслонок смотровых окошек. Дав еще пару очередей, пулемет замолчал, чутко поводя стволом из стороны в сторону. Ну и как это понимать?

Понимать ничего не пришлось: лихо перемахнув через борт, из бронетранспортера выскочил танкист в черном комбезе и шлеме советского образца. Осмотревшись, он пригнулся, видимо опасаясь ответного огня, и порысил к капитану, на бегу передергивая затвор автомата, в точности такого же, что был в руках капитана. Захаров напрягся, разворачивая свое оружие, однако боец заранее замахал рукой:

– Свои, не боись! Гляди, не стрельни сдуру, авиация! Ты ж летун, верно?

«А ведь и точно, наш, – пораженно подумал капитан, медленно поднимаясь на подрагивающие от постепенно спадающего нервного напряжения ноги. – Ничего себе наши танкисты живут, уже на трофейной технике по немецким тылам разъезжают как у себя дома. Хотя почему, собственно, «как»? Мы тут у себя дома и есть…»

– Угу, пилот-истребитель. А ты кто таков будешь?

– А я, стал быть, танкист, как видишь. Ты… – В этот момент Гаврилов разглядел за отворотом летного комбинезона командирские петлицы и торопливо поправился, приняв нечто вроде строевой стойки: – То есть, простите, товарищ капитан, вы здесь откуда?

– Давай потом поговорим, хорошо? – помотал гудящей от всего произошедшего головой комэск. И первым протянул руку: – Александром меня зовут. Много вас?

– Степан, – представился танкист. И добавил с самым серьезным выражением лица: – Много, аж целый броневик, едва поместились. Я да мехвод. Двое, короче. Эти тоже с тобой? – Он мотнул головой в сторону настороженно зыркающих в их сторону Головко с Иськовым.

– Со мной, – кивнул летчик, призывно махнув артиллеристам рукой. – К своим уж который день пробираемся. Раненый у нас, потому и идем медленно.

– Ну, это-то понятно, все мы тут братья по несчастью, – помрачнел Гаврилов. – Ладно, уходить нужно, так что давайте грузитесь в машину, а я пойду немцев проверю, вдруг выжил кто. – Он мрачно кивнул на парящий разбитым мотором – несколько пуль все-таки пробили прикрывавший радиатор бронещит – транспортер.

– Только осторожно, там, в кустах, – Захаров показал примерное направление, – еще один… наш. Если бы не он, не разговаривать нам с тобой. Нас почти накрыли, а тут он из пулемета им в борт засадил, вот и…

Со стороны бронетранспортера неожиданно раздался гулкий удар взорвавшейся внутри гранаты, из открытого сверху корпуса выметнулся вверх клуб мутно-сизого дыма. Что-то металлически лязгнуло, и следом за сдавленным вскриком сухо хлопнуло несколько пистолетных выстрелов. Танкист с пилотом синхронно вскинули оружие, но стрелять не пришлось: из-за бронемашины выступил человек в советской военной форме – знаков различия с такого расстояния рассмотреть не удавалось – и помахал рукой с пистолетом:

– Эй, славяне, не стреляйте. Командиры есть? Подходите, поговорить нужно. Не боись, бэтэр я подчистил, контроль провел, кончились фрицы!

Захаров хлопнул танкиста по плечу, кивнув в сторону тащащих носилки артиллеристов:

– Степа, будь другом, помоги мужикам, а я схожу, с нашим спасителем познакомлюсь.

– Может, мне с вами? – засомневался Гаврилов, многозначительно кивнув на висящий на плече автомат, но капитан помотал головой.

– Справлюсь. Грузитесь, сам же сказал, что уходить нужно, немец по дорогам постоянно ездит, не ровен час, нарвемся. Максимум пять минут – и нас тут нет, как не было…

Незнакомец не стал дожидаться, пока Александр подойдет к бронетранспортеру, и двинулся навстречу. Теперь уже можно было рассмотреть, что одет он в форму батальонного комиссара – гимнастерку с красными звездами на рукавах и парой шпал на петлицах и заправленные в донельзя пыльные хромовые сапоги синие бриджи. Гимнастерка была перепоясана портупеей, на поясном ремне которой висела незнакомого вида кобура, определенно не отечественная, и капитан на всякий случай внутренне напрягся. На вид незнакомцу было лет сорок или около того.

Остановившись в паре метров, Захаров первым козырнул:

– Капитан Захаров, тридцать третий истребительный авиаполк. Сбит в бою, пробираюсь к линии фронта. Со мной трое артиллеристов из седьмой противотанковой бригады, один из них тяжело ранен.

– Батальонный комиссар Дубинин, Особый отдел штаба корпуса, – представился в ответ тот, кинув руку к пыльному и местами исцарапанному козырьку фуражки. И, улыбнувшись, добавил, кивнув в сторону застывшего за спиной пилота бронетранспортера: – Смотрю, у вас и собственный броневик имеется? Богато живете, товарищи истребители-артиллеристы!

– Никак нет… ну, то есть да, имеется, но он не наш… в смысле, не мы на нем приехали… – Александр окончательно запутался, не зная, как правильно объяснить.

Комиссар нахмурился:

– Что значит, ваш – не ваш? Доложите четко… впрочем, отставить, нужно уходить отсюда поскорее. Идите к своим людям, я сейчас, нужно пулемет и вещи забрать. Ну, что застыл, капитан? Ждешь, покуда фрицы понаедут? Бегом марш!

Возвращаясь к бронемашине, в которую уже заканчивали грузить раненого лейтенанта, Александр размышлял, что делать, если странный комиссар сейчас возьмет да скроется в лесу. Ну, не искать же его? И кобура у него странная какая-то… хорошо б документы проверить, но не скажешь же старшему по званию, да еще и сотруднику Особого отдела корпуса, мол, документики не покажете? С другой стороны, он всех их от неминуемой гибели спас, значит, точно свой, советский.

Впрочем, волновался летчик зря: Дубинин появился уже через минуту. Теперь на его плече стволом вниз висел пулемет Дегтярева, а левая рука сжимала рукоятку небольшого, но, судя по всему, довольно тяжелого металлического чемоданчика. Заметив вытянувшихся при его приближении старшину Головко и сержанта Гаврилова, нетерпеливо махнул рукой:

– Здравия желаю, товарищи красноармейцы! Отставить! После будем знакомиться, сейчас нет времени. Лезьте внутрь, да поехали, карта у меня имеется, покажу, куда ехать. Пулемет мой кто-нибудь захватите, несподручно с такой бандурой через люк лезть.

С трудом разместившись в рассчитанном на четырех человек десантном отсеке, тронулись, стараясь поскорее уйти подальше от места боя. Тело погибшего ефрейтора оттащили с дороги в лес – времени хоронить павшего товарища не было. Так и не пришедшего в сознание Сазова пришлось усадить, подложив под голову свернутый брезентовый чехол, поскольку в лежачем положении он занимал слишком много места, а самодельные носилки приторочить снаружи. Развернув на колене карту, Дубинин несколько минут изучал нанесенные на ней тактические значки, затем удовлетворенно кивнул и наклонился к сидящему за рулем Баранову, отдавая мехводу указания. Тот кивнул в ответ и прибавил скорость, высматривая через передние и боковое смотровые окошки обещанный комиссаром съезд с дороги. Минут десять ехали молча: бронетранспортер двигался на максимальной скорости, и внутри было слишком шумно для разговора – не кричать же? Затем Баранов высмотрел что-то впереди и, притормозив, сделал знак комиссару. Дубинин высунулся поверх корпуса, глядя в указанном направлении, и кивнул:

– Молодец, боец, глазастый! Съезжай с шоссе, там грунтовка должна быть. Если телеги проходят, то и мы уж как-нибудь протиснемся. Крюк, конечно, приличный выходит, но зато точно ни на какую колонну не напоремся. Главное, чтобы горючего хватило. Только езжай не торопясь, мало ли что впереди.

Бронемашина свернула на скрытую зарослями узкую лесную дорогу, судя по ширине колей и характерным отпечаткам подков между ними, используемую исключительно гужевым транспортом, да и то нечасто. Скорость упала километров до двадцати в час, зато в десантном отделении стало гораздо тише. Переваливаясь из стороны в сторону, пятитонный бронетранспортер неторопливо покатил куда-то на северо-восток. По бортам скребли ветви растущих на обочинах деревьев, порой колеса с почти неслышимым в гуле мотора хрустом подминали придорожные кусты. Комиссар прав: встречи с немцами, которых тот отчего-то называет «фрицами», здесь можно особо не опасаться. На бронемашине еще протиснешься, а вот танк уже не пройдет. И сверху петляющую по лесу грунтовку скрывают смыкающиеся кроны деревьев, так что и с самолета их не обнаружат. Видимо, Дубинин пришел к такому же выводу – напряженный до того взгляд особиста слегка потеплел, расслабляясь. Оглядев прижавшихся друг к другу красноармейцев, он хмыкнул: