Кукловод - Андрей Некин

«Поддай воздуха» — изредко командует смотрящий, и гномы скручивают вентили, пропуская аэру извне под печи. Самим то гномам воздух без надобности, ветер впускают для тяги, или охлаждения. И сейчас аэуру впустили по новой, и от того гномы недовольно морщатся, они не любят внешних запахов, отличных от запаха угля и железа. Смотрящий, обмотав черную бороду вокруг голого торса, прочел сообщение пришедшее сверху. Он довольно смеется: «Десять балов скорости, гильдия!», а гномы потирают вздутые валуны рук, предвкушая настоящее дело.

Десять узлов скорости от Северного Воина — это необычайно быстро.

Дубовый бушприт режет облака, как хорошая сталь, оставляя за собой белесые потеки. Рубят винты, крутят ступицы, звенит передача, вопит паровой стан! Снизу пролетающая земля, что разрисованная бумага.

Великие топи, скрытые туманом. Возделанные крестьянами поля и луга.

Густые кроны лесов вносят больше темных красок на огромном полотне. Рю сидит на самой кромке перил с эльфийками, болтая ногами над пропастью.

— Смотри, Эль! Птицы внизу! Мы выше птиц, выше птиц! Совсем выше! Эль тоже всегда было любопытно, как это выглядит земля глазами драконов и птиц. Она смеялась и то и дело, показывала театральному воину на то, что казалось ей заслуживало особого внимания:

— Заросли болотных сосен! Там, Рю, прячутся самые красивые пташки на земле… Ольховник, там обитало много оленей, и самых настоящих дриад! Духов леса. Под утро эльфы любовались их рассветным танцем.

Ах, как красиво было!

— Теперь их нет. Люди пришли, — хмуро вставила принцесса.

— … А вон дубравы. Каждый дуб своей особой магией обладает, — задорно продолжила Эль, — один вылечивает раны, другой дарит силы, третий может рассказать сотню старых историй. Нужно только уметь вежливо попросить их, Кью-Рю. И они задвигают корнями и раскроют брови. Ругаются, когда разбудишь, грозят веткой ударить. Смешные. Северный воин опасно накренился вбок. Скрипнули многочисленные мачты. Дирижабль поварачивал на восток, правил более точный курс к Рейнгарду.

— А чем ты занимался до театра, Рю? — неожиданно сменила тему Эль. Голова свихнувшегося воина подземелий мало-помалу приходила в норму. Возвращалась память, речь стала разумнее, а суждения понятнее. Даже иррациональная боязнь света, и та стала много меньше.

Но на этот раз он снова озадаченно покачал головой:

— Ничем… Точнее, не помню. Может и делал что-то. Но оно не имело значения. Совсем не имело. Рю не совершал ничего значительного. Рю даже чужих жизней не отнимал… А зачем эльфы покинули свои леса?

— Ну… — пожала плечами Эль.

— Менять судьбу этого мира, — ответила за нее принцесса.

— М-да? А чо там менять то, леди принцесса?

— Ты не поймешь, человек. Рю хмыкнул. Эльфы во все времена славились наносной таинственностью и нежеланием объяснять людям свои мотивы. Верная традициям, принцесса непроизвольно вздернула носиком и смерила человека знаменитым эльфийским прищуром презрения. За время полета Рю успел осмотреть Северного воина от самого дна до макушки верхней палубы над колосальным воздушным мешком. От края до края летающий зверь есть сложнейшая конструкция, произведение чистого ума. Отчего же человек может понять законы полета в аэре и принципы преодоления великого северного ветра, но не может понять эльфа из деревянной избушки? Он было хотел спросить об этом эльфу, но из люка показался один из слуг ректора. Слуга подал ему знак рукой. В который раз Ректор вызывала его к себе. По неясным причинам Рю был назначен то ли охранником, то ли личным слугой Миледи. Неплохое служебное повышение после должности театрального раба. Ректор вызывала его на капитанский мостик, и даже в свои личные покои, что вызывало неприличные слухи на борту нон-гольфьера. «Чемпион не только на арене чемпион?» — помигивали ему слуги кузнечной гильдии.

Бывало Рю проводил целую фазу наедине с Ректором всего Тулурка. На вопросы эльфиек Рю лишь кисло улыбался. Ректором было запрещено выдавать детали беседы. А ведь именно разговором мучила его Реле.

«Точка падения» — говорила она — «Что ты знаешь о ней». Рю качал головой, но Миледи неумолимо вела монологи, внимательно следя за его реакцией, будто проверяя собственные суждения. Порой она спрашивала о скалистой стене и горной башне. И Рю отвечал то, что первое приходило в голову, а голова его безнадежно больна и берет знания из пустоты. Но Миледи все принимала за чистую монету, жадко вслушиваясь в каждый звук. «Рассказывай» — приказывала она, и воин театра, как ему казалось, придумывал на ходу:

— Стены, Миледи, сильны не фундаментом и закаленным камнем. Стены защищены принципом существования. Вы довеча рассказывали Древние пришли и сказали: магия — это обычные фокусы. И магия стала фокусами. Так вот, кто-то посильнее ваших древних сказал: стены и башню Ри-То-Кье взять невозможно, в башню Ри-То-Кье никто не пройдет. И туда пройти невозможно. Совсем не пройти. Оставьте ваши планы, Госпожа. Многие штурмовали ее. Под западной стеной, что верно не видел ваш воздушный слуга, штурм продолжается несколько веков. И сейчас, наверное, огненные камни и копья летят в стены, сотни лет и маленькой дырочки не проделали, да что там: поцарапать не могут…

Кто штурмует?… Так это упрямая гильдия пустынь — могучие воины. На песчаных слонах таранят ворота, а все без толку… Подкапывали — упирались в нерушимый камень. Вопрошали стенам, молились — никто не отвечал. Забирались по стенам — срывались вниз. Да и нет там Аэры, где заканчивается высота стен. Никто не пролезет, живое без аэры существовать не может. Теперь бьют в ворота, связанные древней клятвой. Думают вода и камень точит. Куда там. То всего лишь камень.

А стены не камень — стены принцип. Правило. Правило как то, что сталь тяжелее Аэры. Бейся головой хоть в пол или скалы, — так будет всегда. Совсем всегда… Вот и говорю вам, глупо, Миледи. И силы тратить не стоит.

— Врешь! — ожесточенно отрицала Реле, — Ты был там. Ты там родился за этим «краем мира».

— Кью-Рю, Кью-Рю родился там, — в который раз повторял воин театра, — и даже если вы пройдете за первый круг стены, далее вы никак не продвинетесь. Ведь принцип не рушим. Мастер-Мечник восседает за этой стеной и его ученики, один страшнее другого. Целую вечность провели они там, чтобы постичь истинное искусство. Кью-Рю же оказался не достоин, или не подходил, оттого и был выброшен наружу… Как? Что? Кью-Рю не помнит, потому что помнить не должен. Миледи Реле спрашивала что-то еще. Вызнавала несущественные детали, словно складывая большую головоломку, и хотя новоявленный личный слуга говорил одно и тоже разными словами, она каждый раз оставалась довольна, будто ей нужны только условия задачи, а не решение. Тем временем Северный воин приближался к Рейнгарду. Они заметили его еще издали. Но не по мощным стенам и фортам, высотным домам и гордо реящим флагам, не по самой большой на материке причальной мачте для дирижаблей, и даже не по стальной преграде блестящих городских ворот. А по огромному колыщащемуся, словно ткань на ветру, полю перед величайшим бастионом Тулурка. Поле это от края до края заполнялось штурмующим войском. Невиданных размеров.