Дорога в Царьград - Александр Михайловский

   Сделав свое дело, железные птицы снова поднялись ввысь и растаяли в небе. Разъяренными тиграми бросились черногорцы вниз, добивать оглушенных и испуганных турок. Чисто количественно силы сторон сравнялись, но если учесть, что в одних при виде помощи Небесной Рати вселилась нечеловеческая сила и храбрость, а у других в животе стало жидко при виде того, как по их соплеменникам, словно прошла жуткая коса Малаку ль-маут - ангела смерти Азраила.

   Из турецкой армии спаслось не больше двух тысяч человек. В основном из тех, кто находился на левом берегу реки, и избежал огня. Они то и принесли в Албанию весть о страшном разгроме при Мораче, и ужасной гибели войска Османов. В числе погибших был и командующей армией Селим-паша, которого неизвестная сила смешала с землей вместе с его походным гаремом.

   К вечеру десятого числа черногорское войско под командованием князя Николы Негоша без боя вошло в Подгорицу. Тогда же стало известно, что турецкий отряд в районе города Бар был уничтожен такими же небесными птицами. После этой радостной вести, все церкви в Цетинье и окрестных горных селах залились радостным пасхальным перезвоном.

   Погоняли мы в Стамбуле, пардон, Константинополе, тамошних бандюков, а потом 7-го июня, получили приказ, и отправились на блокпосты. Выпало мне, с моим отделением, перекрывать дорогу, ведущую из города в сторону Адрианополя. Это рядом с местечком Сан-Стефано. Всего два десятка километров от центра Константинополя.

   Вместе с нами на блокпосту несут службу еще два десятка новонабранных греков-ополченцев. Да еще две супружеские пары болгар, которые считаются кем-то вроде вольнонаемными. Мужчины работают по хозяйству, а женщины готовят пищу. Еще мы их припахиваем, когда нужно осмотреть женщин-мусульманок. А иначе никак - турки, несмотря на то, что боятся нас, как огня, не задумываясь полезут в драку, если мы начнем обыскивать их жен, сестер или дочерей. А под женской одеждой мы пару раз уже ловили богатеньких турок, которые, как Абдулла из "Белого солнца пустыни", пытались смыться из города.

   Задача, которую поставил нам старлей Бесоев, была простая, как апельсин: Всех встречных-поперечных шмонать, на предмет незаконного вывоза культурных и материальных ценностей. А если поподробнее, то проверять всех выезжающих из Константинополя, изымать у них оружие и ценности, награбленные у пролетариата, тьфу, у угнетенных народов Османской империи. Ну, и по мере сил и возможностей гасить всякую сволочь, которая, пользуясь безвластием, промышляет грабежом и разбоем.

   Прапор из состава роты, что перекрыла дорогу в самый первый день, сдавая нам блокпост, рассказал, что служба, в общем-то, относительно спокойная. Ну, это если держать ухо востро. Главная опасность - не сами турки, а разные там башибузуки и черкесы. Эти сволочи стараются напасть внезапно, подловить отставшего или потерявшего бдительность бойца, и поизмываться над ним. Наши ребята, Слава Богу, не расслаблялись, и неприятностей с ними не было. А двое греков, отправившихся в ближайший поселок за продовольствием, угодили в лапы к этим уродам. Потом наши ребята нашли их трупы. Не буду описывать - что они с ними сделали. Несколько наших, наиболее впечатлительных, потом недели две были вегетарианцами.

   Ну, а потом, на грузовиков и "Тиграх" приехали головорезы из спецназа ГРУ, прилетел вертолет, и в холмах была устроена облава по всем правилам. Одну крупную банду черкесов показательно затравили. Головы с отрезанными ушами потом выставили в ближайшем турецком селении. Но это была только одна банда. Блокпост вроде пока не беспокоили, а вот дальше по дороге на Андрианополь разбойнички шалят.

   А так все просто и скучно - стой на дороге, да проверяй всех выезжающих. Вон, опять что-то запылило на дороге. Едут. Похоже, что народ небогатый. Две арбы, на одной барахлишко, на другой - женщина и трое детей. Одна девица уже вполне созревшая, наверное, скоро замуж выдадут.

   Сам хозяин, высокий черноволосый турок средних лет, через грека-переводчика сообщил, что он мастер-чеканщик. Из города решил уехать, потому, что кто-то на базаре рассказывал о том, что якобы, новая власть собирается перерезать всех мусульман, а их жен раздать неверным. Чушь, конечно, но люди во все времена склонны верить слухам. И чем глупее слух, тем больше ему верят. Пытаюсь разъяснить Мустафе - так зовут турка, что власть Югороссии не тронет тех, кто не нарушает законы, и живет своим трудом. Он смотрит на меня с недоверием. Говорит, что пару месяцев поживет у родственников в Эдирне (так турки называют Адрианополь), а там видно будет. Оружия у него нет, ценностей больших тоже не обнаружено, поэтому мы беспрепятственно отпускаем его с семьей с миром. Советую ему быть поосторожней, так как одиноких путешественников активно грабят на дорогах.

   Похоже, что я накаркал. Через четверть часа со стороны Адрианополя мы услышали крики и выстрелы. Хватаю пулемет, и бросаюсь к тачанке. Да, я забыл сказать, что мы по опыту небезызвестного батьки Махно для экстренных выездов используем тачанку. Это четырехместный подрессоренный экипаж, запряженный парой лошадей. На нем мы оперативно добираемся к месту происшествия, при необходимости ведя огонь прямо с колес.

   Вот и теперь мы в считанные минуты оказались там, где разыгралась трагедия. Шайка бродяг-черкесов напала на Мустафу. Самого его они сразу же пристрелили. С жены Мустафы и его старшей дочери подонки сорвали все украшения, а потом потащили в придорожные кусты, чтобы там изнасиловать. Остальные с увлечением рылись в вещах чеканщика.

   И тут появилась наша тачанка. Я и Мишка Иванов, парень из моего отделения, первыми же выстрелами положили четверых бандитов. Я стрелял из "Печенега", Мишка - из СВД. Грек Константинас, который был у нас кучером, или, как мы шутили, "механиком-водителем", с винчестером в руках бросился к арбе. Одного мародера он подстрелил на ходу. Двое других, увидев, что к ним быстрыми шагами приближается "северный пушистый зверек", бросились бежать к своим коням, которые были привязаны к дереву у дороги. Но далеко они не убежали. Константинас, прицелившись, несколькими меткими выстрелами завалил беглецов.

   Стало тихо. Лишь бренчала сбруя лошадей, стонал один из подстреленных черкесов, да тихо и горько плакали жена и дочь убитого Мустафы.

   - Ну, ты молодец, Константинас, - от души похвалил я храброго грека. - Хоть и годов тебе под пятьдесят, а дело свое знаешь, и любому молодому сто очков форы дашь.

   Грек, услышав мою похвалу, заулыбался. - Командир, я был в сентябре 1854 года под Балаклавой. Тогда наш батальон под командованием полковника Матвея Манто до последнего дрался с англичанами. Вот, где было жарко. Много наших погибло, но никто не отступил. А эти бродяги с большой дороги - разве они воины?

   Мы подошли к стоявшим на дороге повозкам. Утешать женщин было бесполезно. Обливаясь слезами, они погрузили на арбу сброшенные на землю мешки, потом положили туда же окровавленное тело главы семейства, и, развернувшись, тихо поехали обратно в сторону города.

   А мы осмотрели трупы убитых черкесов. Внешне они были похожи на жителей Северного Кавказа. То ли лазы, то ли абхазы. Двое из них еще были живы. Один, правда, уже отходил, и грек из милосердия добил его выстрелом из винчестера. А второй, раненый в плечо, сидел, прислонившись к дереву, и зажав рукой рану, злобно смотрел на нас. - Сволош урус, - прошипел он, сквозь сжатые от боли и ненависти зубы, - я буду тэбе, и твоим свиньям башка рэзать и жену твою ...

   Тут мне вдруг вспомнилась моя любимая Мерседес, с которой я не виделся уже почти три дня. Мой ПМ, словно бы сам прыгнул мне в руку из кобуры, и я не целясь влепил пулю в лоб этому подонку. Черкес мешком повалился набок.

   До вечера у нас больше не было приключений. Из нескольких следовавших из города повозок мы изъяли четыре старых кремневых ружья и пару кинжалов. У стамбульского еврея-менялы, который выдавал себя за болгарина, и в подтверждение своего, якобы, христианства, повесил на грудь здоровенный крест поверх рубахи, мы нашли мешок с золотыми монетами и украшениями. Бедный Шейлок долго ругал нас последними словами, призывая на наши головы все беды на свете. Но нам было наплевать на его завывания.

   Потом мы переговорили с несколькими армянами, которые ехали в Константинополь из Болгарии. По их словам, турецкая армия стремительно разлагалась. Известие о падении столицы Османской империи вызвало шок у командиров и солдат. Началось повальное дезертирство. А те, кто еще остался в строю, принялись грабить и насиловать христиан, вымещая таким образом свою злость за поражение на болгарах, греках и армянах. В свою очередь, христиане, вооружившись чем попало, шли громить турецкие аулы, и даже нападали на небольшие турецкие отряды. Вроде бы военные действия и не велись, но жертв с обеих сторон было много. Я составил донесение о том, что рассказали мне армяне, и с оказией переслал его своему командиру. А он уже отправит его дальше по инстанции.