Или – или - Айн Рэнд

В Колорадо она приехала вместе с Хэнком Реардэном, чтобы купить хоть какое-нибудь оборудование, которое еще можно было найти на закрытых заводах. Поездка походила на поспешный осмотр изношенного корпуса тонущего корабля перед тем, как он исчезнет в пучине. Можно было поручить дело подчиненным, но Дэгни и Реардэн поехали сами, движимые неосознанной силой; они не устояли перед желанием присутствовать при отправлении последнего поезда. Невозможно не отдать последние почести на похоронах, даже сознавая, что тем самым мучаешь себя.

Они скупали оборудование у сомнительных владельцев на распродажах, в законности которых тоже были сомнения. Никто не мог сказать, кто имел право распоряжаться огромным количеством мертвого металла, и поэтому никто не оспаривал законности сделок. Они купили все, что можно было вывезти с опустевшего завода компании «Нильсен моторе». Тед Нильсен бросил все и исчез через неделю после сообщения о ликвидации железнодорожной линии.

Дэгни чувствовала себя стервятником, питающимся падалью, но охота за добычей помогла пережить последние несколько дней. Обнаружив, что до отправления последнего поезда остается три свободных часа, она отправилась прогуляться по округе, чтобы выбраться из безмолвия города. Она шла наугад по петляющим горным тропам среди скал и снега, пытаясь забыться, потому что понимала, что должна прожить этот день и не вспоминать то лето, когда вела пер– вый поезд по этой дороге. Она поняла, что идет по полотну линии Джона Галта. Она знала, что хотела этого и отправилась за город с этой целью.

Дэгни шла по подъездному пути, который уже разобрали. Не было сигнальных фонарей, стрелок, телеграфных проводов – ничего, кроме длинной ленты из досок, шпал со снятыми рельсами. Это были позвонки без спинного мозга. На пересечении железной дороги и шоссе, словно единственный стражник, стоял шест с покосившимися предупредительными надписями: «Внимание, переезд!»

Когда Дэгни пришла на заводской двор, рано наступившая темнота, смешавшись с туманом, стлалась по земле, заполняя долины. Высоко на фасаде заводского корпуса, выложенного глянцевой плиткой, виднелась надпись: «Роджер Марш. Электроприборы». Она подумала: «Человек, который хотел приковать себя к столу в своем кабинете, лишь бы остаться на своем предприятии». Здание стояло недвижимо, подобно умирающему существу, которое только что сомкнуло веки и, может быть, еще раз раскроет их. Дэгни казалось, что за огромными стеклами заводских окон под длинными плоскими крышами вот-вот вспыхнут огни. В поле ее зрения попали разбитое окно – выходка какого-то молодого придурка – и высоченный стебель единственного сорняка, проросшего сквозь ступеньки главного входа. Охваченная ослепляющей ненавистью, возмущенная его дерзостью, Дэгни рванулась вперед, упала на колени и с корнем выдернула сорняк. Она знала, чьим агентом он был. Затем, стоя на коленях на пороге закрытого завода и глядя на погруженные в сумерки безмолвные горы, она подумала: «И чем это ты тут занимаешься?»

Уже совсем стемнело, когда она дошла до конца полосы шпал, приведших ее обратно в город Маршвилл. В течение многих месяцев Маршвилл служил конечным пунктом железной дороги, потому что сообщение с узловой станцией Вайет давно прервалось, а от плана восстановления промыслов, набросанного доктором Феррисом, этой зимой отказались.

Уличные фонари висели над перекрестками, желтые шары образовывали длинную тускнеющую на расстоянии линию, которая тянулась над пустынными улицами

Маршвилла. Все лучшие здания были закрыты – аккуратные дома умеренной стоимости, добротно построенные и ухоженные. На лужайке возле каждого стояла выцветшая табличка: «Продается». Но Дэгни заметила свет в окнах дешевых строений, которые через несколько лет после возникновения превратились в неряшливые обветшалые лачуги. Это были дома тех, кто не уехал и не интересовался, что с ним станется через неделю. Она увидела большой новый телевизор в освещенной комнате дома, крыша которого осела, а стены потрескались. Ее заинтересовало, знали ли эти люди, сколько еще будут работать электрические компании Колорадо. Потом она покачала головой: эти люди и не подозревали о существовании таких компаний.

По обеим сторонам главной улицы Маршвилла виднелись черные витрины разорившихся магазинов. Посмотрев на вывески, Дэгни подумала, что все дорогие магазины исчезли, затем вздрогнула, поняв, что именно только что назвала дорогим и до какой степени все, что было доступно беднейшим, сейчас стало роскошью: «Химчистка», «Электроприборы», «Бензоколонка», «Аптека», «Тысяча мелочей». Открытыми оказались лишь бакалейные магазины и салуны.

Платформа была запружена народом. Ослепительный свет дуговых ламп выделял платформу на фоне гор, обособлял ее и помещал в фокус, словно крохотную сцену, на которой любое движение было заметно со всех невидимых ярусов, уходящих в бескрайнюю темноту ночи. Люди везли в тележках свои пожитки, собирали детей, спорили у окошек касс – на всем лежала печать с трудом сдерживаемой паники; чувствовалось, что больше всего им хотелось броситься наземь и закричать от ужаса. В их страхе ощущалась примесь вины; это был не страх, который испытываешь от понимания происходящего, а страх, вызванный отказом понимать что-либо.

Окна стоящего на платформе последнего поезда образовывали длинную одинокую полоску света. Пар котлов уже не издавал того бодрого звука, с которым вырывается на волю энергия для резкого, стремительного рывка вперед. Он тут же задыхался; это было страшно слышать, но еще страшнее было от того, что этот звук мог пропасть. Далеко в конце поезда, состоявшего из освещенных окон, Дэгни увидела маленькую красную точку – фонарь, установленный на ее личном вагоне. За фонарем зияла черная пустота.

Поезд был переполнен. В смешении голосов выделялись истеричные вопли – просьбы дать место в тамбурах и проходах. Уезжали не все, остающиеся с вялым интересом наблюдали за происходящим. Они пришли, будто знали, что это последнее событие в их городке, а может быть, и в их жизни, при котором им довелось присутствовать.

Дэгни торопливо пробиралась сквозь толпу, стараясь не смотреть на людей. Некоторые знали, кто она, большинство никогда не видели ее. Она наткнулась на старуху в поношенной шали, глубокие морщины на потрескавшейся коже говорили о жизни, полной борьбы, ее лицо беспомощно умоляло. Небритый молодой человек в очках с золотой оправой влез на ящик, стоявший под лучами дуговой лампы, и кричал проходящим мимо людям:

– Что значит – никакой деловой активности?! Посмотрите на этот поезд! Он полон пассажиров! Бизнес жив! Просто это им невыгодно. Поэтому они оставляют вас погибать здесь! Они алчные паразиты!

Женщина в поношенном пальто подскочила к Дэгни, размахивая двумя билетами и крича о неправильно отмеченной дате. Дэгни обнаружила, что расталкивает людей, двигаясь в конец состава.

Истощенный мужчина, широко раскрытые глаза которого говорили о годах злобы и разочарований, рванулся к ней с криком:

– У вас все хорошо, у вас хорошее пальто и личный автомобиль, но вы не даете нам поездов, вы все эгоистичные…

Он замолчал, посмотрев на кого-то, кто стоял за ее спиной. Дэгни почувствовала, что чья-то рука держит ее за локоть, – это был Хэнк Реардэн. Держа за руку, он повел ее к вагону. Увидев выражение его лица, она поняла, почему люди расступались перед ними. В конце платформы стоял бледный полный мужчина, который говорил плачущей женщине:

– В мире всегда было так. И у бедных не будет никаких шансов, пока не уничтожат всех богатых.

Высоко над городом, подобно вечно горевшему в черном космосе светилу, играло на ветру пламя факела Вайета.

Реардэн зашел в вагон, Дэгни осталась на ступеньках в тамбуре, откладывая последний миг перед тем, как отвернуться. Она услышала команду: «По вагонам!» – и посмотрела на людей, стоящих на платформе, – так смотрят на оставшихся на тонущем корабле, которые наблюдают за отходом последней шлюпки.

Кондуктор стоял на нижней ступеньке, держа в одной руке фонарь, в другой часы. Он взглянул на часы, потом на Дэгни. Она молча кивнула на его немой вопрос и, наклонив голову, закрыла глаза. Отворачиваясь, она заметила, как кондуктор прочертил фонарем круг в воздухе, и первый толчок колес по рельсам от «Реардэн стил» прошел для нее легче, так как, открыв дверь в вагон, она увидела Реардэна.

•.

*

Джеймс Таггарт позвонил Лилиан Реардэн из Нью-Йорка и сказал:

– Я звоню просто так, без повода. Вот хотел узнать, как у тебя дела и будешь ли ты в городе, не видел тебя целую вечность. Я подумал, что мы могли бы пообедать вместе, когда ты приедешь в город.

Лилиан знала, что у него имеется повод для разговора. Она сонно ответила:

– Дай-ка я взгляну, какое сегодня число… Второе апреля? Сейчас посмотрю в свой ежедневник. Получается, что завтра мне нужно сделать кое-какие покупки в Нью-Йорке. Я буду рада сэкономить на обеде.