Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз

– Что?! Жить на деньги жены?

– А что в этом такого? На Мауи богатство не имеет никакого значения, да его и не существует, потому что никто не нуждается в нем. Но если женщина из рода вождей вступает в брак, ее супруг получает все привилегии, имущество становится общим.

– Джентльмен не может жить на деньги жены. Это позор!

– Как нелепо! Все это... – Лилиа повела рукой, – все это ничего для меня не значит, но леди Анна не раз говорила мне, что в Англии немало браков заключается по расчету. Мужчины женятся, чтобы поправить свои материальные дела. Именно так собирался поступить и мой кузен Морис.

– Такое случается, и нередко, леди Анна была права. Но дело в том, Лилиа, что все зависит от моральных принципов самого человека, от того, считает он себя джентльменом или нет. Поступив так, я перестану себя уважать.

– Тогда есть еще один выход! – оживилась девушка. – Я не стану вступать в права наследства. Мне ничего не нужно, кроме твоей любви, Дэвид. Мы обойдемся без богатства! На Мауи оно нам не понадобится. Там нас встретят с распростертыми объятиями, и никому не будет дела до того, богаты мы или нет. Когда-то мой отец именно так и поступил...

– И превратился из лорда в бродягу! Вот уж не позавидовал бы такой участи!

– Мой отец был человек достойный. – Лилиа гордо вскинула голову.

– Конечно. Прости, я вовсе не хотел оскорбить память Уильяма Монроя. Просто все дело в том, что... Лилиа, дорогая, прошу, дай мне немного времени. Уверен, мне удастся убедить отца дать согласие на наш брак.

– При чем тут твой отец, Дэвид? Я ведь не за него собираюсь замуж! Мне совершенно не нужно его согласие.

– Зато мне нужно! Пойми, здесь, в Англии, принято относиться к родителям с уважением.

– А на Мауи принято почитать родителей. Я принадлежу к роду вождей, Дэвид, и по традиции должна соединить свою жизнь с алии, но если бы я избрала чужестранца, как когда-то моя мать, то не встретила бы препятствий. Почему же твой отец так настроен против меня? Ведь я знатного рода...

– В глазах жителей Мауи, но не жителей Англии. Неужели ты все еще не поняла этого! – вырвалось у Дэвида. Он тотчас прикусил язык, но слова уже были сказаны.

– Я понимаю, причем очень давно. Здесь, в вашей стране, я просто дикарка, туземка, ничто. Но это еще не все, не так ли, Дэвид Тревелайн? Я дикарка и туземка не только для твоего отца, но и для тебя. Вот это и есть основное препятствие к нашему браку.

– Это не так, Лилиа! Ты знаешь, что не так!

– Откуда мне знать?

– Мне не следовало говорить этих слов. Прости.

– Думаю, тебе лучше уйти.

– Хорошо, я уйду. Только прошу тебя не поступать слишком поспешно, не убегать от меня, даже не попрощавшись.

Обещай дать мне немного времени.

– Я подумаю. Ничего большего я обещать не могу.

Очень скоро Дэвид понял, как тщетна его надежда смягчить сердце отца. Два дня и почти две ночи длился спор между ним и лордом Тревелайном, спор утомительный и тем более бессмысленный, что никак не удавалось сдвинуть его с мертвой точки.

На исходе третьего дня Дэвид и его мать сидели на веранде, а лорд Тревелайн тяжелыми шагами ходил взад и вперед, заложив руки за спину.

Смертельно усталый, Дэвид сожалел, что затеял этот разговор. Он не виделся с Лилиа со дня похорон, и внезапно его охватило настойчивое желание немедленно отправиться к ней.

– Отец, этот бесконечный спор ни к чему не приведет. Давай покончим с этим.

– Как это понимать? – осведомился лорд Тревелайн. – Что ты наконец взялся за ум? Неужто ты понял, какую совершил ошибку?

– Самая большая моя ошибка состоит в том, что я надеялся переубедить тебя. Как человек с ограниченным кругозором и раб условностей, ты попросту не способен понять моих доводов. Я опустился до твоего уровня, позволив втянуть себя в этот спор.

Лорд Тревелайн замер. Глаза его вылезли из орбит.

– Дэвид, что с тобой? – воскликнула Мэри Тревелайн. – Отцу следует выказывать больше уважения!

– Я всю свою жизнь только и делал, что выказывал отцу уважение, мама, хотя он, конечно, не согласится со мной. А как насчет уважения к себе? – Он поднялся. – Я отправляюсь в Монрой-Холл, попрошу у Лилиа прощения за эту непростительную задержку. Я еще раз заверю ее в своей любви и предложу ей руку и сердце. Если согласится связать свою жизнь со мной, мы обвенчаемся.

– Если ты сделаешь это, не смей больше переступать порог моего дома! Я прикажу слугам не впускать тебя и уж тем более эту жалкую полукровку!

– Вы отрекаетесь от меня, сэр? Что ж, как вам угодно. Уверяю вас, я не пущу себе пулю в лоб и даже не заплачу. Что касается Лилиа, у нее вряд ли когда-нибудь возникало желание переступить порог Тревелайн-манора. – Он улыбнулся матери. – Прощай, мама.

– Желаю вам обоим счастья! – со слезами в голосе воскликнула Мэри Тревелайн. – Поверь, я никогда не повернусь спиной к твоей жене. Напротив, встречу ее на пороге с распростертыми объятиями.

– Забудьте об этом, мадам! – закричал ее супруг. – Я сделаю все, чтобы ничего подобного не случилось!

– Да замолчите же, ради Бога! Вы и без того уже выставили себя полнейшим ослом, сэр!

Дэвид уже шел к двери. Отец что-то крикнул ему вслед, но он только отмахнулся. Все было кончено для него здесь.

На конюшне Дэвид оседлал Грома и вскоре уже скакал к Монрой-Холлу. Его охватило чувство, что случилось непоправимое, он опоздал со своим благородным решением, и он беспрестанно подхлестывал жеребца. Наконец они достигли цели.

Дверь открыл Джеймс.

– Могу ли я видеть миледи?

– Хозяйки нет, сэр.

– Я подожду ее.

Дэвид попытался войти, но Джеймс решительно заступил ему дорогу:

– Вы, конечно, можете подождать, сэр, но, боюсь, ждать придется долго. Еще вчера хозяйка отправилась в Лондон, намереваясь отплыть из гавани с утренним приливом.

– Но как же так? Неужели она навсегда покинула Англию?

– Именно так, сэр.

Дэвид пришел в смятение, но вдруг встрепенулся:

– Она, конечно, оставила мне письмо? Или велела передать что-нибудь на словах?

– Нет, сэр. Ничем не могу вам помочь.

Глава 11

С тех пор как Лилиа исчезла, жизнь в Хана изменилась не к лучшему.

Правда, Акаки оказалась мудрым и дальновидным вождем, но это не меняло дела. Многие мужчины считали ее узурпатором, поскольку испокон веков именно они стояли у кормила верховной власти. Чем дальше, тем упорнее ходили разговоры о том, что правление женщины навлечет гнев богов на весь остров.

Поначалу Акаки не обращала на это внимания, зная, что недовольные найдутся всегда. Однако случилось то, чего она ждала и боялась: после долгого пребывания в городе-убежище Лопака наконец покинул его и укрылся в джунглях. Некоторое время о нем не было слышно, но потом пошли слухи, что он набирает новый отряд, явно – готовясь возобновить войну. Мало-помалу недовольство правлением Акаки усилилось. Наиболее непримиримые покидали деревню и пополняли ряды сторонников Лопаки.