Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

– Брать и колоть, – мрачно буркнул пребывающий в расстроенных чувствах Уваров.

Барабанов сделал протестующее движение, но промолчал: слово, как и прежде, было за генералом.

– Рано, – возразил Тульчин. – Я бы еще подождал, посмотрел, что будет дальше. Он как раз сейчас по моей просьбе опять копается в делах личного состава на предмет выявления новых связей между нашими отделами. Или между нашими сотрудниками и Молчановым – настоящим или поддельным, неважно. Интересно ведь, что он там накопает!

– Очередную дезу, – проворчал Уваров.

– Даже деза, если знать, что это именно деза, и рассматривать ее под правильным углом, может принести существенную пользу, – наставительно заметил генерал. – Что ж, товарищи офицеры, давайте заканчивать. Детали обсудим на свежую голову, а сейчас – по домам, спать. Марш, марш! И чтобы раньше десяти утра я вас тут не видел! Да, Валера, – остановил он радостно сорвавшегося с места Барабанова. – Ты не обессудь, но наблюдения с тебя я пока не снимаю. Во-первых, чтобы наш коллега раньше времени не забеспокоился, а во-вторых, не забывай, что сталось с твоим школьным приятелем. Этот вопрос, увы, пока не закрыт. И будет лучше, если наши ребята окажутся поблизости, когда этот Черный Подполковник попробует его закрыть.

– Да мне по барабану, – сказал, оправдывая свое прозвище, майор. – Я, знаете ли, уже привык.

Подполковник ФСБ Игорь Степанович Федосеев проживал в малогабаритной двухкомнатной квартире, которую делил с престарелой матерью Софьей Андреевной. Маме было под девяносто. Она уже несколько лет плохо ходила и редко покидала квартиру, а в последнее время в ее поведении начали проявляться признаки прогрессирующего старческого слабоумия. Врачи только разводили руками: что вы хотите, в ее-то годы! Зато сердце работает, как часы, да и все остальные внутренние органы в полном порядке. Так что до ста лет ваша уважаемая мамаша дотянет запросто. Вы поразмыслите на досуге: может, все-таки в интернат?..

Мысль о доме престарелых была заманчивой, но, на взгляд Игоря Степановича, решительно неприемлемой: какой может быть дом престарелых при живом, здоровом и недурно зарабатывающем сыне?! Но факты – упрямая вещь: постоянно находиться радом с мамой, как того требовало ее состояние, он не мог, а оставлять ее одну на целый день, с учетом диагноза, было просто-напросто опасно. Она дважды затапливала соседей, забывая закрыть кран в ванной, а однажды чуть не разнесла вдребезги полдома, когда, поставив на плиту чайник с водой и открыв газ, не удосужилась чиркнуть спичкой и зажечь огонь. После чего, моментально забыв о своем намерении выпить чайку, отправилась в гостиную, включила телевизор и мирно уснула. По счастливой случайности Игорь Степанович в тот момент находился дома. У него был выходной, он возился в прихожей, поправляя дверцу обувной полки, и, почувствовав запах газа, предотвратил техногенную катастрофу. А если бы он в это время был на службе?

В минуты слабости, особенно после очередного шквала бессмысленных, сплошь и рядом адресованных не ему, а неким воображаемым персонажам упреков, он частенько думал: не окажись его в тот момент дома, все проблемы решились бы сами собой. Было бы горько и больно, зато недолго – точь-в-точь, как это бывает при хирургическом вмешательстве на предмет удаления опухоли. Правда, при этом наверняка пострадали бы посторонние, ни в чем не повинные люди, да и вообще, думать так грешно и неприлично. Но что делать, если думается именно так? Он ведь не нарочно думает всякие гадости – оно само так думается, независимо от его желания…

Когда он загнал машину на свое, законное, отвоеванное с боями место во дворе – четвертое от угла, между сушилкой для белья и пнем, оставшимся на месте засохшей и спиленной в прошлом году старой липы, – было уже далеко за полночь. Летние ночи коротки; на дворе стояло начало июля, а в это время настоящая ночная темнота длится совсем недолго – кажется, только стемнело, а над восточным горизонтом уже потихонечку брезжит рассвет. Сегодня подполковник здорово задержался на службе, по приказанию генерала Тульчина заново перелопачивая файлы с личными делами сотрудников, и искренне надеялся, что за это время с мамой ничего не стряслось, а еще – что она уснула, не дождавшись его возвращения. Она теперь редко его узнавала, принимая за давно ушедших из жизни, а то и вымышленных людей, а когда все-таки узнавала, радости ему это приносило немного: мама была им недовольна. Поводов для недовольства каждый раз находилось множество, как истинных, так и воображаемых, и общаться с ней становилось все тяжелее. И ведь ничего не поделаешь: мама – это мама!

Выйдя из машины и заперев центральный замок, он проверил, на месте ли флэшка. Миниатюрный дисковый накопитель с копиями некоторых весьма любопытных файлов никуда не делся – как лежал в правом кармане пиджака, так там и остался. Вечер и добрая половина ночи пропали не зря – у подполковника снова было, чем удивить Тульчина. Строго говоря, Игоря Степановича подмывало позвонить генералу прямо сейчас, но он сдерживал этот неразумный порыв: в последнее время его превосходительство стал смотреть на него даже еще более косо, чем обычно, и лишний раз вызывать огонь на себя, срывая генерала с постели посреди ночи, явно не стоило. Тем более что информация, годами мирно лежавшая в пыльных архивных недрах, до утра никуда не денется.

Да, дела, подумал он, поднимаясь по истертым ногами жильцов бетонным ступенькам к себе на второй этаж. Вот так каша! Вертишься, как стрелка компаса в районе сильной магнитной аномалии, то в одну сторону, то в другую – прямо голова кругом! Сам черт не разберет, где тут правда, а где кривда…

Вставив ключ в замочную скважину, он шепотом чертыхнулся: дверь была не заперта. Причин, по которым мама открыла дверь, он мог назвать хоть тысячу: забегала соседка, приходил участковый врач, просто почудилось, что звонят… А почему не заперлась на ночь, даже гадать не стоило: просто забыла, и все. Или не смогла.

Чувствуя, как в груди холодной жабой начинает шевелиться привычное беспокойство, он толкнул дверь и переступил порог.

Свет горел по всей квартире – в гостиной, где он ночевал, в прихожей, на кухне, даже в кладовке около туалета, не говоря уже о самом туалете и ванной, – словом, везде, кроме спальни. Повсюду валялись разбросанные как попало вещи, книги и старые бумаги из его письменного стола. Картина была не то чтобы привычная, но и не особенно удивительная – мама явно что-то долго и упорно искала. Причем не факт, что это загадочное что-то существовало в действительности, а не являлось плодом ее воображения.

«Больного воображения», – с горечью поправил себя подполковник Федосеев и, сделав шаг, заглянул в гостиную.

Мама была там – лежала на полу среди разбросанных тряпок и разбитых, чуть ли не растоптанных фарфоровых безделушек, которые когда-то коллекционировала и берегла как зеницу ока, с неестественно вывернутой шеей, частично прикрытая сползшей с обеденного стола парадной скатертью. Крови не было, но угол, под которым склонилась в худому плечу покрытая редкими седыми кудряшками голова, даже на неопытный взгляд подполковника, не оставлял места для сомнений в диагнозе: перелом шейных позвонков. Который, вероятнее всего, и стал причиной смерти.

«Упала, – подумал он. – Споткнулась или просто от слабости. Ударилась головой о край стола, а много ли ей надо? Вот и конец твоим проблемам, подполковник. Свободен – гуляй, не хочу!»

Он все еще неподвижно стоял на пороге, ошеломленный подлой несправедливостью этой мысли и масштабами свалившегося на голову несчастья, когда у него за спиной вдруг скрипнула половица.

Дом был старый, сделать в квартире настоящий, капитальный ремонт у Игоря Степановича вечно не доходили руки, и половицы тут трещали, скрипели и визжали на все лады. Но сами по себе они этого не делали никогда, и, чувствуя, как в крови стремительно поднимается уровень адреналина, подполковник резко обернулся.

Его хороший знакомый и в некотором роде коллега стоял на пороге спальни, глядя на него с полным равнодушием, как на пустое место.

– Что это значит, подполковник? – сдерживая предательскую дрожь в голосе, спросил Федосеев.

– А то ты не понял, подполковник, – послышалось в ответ. – Роль сыграна до конца, финита ля комедия. Извини, оваций не будет.

Обтянутый тонким медицинским латексом палец плавно нажал на спусковой крючок, пистолет с глушителем плюнул прямо в лицо Игорю Степановичу синеватым дымком, свет погас, и все проблемы подполковника Федосеева остались в прошлом – причем на этот раз действительно все, и притом окончательно, навсегда.

Убийца неторопливо свинтил и убрал в карман глушитель, а потом, наклонившись, вложил нигде не зарегистрированный «вальтер» в еще теплую, не утратившую гибкости ладонь своей жертвы. Прежде чем выпрямиться, он быстро, со знанием дела, обыскал труп и, подбросив на ладони, сунул в карман брюк добычу, на которую рассчитывал – миниатюрный дисковый накопитель в продолговатом, размером с фалангу пальца, корпусе из серебристой пластмассы.