Мешок с костями - Кинг Стивен

Наслаждаться-то мы наслаждались, колокольчик Бантера звенел и звенел, но с ребенком ничего не получалось. А потом, в жаркий день, Джоанна умерла на автостоянке, и в пакете, который она держала в руке в момент смерти, обнаружился домашний тест на беременность, о намерении купить который она мне ничего не говорила. Не говорила она мне и о покупке двух пластмассовых сов, которые отпугивали ворон и не давали им бомбардировать дерьмом нашу террасу. Чего еще она мне не говорила?

— Хватит, — пробормотал я. — Ради Бога, хватит об этом думать.

Но ничего у меня не выходило.

Когда я вошел на кухню, овощи и фрукты на передней панели холодильника вновь образовали круг, оставив в центре три буквы:

g

d

О

Я передвинул букву «o» вверх, поставив на один уровень с двумя остальными. Получилось «Бог», а может, «хорошо»[77], написанное с ошибкой. Но что именно? «Я мог бы поразмышлять над этим, но не буду», — объявил я пустому дому. Посмотрел на мышь Бантера, ожидая, что сейчас звякнет колокольчик, висящий на изъеденной молью шее. А когда колокольчик не звякнул, раскрыл оба мешочка с магнитным алфавитом и налепил буквы на переднюю панель холодильника. Потом прошел в северное крыло, разделся, почистил зубы.

Скалясь в зеркало в ванной, я подумал о том, чтобы наутро вновь позвонить Уэрду Хэнкинсу. Я бы мог сказать, что поиск пластмассовых сов продолжается, и с ноября 1993 года я уже добрался до июля 1994-го. Какие встречи записала Джо в свой ежедневник в том месяце? Куда она уезжала из Дерри? А переговорив с Уэрдом, я мог бы переключиться на Бонни Амудсон, подругу Джо, спросить у нее, что ей известно о последнем лете в жизни Джо?

Оставь ее в покое, а? услышал я голос НЛО. Какой тебе прок от того, что ты будешь ворошить прошлое? Допустим, она приезжала в Тэ-Эр после одного из заседаний совета директоров, из прихоти, встретилась со старым другом, привела в «Сару», чтобы покормить обедом. Только покормить обедом, ничего больше.

И ничего мне не сказала? спросил я голос НЛО, споласкивая рот от пасты. Ни единого слова?

Откуда ты знаешь, что не сказала? вопросом на вопрос ответил голос, и я застыл, не донеся тюбик с пастой до полочки. Голос знал, что говорил. В июле девяносто четвертого я с головой ушел в роман «Вниз с самого верха». Джо могла сказать мне, что видела в нашем дворе оборотня, а я мог ответить: «Да, да, дорогая, как интересно», — и продолжить работу.

— Чушь собачья, — заявил я своему отражению. — Все это чушь собачья.

Да только почему чушь? Когда я втягивался в книгу, то просто выпадал из реального мира. Даже газету не читал, просматривал одни спортивные страницы. Так что, вполне возможно, Джо говорила мне, что собирается завернуть в Тэ-Эр после поездки в Льюистон или Фрипорт. Вполне возможно, она рассказывала о случайной встрече с давнишним знакомым, может, студентом того же семинара по фотографии, на который она ездила в Бэйтс в 1991 году. Вполне возможно, она упомянула, что они пообедали у нас на террасе, съели грибы, которые она же и собрала в лесу. Вполне возможно, она все это мне говорила, да только я пропускал ее слова мимо ушей.

И неужели я действительно думал, что могу довериться Бонни Амудсон? Она была подругой Джо — не мне, и могла решить, что не в праве выдавать секреты моей жены даже по прошествии стольких лет.

Вот от этого мне и следовало отталкиваться: Джо уже четыре года как умерла. Так что лучше любить ее, не пытаясь найти ответы на малоприятные вопросы. Я нагнулся к крану, набрал воды, прополоскал рот, выплюнул воду в раковину.

Вернувшись на кухню, чтобы поставить таймер на кофеварке на семь утра, я увидел на передней панели холодильника новое послание:

blue rose lier ha ha[78]

Несколько секунд я смотрел на буквы-магниты, гадая, кто расставил их в таком порядке и почему.

Гадая, правда ли это.

Затем протянул руку и смешал все буквы. А потом отправился спать.

Глава 13

В восемь лет я очень тяжело переболел свинкой. «Я думал, ты умрешь», — как-то раз признался мне отец, обычно не склонный к преувеличениям. Он рассказал, что один раз ночью они с матерью опустили меня в ванну с холодной водой, хотя и боялись, что от температурного шока у меня остановится сердце. Но поступить иначе не могли, потому что не сомневались, что иначе я сгорю у них на глазах. Я заговорил вслух о каких-то ярких, бестелесных существах, которых видел в комнате, ангелах, явившихся, чтобы унести меня с собой, чем до смерти перепугал мать. Отец же незадолго до купания измерил мне температуру старым ртутным термометром. Посмотрел на черточку (40,6 градуса), около которой остановился серебристый столбик, и больше уже не решался вставить мне градусник под мышку.

Я не помню никаких ярких фигур, но в моей памяти остался странный период времени, когда я словно находился в зрительном зале с несколькими экранами, и на каждом показывали свой фильм. Окружающий мир пришел в движение, ровное выгнулось, твердое стало жидким. Люди — в большинстве своем они резко вытянулись — вбегали и выбегали из зала на длиннющих, карикатурных ногах. Каждое их слово отдавалось мгновенным эхом. Кто-то тряс перед моим лицом парой пинеток. Сидди, мой брат, сунул руку под рубашку и там щелкал пальцами. Неразрывный поток времени разделился на отдельные сегменты, бусинки, нанизанные на нить.

За годы, что разделили тот случай и мое возвращение в «Сару-Хохотушку», самые различные болезни еще не раз укладывали меня в постель, но никогда не подводили к последней черте, разделяющей реальный и потусторонний миры. Собственно, я и не ожидал повторения того кризиса, верил, что впечатления такого рода уникальны, и пережить их могут только дети, а если взрослые, то больные малярией или страдающие серьезным расстройством психики. Но в ночь с седьмого на восьмое июля и утром восьмого я вновь пережил нечто, очень схожее с тем детским забытьем. Я спал, просыпался, двигался, и все одновременно. Я попытаюсь обо всем вам рассказать, но никакие слова не способны адекватно отобразить испытанные мною ощущения. Я словно открыл секретный тоннель, прорытый за стеной мира, и крался по нему.

Сначала я услышал музыку. Не диксиленд[79], потому что не звучали трубы, но что-то вроде диксиленда. Примитивный, но приятный вариант бибопа[80]. Три, или четыре акустические гитары, аккордеон, контрабас (может, даже два). И, естественно, ударные. Правда, не обычные барабаны. Казалось, кто-то на удивление талантливо отбивает ритм на ящиках. Затем появился женский голос, высокий тенор. Голос этот смеялся, звал, страдал, и я сразу понял, что слышу Сару Тидуэлл, которая не записала на пластинки ни одной песни. Я слышал Сару-Хохотушку, и, Господи, как же хорошо она пела!

Контрабасы (да, их было два), играли что-то, вроде вариации на тему «Крошка, давай построим домик» Элвиса Пресли, потом Сынок Тидуэлл исполнил соло на гитаре.

Огоньки поблескивали в темноте, и я подумал о другой певице, Клодин Кларк, блиставшей в пятидесятые годы, с ее: «Я вижу огни… вечеринка в разгаре… красные, зеленые, синие…»

И тут же появились они, японские фонарики, развешанные по деревьям над тропой-лестницей, что вела от дома к озеру. Фонарики, вырывающиеся из темноты мистические шары света: красные, зеленые, синие.